– Я побалакаю з этою... с Диминою матирью...

– Когда? – охнула Женька. – Завтра?

– Не, надо пидготовиться. Розмова предстоить серьезна. Дня через три-четыре. Ты ночувати останешься?

– Да. Я маму предупредила на всякий случай.

– Вот и хорошо. Крыжовник соберешь.

– Не хочу, ба, он колется, – закапризничала девушка.

– А изумруднэ варення з чаем хто любэ? Ото ж! А тепер – банку в рукы и впэрэд, в кущи.

Крыжовник Женька собирать не любила, а ночевать у бабушки ей нравилось, поэтому ей пришлось заняться ягодами. Бабушка в этом отношении была беспощадной. Однажды, лет десять назад, когда Женька уперлась и не стала помогать полоть огурцы, Ольга Никифоровна собрала ее вещи, взяла внучку и отвезла домой к маме. После того случая Женька всегда безропотно помогала ей.

Она только начала собирать крыжовник, когда к Ольге Никифоровне забежали в гости Федя и Галя, которые с нескрываемым удовольствием начали «помогать» собирать янтарные шарики, в основном в собственные рты.

Когда помощники принесли двухлитровую банку ягод, Ольга Никифоровна только головой покачала:

– Так, слидуючою зимою, мабуть, вси остануться без варення.

Ольга Никифоровна не любила без особой нужды вмешиваться в людские дела. Но ради спокойствия любимой внучки она на многое могла пойти. В город Ольга Никифоровна выбиралась редко – особой нужды в этом не было.

Она понимала, что на прием к заместителю главы администрации города по социальным вопросам так просто не попасть, только в приемный день. Поэтому решила – два дня хватит. Утречком поедет и запишется на следующий день на прием. И ночевать останется у сына.

Записаться на прием, как и предполагала Ольга Никифоровна, оказалось очень нелегко. Пожилая женщина-секретарь удивленно посмотрела на старушку и сообщила, что те, кто завтра будут разговаривать с Ингой Константиновной, записывались две недели назад. Но после короткого разговора о том, как быстро и навсегда избавиться от фибромиомы, секретарша предложила посетительнице прийти ближе к концу рабочего дня, чтобы меньше ждать в очереди.

Когда Ольга Никифоровна вернулась в квартиру сына, то первым делом разобрала все то, что привезла на гостинец. А потом – положила в подушки трав разных, чтобы семейству спалось слаще.

Вечером, когда сын с невесткой пришли с работы, а внучка продолжала где-то пропадать со своим ненаглядным, Ольга Никифоровна поинтересовалась, когда семья Березуцких соизволит обзавестись новым телевизором.

– Мама, а деньги откуда? Все такое дорогое...

Ольга Никифоровна рассмеялась:

– Сколько я тебя помню, Надежда, ты всегда была скопидомкой. А ведь деньги на том свете никому не нужны.

– Мама, – замялся Николай Васильевич, – ты могла бы и поменьше вмешиваться...

– Да я в вашу жизнь совсем не вмешиваюсь, между прочим. Только разве вас жизнь ничему не научила? На книжке деньги пропали? Пропали! В девяносто восьмом пропали? Пропали! А вам все мало. Очередного кризиса ждете, да? Удивляюсь еще, что хоть Женьке денег даете, чтобы девочка училась.

– Мама, ну что вы всегда одно и то же, – раздраженно произнесла Надежда Петровна. – Да и какая вам разница, какой у нас телевизор?

– С одной стороны – никакой. Я же его не смотрю. Но с другой... срам! Двое взрослых, неплохо зарабатывающих людей, а живете, словно в эпоху военного коммунизма. Тьфу на вас! Я спать пойду! Матрац лишний у вас есть? Или хоть что-нибудь, чтобы мягче было, чем голый пол.

– Коля, достань своей маме матрац из кладовки, – нарочито спокойным голосом попросила Надежда Петровна, – простыню я сейчас найду. И все ляжем спать пораньше, у Жени свои ключи есть.

Утром Ольга Никифоровна по сельской привычке проснулась рано, но не вставала до тех пор, пока не услыхала, как хлопнула входная дверь, а значит, сын и невестка ушли на работу.

Но ссора ссорой, а кухня – это святое. Ольга Никифоровна с утра принялась варить борщ, а еще она собиралась натушить картошки с гусятиной, которую привезла вчера. Пока бабушка хозяйничала на кухне, внучка успела проснуться.

– Ба, ты из-за меня приехала, да? – обнимая бабушку за плечи, спросила Женька.

– Не тилькы. Давно я у вас в гостях не була, ось и приихала подивитися, що у вас нового.

Женька вздохнула:

– Коврик перед входной дверью и выбивалка новые. И все. Ба, ты не рассердишься, если я уйду ненадолго?

– Може, и надовго, – кивнула бабушка. – Од тебе помочи все ривно ниякой. А мени подумать нада, як з твоей Ингой говорыты.

Войдя в кабинет, Ольга Никифоровна сразу представилась:

– Добрый день, я бабушка Жени.

Инга Константиновна внимательно посмотрела на старушку.

– Прием по личным делам не означает, что ко мне могут приходить ее родственники с не имеющими важности вопросами.

– Послушайте, я вам настоятельно рекомендую оставить девочку в покое и не донимать ее упреками.

– Да кто вы такая, чтобы...

– Я ведь вам представилась – бабушка, а зовут меня Ольга Никифоровна.

– Выйдите из кабинета, – твердо произнесла Инга.

– Послушай, я два раза не предупреждаю, – перешла на «ты» старая женщина, – говорю тебе – не вмешивайся. Судьба сама рассудит, кто и с кем останется.

– Вы мне не указывайте, что делать! – вспылила Инга Константиновна. – Я лучше знаю, кто нужен моему мальчику. И вообще, если вы не покинете мой кабинет добровольно, мне придется вызвать охрану.

Ольга Никифоровна посмотрела на Ингу Константиновну и опустилась на стул.

– Я что, неясно выразилась? Сейчас же освободите кабинет! – Инга выговаривала стандартные фразы, но они у нее получались слишком неубедительными. Что-то мешало ей как следует прикрикнуть на старушку, будто внутренний голос нашептывал женщине: «Придержи язык».

Ольга Никифоровна продолжала сидеть, но больше ничего не говорила. Она молчала. Но Инга чувствовала, что эта нежеланная визитерша молчит не от испуга.

Инга сняла телефонную трубку и поинтересовалась у секретаря, много ли еще посетителей. После чего, не глядя на старушку, произнесла:

– Долго вы еще сидеть собираетесь? У меня три человека еще записаны на прием, а до конца рабочего дня осталось полчаса.

Ольга Никифоровна посмотрела на Ингу Константиновну долгим, внимательным взглядом и мягким голосом, совсем не соответствующим смыслу фразы, повторила:

– Не вмешивайся. А то, если не угомонишься, до конца жизни будешь чувствовать себя так, как после смерти недавно преставившегося родственника. Тебе ведь, кажется, очень плохо было? И в обморок ты упала после похорон?

После этого она поднялась со стула, подошла вплотную к Инге Константиновне и сказала совсем мягко:

– Я надеюсь, мне больше не придется тебя беспокоить.

Инга Константиновна всегда считала себя атеисткой. И религиозная мода, которая появилась несколько лет назад, никак не повлияла на ее мировоззрение. Но сейчас в душе ее встрепенулись все суеверия, в которые верили ее предки. Она вспомнила, как упала в обморок на похоронах, и испугалась. Испугалась этой с виду заурядной сельской старухи в темном платье, туфлях из сельпо и пестрой косынке на голове, старухи, в карие глаза которой она пыталась смотреть и не могла.

Через десять минут после ухода Ольги Никифоровны в кабинет заглянула секретарша, хотела спросить, запускать ли следующего посетителя. Но вместо этого испуганно охнула:

– Инга Константиновна, что с вами? Вам плохо? Врача?

– Не надо. – Инга старалась унять боль в висках и подавить странное чувство, появившееся, когда за старухой закрылась дверь. Больше всего это было похоже на тот животный ужас, который охватил ее на кладбище во время похорон Семена Ивановича. И в голове билась неведомо откуда взявшаяся мысль: «Мертвые души смерти не боятся».

Секретарша суетилась вокруг бледной начальницы, потом сказала, что, раз Инга Константиновна не хочет вызвать врача, то хотя бы кофе надо выпить. И шоколадку съесть. Это от низкого давления хорошо помогает.