Что касается молодых людей, то он их знает прекрасно. Вот уже двадцать три дня следит за ними, ни разу не выдав себя. И ни разу не прервав слежку: эти идиоты беспрестанно перемещаются, нигде не задерживаясь больше двух дней. Он спрашивает себя: не делают ли они это нарочно, из одного лишь желания поводить его за нос?

Он напал на след в начале месяца. Первым делом узнал, что они едут в Геную: один из швейцаров "Отель де Пари" в Монте-Карло понимал немецкую речь. Там, в Генуе, он чуть было не попался им в руки, когда они выходили от музыканта, похоже очень известного, некоего Джузеппе Верди. С этого времени он не отпускает их ни на шаг, вынужденный следовать за ними по пятам через всю Италию. Они таскали его за собой в Неаполь, на остров Капри и в другие залитые солнцем места {стоит адская жара, а Мендель предпочел бы сибирские морозы). Они останавливались во многих трактирах (счет им он уже потерял). Больших денег у них явно не было, но счета оплачивали исправно. А затем, с той же беспечностью праздных людей, въехали в Рим, где уже торчат целых три дня.

И тем не менее они уже предупредили хозяина "Трасте-вере", что проживут здесь не больше недели.

Один из молодых людей, без сомнения, Тадеуш Ненский. Он совсем не выглядит на свои двадцать семь лет. С виду он моложе своего спутника, которому, по сведениям, полученным Менделем, исполнилось ровно двадцать четыре.

Об этом спутнике Менделю известно всего ничего: он — немец, знает французский и в харчевнях постоянно указывает свой парижский адрес. Его имя ничего никому не скажет. Некий Райнер Мария Рильке. Ну и что?

Мендель, кончай выдумывать всякую всячину, признай: ты зря надеялся, что они спят вместе, эти двое. А так хотелось напугать Пигалицу, тебя бы так это устроило: Тадеуш стал педиком! Тебе стыдно? Увы, нет сомнения в том, что они оба предпочитают девиц, особенно Поляк. И он, что хуже всего, умеет галантно ухаживать за ними: в Сорренто в одно мгновение, едва обменявшись взглядами, подцепил на крючок эту прекрасную молодую женщину, живущую на не менее прекрасной вилле. Если бы не Рильке, который начал пухнуть от скуки, он давно был бы у нее в постели. То же и во Флоренции: Поляк напрасно уплатил за комнату в гостинице, в которой даже не жил: его увели две брюнетки. Мендель, признай же, что в его арсенале не меньше средств воздействия на женщин, чем у тебя самого. "Потому что он чертовски хорош, этот сукин сын!"

И именно признание этого факта (а оно пришло сразу же, как только он вычислил Тадеуша в Генуе: до этого никогда его не видел) больше всего выводило Менделя из себя. Он-то надеялся… Надеялся, что Ханна перебарщивает, восхваляя своего студента, идеализирует его, видит влюбленными глазами и что любовь, которая, как она думает, живет в ней, может быть поставлена под сомнение! Ханна просто-напросто привязалась к нему с тех самых семи своих лет, да так и не смогла избавиться от его колдовских чар и держится за этот мираж с упорством, которое вкладывает во все свои дела. Итак, "можно одновременно быть самой умной в мире женщиной, оставаясь глупой как пробка…"

Но нет. Он чертовски красив, этот сукин сын. Вот уже двадцать три дня, как у Менделя в мозгу звучит эта фраза, как он с яростью повторяет про себя эти слова. Тадеуш не только красив, но еще и элегантен. А если говорить откровенно, то в нем чувствуется порода. За три недели наблюдений Мендель смог охватить взором все его преимущества. Ему даже удалось разглядеть Поляка голым, когда тот купался в компании своего немецкого друга и двух достаточно симпатичных и не менее голых девиц на Капри у стен замка де Барберус. "У тебя был глупый вид: растянувшись на земле между двух скал, пялиться на эту компанию через подзорную трубу!"

Нет никаких сомнений, Поляк действительно прекрасно сложен.

Первые надежды рухнули, но Мендель цеплялся за другие. Если ты красив, как этот тип, и в высшей степени доволен собой, то ты — неисправимый кретин…

Но в этом вопросе у Менделя стали возникать сомнения. История с брошюрой, позволившей отыскать Тадеуша, была сама по себе поучительна. Прежде чем приступить к поискам, Мендель сначала встретился в Праге с Марьяном Каденом. Малыш заметно вырос, развился во всех отношениях, но дружба, сродни дружбе отца с сыном, возникшая между ними в ходе их большой варшавской прогулки в день смерти старого Клопа, Пельта Волка и других, эта дружба тут же пробудилась вновь. Он и Марьян сблизились или, скорее, как ни в чем не бывало, возобновили дружбу, прежние отношения. Возможно, по причине их обоюдной привязанности к Ханне. Но также из-за того, что они отдавали себе отчет в большой схожести между ними, как если бы они и впрямь были отцом и сыном и лишь ошибка природы не связала их кровными узами. Марьян подвел итог своих собственных поисков. Мендель принял у него эстафету. Он отправился в Варшаву, нащупал там один след, но слишком старый, чтобы сослужить хоть какую-то службу. Ничего в местечке, где родилась Ханна, и уж тем более ничего в соседней католической деревне. Идея Марьяна о поисках в книжной среде навела его на другую мысль. Ханна говорила, что Тадеуш намеревался стать писателем, — согласен, она сказала это, когда ей было семь лет, но если бы у тебя была голова, как у нее…

Итак, он перебрал одного за другим всех издателей. Возникла дополнительная трудность: Тадеуша могли издать на польском, русском, немецком или французском, поди узнай, на каком языке он пишет! Да и потом, он смог сменить фамилию либо из-за того, что боялся ненависти Доббы Клоц, напустившей на него царскую охранку, либо по иной причине: каждому известно, что писатели — люди не без странностей.

Три месяца спустя в Мюнхене Мендель нашел-таки нужного ему издателя. Да, он опубликовал брошюру молодого человека, похожего на того, о ком идет речь, — блондина, да, редкой красоты. Он назвался Теренсом Ньюменом. Оставил ли автор реквизиты банка, куда можно будет перечислить гонорар за книгу? Горькая ухмылка: изданные на немецком стихи Теренса Ньюмена продаются хуже, чем опусы других мечтателей, чьи произведения он имел глупость издать.

— Я отпечатал 300 экземпляров, а к сегодняшнему дню продал всего 9.

— Я возьму десять, — утешил его Мендель, — таким образом, одним ударом вы, удвоите объем ваших продаж. Он говорил вам что-нибудь о себе, этот Теренс Ньюмен, который подписывается Томас Немо?

— Немногое. Теренс-Томас-Тадеуш Ньюмен-Немо-Ненский дал понять, что живет в Америке и иногда наезжает в Европу…

— Где в Америке?

— В Нью-Йорке, если не ошибаюсь.

— Да, Теренс Ньюмен был одет очень элегантно и имел вид человека независимого в финансовом плане; в Мюнхене он останавливался в одном из лучших отелей…

— Когда он был у вас?

— В августе 96-го.

— Он выглядел как женатый человек?

— Поди разберись.

— А чего стоят его стихи?

Издатель принялся рассматривать Менделя с видом оскорбленного достоинства: он издает только то, что ему нравится, чему, впрочем, обязан и тем, что он на грани банкротства. А за стихи Ньюмена он горд.

— У этого мальчугана есть свой стиль и индивидуальность. Клянусь, что у него как у писателя большое будущее…

"Пигалица, как всегда, оказалась права, — подумал почти что убитый Мендель. — Ну и черт с ним!"

Банк Ниццы принял от Теренса Ньюмена всего 10 франков в качестве первичного взноса для открытия счета. И все же оттуда Менделя отправили в "Отель де Пари" в Монте-Карло: "Господин Ньюмен о нем говорил".

Мендель едет в Монте-Карло: Ньюмен Теренс никогда там не останавливался. Равно как и Немо, и тем более Ненский.

Шел апрель, его середина. Мендель начинает объезд всех отелей Монте-Карло, затем всего Лазурного Берега, отели которого в большинстве своем закрыты. Он стучится в двери всех особняков, проданных или сданных в аренду американцам. Тоже напрасно: в этот период года они безлюдны. За некоторое время до этого, в Каннах, его пути пересеклись с молодой женщиной поразительной красоты, разодетой в меха и восседающей в безлошадном экипаже, управляемом шофером в ливрее. Это вскользь увиденное лицо кого-то ему напоминает. Ему понадобится три дня, чтобы вспомнить имя: Ребекка Аньелович, Ребекка, которая вместе с Ханной работала у Доббы Клоц. Наконец он добрался до роскошного особняка, раскинувшегося на мысе Ферра. Госпожа Зингер, живущая на Парк-авеню в Нью-Йорке, только что на яхте своего мужа отправилась в круиз, в Грецию. С друзьями. Здесь она была проездом. Среди ее друзей нет никакого красавца блондина…