На каждом этаже была кухня с электроплитой. Девушки готовили в определенное время, чтобы не мешать друг другу. В комнатах готовить запрещалось – за это нещадно карали. Нельзя было даже чайник включать, хотя все делали это тайком. На первом этаже общежития были душ и прачечная. В прачечной стояли две «Вятки», что Женю не очень обрадовало: незадолго до ее отъезда у родителей вышла из строя такая же машина, правда, проработала она, как часы, лет десять. Так потом и оказалось – постирать на этих «Вятках» было не таким легким делом, к ним вечно была длиннющая очередь, а иногда стиральные машины ломались, и девушки долгими неделями ждали мастера. А ломались они почему-то всегда одновременно.
Жене и Гале более-менее повезло с соседями. В дальнем крыле по выходным частенько устраивались пьяные оргии, а у них было поспокойней. Но все равно закрывались на ночь – боялись парней, которые иногда забредали днем, разыскивая знакомых девчонок. Парни умудрялись проникать в общежитие даже ночью. Если вахтеры обнаруживали в здании таких нарушителей спокойствия, немедленно поднималась тревога. Парней искали по всем этажам, барабаня в каждую комнату, и в такую ночь можно было забыть про сон.
Но в целом жить было весело.
Первые две недели студенты не учились – была пора сбора урожая. На яблоки в плодосовхоз под Туапсе отправилось больше половины курса, потому что пообещали большие деньги. Спали в каком-то хлеву, мальчики на одной половине, девочки – на другой, а посередине – символическая перегородка, наскоро сколоченная из кусков фанеры. Все страдали бессонницей. Шутка ли, мальчишки то и дело заглядывали через фанеру, строили рожи, травили пошлые анекдоты, а иногда даже утаскивали на свою половину зазевавшуюся девицу, и тогда поднимался визг на всю округу. А некоторые из девчонок – Женя их запомнила: Валя, Марина и две Оли – ночью, когда все более-менее утихомиривались, сами пробирались на половину мальчиков и шуршали там до утра. Потом ходили сонные весь день, но едва наступала ночь – все повторялось. Но под конец уборочной угомонились даже самые любвеобильные – всю ночь наработавшиеся студенты спали как убитые.
В общагу вернулись уже как старые знакомые, будто все школьные годы вместе пробегали. Первым занятием была высшая математика. Жене это хорошо запомнилось, потому что математик был очень примечательный. Он носил очки в толстой, как говорят, роговой оправе и черный потрепанный портфель. Лысый такой господин с галстуком на толстеньком животике. Войдя в аудиторию, он сухо представился: «Павел Эдуардович Величко, прошу любить и жаловать» – и, поддев дужку очков пальцем, внимательно оглядел первые ряды, где сидели одни девушки. Улыбнулся скромно, кашлянул, открыл портфель и выложил на кафедру огромную тетрадь в красной обложке.
– В эту красную книгу я буду записывать нерадивых студенток.
Все притихли. «Вот забавно, – усмехнулась про себя Женя, – еще не прошли школьные привычки, воспоминания о сердитых учителях...» Но вдруг раздался голос с галерки:
– А студентов?
Это спросил Вовик – самый храбрый из парней.
– Студенты, молодой человек, а это я знаю по своему богатому опыту, обычно бывают ретивыми в математических науках, – замысловато ответил Павел Эдуардович. – К тому же если учесть, что мужского полу на вашем курсе... кхм... всего четыре человечка, то можно было и не делать этой реплики. Итак-с. Давайте познакомимся.
Всю первую половину занятия он по списку называл студенток. Они вставали, кто кокетливо, а кто простодушно глядя на него, а он, изучив барышню, вежливо говорил одним словом: «Пасибоможтесесть». Парней Павел Эдуардович проигнорировал, сказав, что познакомится с ними по ходу дела. Оставшийся час господин Величко читал нотации про то, как важно посещать его лекции и как важна математика в жизни не только биолога, но любого смертного.
Но уже несколько дней спустя Женя поняла, что вуз – это не средняя школа. Правила здесь были совсем другими, более свободными. Можно было спокойно прогулять лекцию, а потом переписать конспект у подруги. Конечно, злоупотреблять этим не следовало, потому что староста группы отмечала в журнале всех отсутствующих. Она говорила, что есть определенное число прогулов, после которого студента могли отчислить. Да еще и некоторые преподаватели с удовольствием «заваливали» прогульщиков на зачетах и экзаменах.
Больше всего Жене не нравились занятия по физкультуре. Не потому, что она была неспортивной и не мечтала о здоровом духе в здоровом теле, отнюдь. Просто эти занятия нельзя было пропускать. Если лекции после прогула можно было переписать, то все пропущенные часы физкультуры приходилось отрабатывать в свободное от учебы время. К концу семестра не должно было быть ни одной незакрытой пары. В противном случае преподаватель не ставил зачет, а без зачета не допускали до сессии. Но даже не это было основной причиной ее неладов с физкультурой. На лекциях Женька сидела незаметной мышкой, но в спортзале или в парке, в облегающем трико и кедах чувствовала себя восьмиклассницей. Такая же проблема была в школе, где Палыч, учитель физкультуры, все время заострял внимание на ее росте. В университете, слава богу, преподаватель попался более тактичный, но зато донимали девчонки, особенно одна из них, Кристина, – крупная мужеподобная деваха, которая считала, что мир создан для покорения высокими представителями человечества, а пигалицам в нем просто нечего делать.
Но в середине семестра случилось одно приятное событие, которое здорово облегчило Женькину жизнь. Студенты сидели в аудитории, ждали преподавателя, и вдруг зашел высокий стройный мужчина в олимпийке и предложил всем желающим записаться в секцию пулевой стрельбы. Как позднее выяснилось, мужчина этот – бывший чемпион края, многоборец, по инвалидности «списанный» из большого спорта на преподавательскую деятельность. Секцию он вел на общественных началах на базе стрелкового тира Дворца спорта «Олимп».
Студенты посмеялись над чемпионом и забыли. А после занятий Галя предложила Женьке:
– Давай съездим в тир? Мне одной скучно.
– Да ты спятила! – Женя вытаращила глаза. – Тебе это надо? Замучают ведь! Хочешь выступать на соревнованиях за честь университета?
– Хочу, – кивнула Галя. – Ты же знаешь, я хорошо стреляю. В школе дипломы давали.
Женя пожала плечами, но пошла с подругой. Вообще-то она заподозрила, что Галке, скорее всего, приглянулась олимпийка, и решила это проверить.
Мужчину в олимпийке звали Владимиром – отчество он не назвал, что девушкам сразу понравилось. Хотя был он не так уж и молод, лет тридцати с небольшим. Женя глянула на Галку и разочаровалась – у той даже щеки не порозовели. Неужели подруга была так увлечена стрельбой?
Кроме двух девчонок, больше никто из университета не пришел, поэтому Владимир ухаживал за ними, как за принцессами. Девушкам это импонировало. Был он, словно граф голубых кровей, обходителен и вежлив, чем совсем не походил на большинство преподавателей и уж тем более – на чемпиона-многоборца. Показывая, как правильно держать винтовку, Владимир ласково придерживал локоток своей подопечной и, склонившись к самому уху, приятно ворковал. Женя продолжала приглядываться к Гале, но ее лицо было сосредоточенным, почти каменным...
Потом Женя допытывалась, что подруга чувствовала в тот момент. Она призналась, что Владимир ей понравился, но больше всего ей хотелось поразить его своей меткостью, поэтому она и была такой собравшейся и погруженной в мысли. И не зря! Результат оценочной стрельбы превзошел даже ее собственные ожидания: восемьдесят два очка из ста возможных! Восхищению Владимира не было предела. Он так раззадорился, что забыл про Женю, которая под шумок вместо десяти выстрелов сделала одиннадцать, но все равно выбила только двадцать три очка.
– Вам надо обязательно в мою секцию, – сказал он Галине. – Такие результаты даются после продолжительных тренировок, а вы показали мастерство просто... просто... просто шутя!
Галка согласилась, и Владимир занес ее в свой список. А Женю записал просто за компанию, чтобы не обидеть, хотя и сказал, что она тоже может стать метким стрелком, только нужны тренировки, тренировки и еще раз тренировки.