— Философский вопрос… Слишком много людей пытались на него ответить, но так и не пришли к четкому выводу… Может быть, я — поверхностный человек, но… Мне просто тяжело думать о таких вещах, тем более, когда я знаю: мои мысли, переживания, нелепые выводы, — они все равно ничего не изменят. Если это происходит — значит, это закономерно…
— Ты фаталистка?
— В какой-то степени…
— Я, пожалуй, тоже в какой-то степени… Хотя мне так стыдно в этом признаваться даже самому себе… Так хочется чувствовать себя не зомби, находящимся под чьим-то контролем, а человеком, который сам принимает решения… Больше ответственности, но и больше уважения к самому себе… Ладно, — махнул рукой Роберт, — что-то я болтаю о всякой ерунде. Сам себе удивляюсь… А ты, наверное, дико хочешь спать?
— Не-а, — Лаура развела руками. — Не знаю, почему, но спать ни капельки не хочется…
— А хочешь, я принесу тебе кофе? У нас еще есть время до поезда.
— Пожалуй, не откажусь… Капучино. И, если можно, купи мне плитку белого шоколада.
— Ты любишь белый шоколад?
— Обожаю с детства. Тогда он был редкостью. Папа один раз привез его из… Господи, — Лаура улыбнулась собственной забывчивости, это было так давно, что я не помню, откуда… Неважно. Он привез издалека одну плитку на всю семью. Как мы тогда радовались с сестренкой! Мусолили шоколадку неделю, в день съедая по маленькому кусочку… А сейчас он продается в каждом магазинчике… Когда я его вижу, всегда вспоминаю про ту шоколадку. И все равно покупаю, хоть и смешно…
— И правда, забавно… — Роберт поставил чемоданы на асфальт и помахал Лауре рукой. — Я быстро…
Лаура смотрела вслед его удаляющейся фигуре и не могла сдержать улыбку. Он такой милый… Мужчина в офисном костюме, бегущий за кофе и шоколадкой. Для нее… И все это в то время, когда у него на душе кошки скребут… С каждой минутой этот мужчина нравился ей все больше и больше. И как только она умудрялась раньше не замечать того, что он такой мужественный, сильный, добрый и умный… Хотя, почему же? Она замечала. Но почему-то именно мужчину разглядела в нем только вчера…
Внезапно Лаура подумала о том, что вместо нее здесь, на этой платформе, должна стоять Рейчел Парстон. Ведь Роберт — ее мужчина. И в этот сложный момент его жизни именно она должна быть для него поддержкой, утешением… Странно, что вместо Рейчел в Ньюсакс едет она, Лаура… Может быть, все дело в контракте с Тристаном Гортингсом, а может быть, приезжать в родной городок проще с человеком, который так же провел там детство? Лаура терялась в догадках, когда перед ней появился Роберт с чашкой дымящегося кофе и открытой плиткой шоколада в руках.
— Держи.
Лаура отломила кусочек шоколада.
— А ты не хочешь?
— Честно говоря, я обожаю сладкое…
— Заметила. Ты все время заказываешь пирожные.
— Угу. Только сейчас есть совсем не хочется…
— Я понимаю. Но я, с твоего позволения…
— Конечно, не будешь же ты морить себя голодом только потому, что у меня нет аппетита?
Лаура сделала глоток капучино. Напиток разлился внутри приятным теплом. Стоя на перроне, Лаура успела озябнуть, и сейчас кофе был для нее спасением. Шоколад — ее любимый белый с изюмом — оказался мягким и очень вкусным. Лаура съела половину шоколадки, а оставшуюся убрала в сумочку.
Подняв глаза, она поймала взгляд Роберта. Он смотрел на нее не то с любопытством, не то с умилением. Что именно было в этом взгляде, Лаура и сама не могла разобрать. Повисло неловкое молчание. Лаура хотела сказать Роберту что-нибудь, но у нее ничего не получалось. Как будто сегодня они поменялись ролями: он говорил, а она слушала. Хотя обычно было все наоборот.
Роберт посмотрел на часы.
— Сейчас придет поезд. Даже не верится, что через несколько часов мы уже будем в Ньюсаксе. А тебе? Ты давно не приезжала туда?
— Ну… — задумалась Лаура. — Пожалуй, давно. Уже полгода. Не могла себя заставить. Мне пришлось бы объясняться с родителями. Посыпались бы вопросы о моем разводе, о моей жизни… А что хорошего я могла бы рассказать? Что собираюсь устроиться танцовщицей в кабачок? Хорошая перспектива… Мама бы с ума сошла. Не хочется ее разочаровывать…
— А ты и не будешь. Скажешь правду. Ты работаешь у меня, снимаешь квартиру. И, в общем-то, все хорошо… Ведь все действительно не так уж плохо?
В его голосе был не столько вопрос, сколько надежда. Ему хотелось, чтобы у нее все было хорошо, и Лаура это почувствовала.
— Конечно, — искренне ответила она. — Все хорошо. Надеюсь, что она не узнает о моем "опыте" танцовщицы…
— Откуда? Я буду нем, как рыба. Тем более, ты права, в Ньюсаксе такие вещи несколько…
— Шокируют? — закончила Лаура.
— Наверное, да. В твоей жизни это было всего раз. И людям незачем знать об этом… А вот и поезд…
Роберт подхватил чемоданы и подошел к краю платформы. Он был рад, что им удалось закончить разговор на столь неприятную для него и для Лауры тему.
Через несколько минут они сидели в теплом купе. Лаура раздвинула веселые занавески в голубой цветочек и впустила в купе сентябрьское солнце. Она выглянула в окно. Да, Бобби Джу абсолютно прав: очень странно сознавать, что пройдет еще совсем немного времени, и они вынырнут из большого, шумного города и окажутся в маленьком, тихом Ньюсаксе. Городе, где прошло их детство. Городе, где они узнали друг друга очень близко…
— Может быть, тебе заказать еще кофе? — Роберт расставил чемоданы и подсел к Лауре. — Он взбодрит тебя.
— Наверное…
Когда Роберт принес кофе и Лаура сделала несколько глотков, она поняла, что очень хочет спать. Но все еще продолжала крепиться, смотреть в окно и распахивать совиные глаза навстречу яркому солнцу.
Роберт молчал и, пользуясь тем, что Лаура рассматривала мелькающие в окне силуэты домов и деревьев, любовался ее лицом. Оно было прекрасно. Даже если бы он нашел в нем хотя бы один-единственный недостаток, он счел бы его достоинством. Он никогда не видел женщины красивее ее. Никогда не видел женщины умнее и добрее.
Роберт Джубер не считал себя ни романтиком, ни идеалистом. Но когда он встречался с Лаурой, когда видел ее лицо во сне, когда оно вставало перед его внутренним взглядом, он понимал, что, наверное, является таковым в глубине души. Как еще можно было объяснить то, что эта женщина стала для него всем: и любовью, и другом, и утешением? Как еще можно оправдать его мысли, крутящиеся вокруг нее, словно планеты вокруг солнца? И он не просто любовался ею, как красивой картинкой, как изящной фарфоровой статуэткой. Роберт жил ею. Он дышал ее красотой и, теперь уже не столько внешней, сколько внутренней. Лаура Луни светилась изнутри. И не будь она так чиста, едва ли она была бы так прекрасна…
Вдруг ее глаза закрылись, голова свесилась на грудь. Заснула… И не удивительно: ведь из-за него она не спала всю ночь. Роберт удивлялся ее чувствительности, тонкости ее душевной организации. Она принимала чужие страдания так же близко к сердцу, как и свои. Ей было больно, когда было больно ему.
Роберт вспомнил, как Лаура заставила его преодолеть страх и посетить доктора Кроуда. Она и тогда поддержала его… При всей ее кажущейся веселости и легкости, Лаура Луни была очень тонким, глубоким и сложным человеком. Возможно, если она подпустит его ближе к себе, он узнает о ней чуть больше. Чуть больше о ее тайных страхах… Чуть больше о ее неудавшемся браке…
Роберт встал с сиденья и потянулся за одеялами и бельем. Сейчас он разберет ей постель, чтобы она смогла лечь и поспать эти несколько часов в комфортной обстановке. Он разложил спальное место, постелил белье и, не решившись будить Лауру, поднял ее легкое тело на руки и перенес на постель. Слава богу, она не проснулась. Ее чистое, нежное дыхание ласково овеяло его щеку. Тонкий аромат ее тела пронзил Роберта сильнее самой острой стрелы. Внутри него неожиданно забурлило, заиграло желание, которое он совсем не ожидал почувствовать в этот день горечи и скорби. Да что это с ним, в конце концов? Неужели он не может взять себя в руки? Что если Лаура проснется, увидит себя в его объятиях? Едва ли ей понравится его сумасшедший, полный желания взгляд… Роберт опустил девушку на постель. Осторожно снял с нее сапоги, но не решился раздеть. Пусть ее тело остается недосягаемым для его желания. Пусть она знает, что он не прикасался к ней. Роберт укрыл ее одеялом, погладил разметавшиеся во сне пепельные кудри и нежно поцеловал ее в щеку. Спокойного сна тебе, любимая…
