Но вскоре кое-что проясняется. В апреле Полли по телеграфу сообщает, что, предложив ему крупные авансы, группа финансистов вошла с ним в контакт. Что ему делать? Поводить их за нос или сразу послать ко всем чертям?

Ханна хочет их видеть. Свидание в "Ритце", через три недели (в то время она курсировала между Будапештом и Прагой). Вообще-то первой ее мыслью было отказать им прямо с порога. Но механизмы в ее голове в конце концов посоветовали рассмотреть предложения. А если она и выбрала местом встречи "Ритц", то лишь потому, что во Франции не располагала служебными помещениями.

Напротив нее и Полли — трое мужчин, специально прибывших из Англии, или, если точнее, из небольшой дворянской усадьбы в Суррее. Начинают они с того, что объясняют Ханне, что предпочли бы вести переговоры непосредственно с ее "работодателем". Пена готова выступить у нее на губах, но она сдерживает себя и отвечает, что ведет дела сама и что выше ее в данном случае нет никого. Это первый, но отнюдь не последний раз, когда ей приходится говорить подобные вещи. Что ее особенно удручает, так это то, что промышленники (двое из них — англичане, третий — голландец) принимаются беседовать с одним лишь Полли. Как будто ее и нет в комнате или, скажем, она уехала обратно в Австралию. "Еще немного, и они попросят меня принести тряпку и протереть пыль или подать им чаю!" В конце концов чувство юмора берет верх, юмора, базирующегося на интуитивном понимании, что, оставшись вне разговора, она сможет больше узнать. И она узнает. В частности, они заставляют ее задуматься о масштабе деятельности ее предприятий. В общем итоге, до сих пор она занималась отсеиванием плевел и расширением сети своих институтов и магазинчиков, считая каждое новое заведение отдельным звеном. Они представляют собой лишь островки, которые если и образуют архипелаг, то лишь потому, что обладают одинаковыми интерьерами и руководимы одной и той же хозяйкой. По настоянию Полли она, разумеется, подала заявку на перерегистрацию товарного знака, рецептуры и эмблемы (все то же двойное "Н", нарисованное так же, как и на рабочем столе Лотара Хатвилла). Но, кроме Марьяна, Полли и ее самой, никто точно не знает, сколько заведений ей принадлежит. Из недоверия к банкирам она рассеяла свои банковские счета: теперь они у нее открыты не только в Лондоне и Кёльне, но также и в Париже и Цюрихе, Вене и Берлине, Брюсселе и Риме; она никогда не пользуется двумя филиалами одного и того же банка, требует, если это возможно, номерные счета. Даже Полли и Марьян не смогли бы назвать сумму ее состояния. ("Ханна, упаси вас Господь, но если с вами что-нибудь случится, то эти деньги будут наполовину утрачены". — "Полли, я никогда не умру, и вы должны были бы уже это знать".) Вдобавок ко всему она пользуется весьма оригинальной системой подсчетов, в основе которой… барашки.

"Полли, дорогой, это в память об Австралии".

Барашки голубого цвета — для институтов, фиолетового — для магазинчиков, зеленого — для фабрики в Эвре и так далее. Барашки у нее — под номерами, и она дорисовывает их понемножку, когда годовой доход данного предприятия достигает тысячи фунтов (у барашка "улица Риволи" уже семь ножек, а его собрат с площади Сен-Джеймс бьет все рекорды — одиннадцать ножек).

Это самая абсурдная система, какая только может существовать, — саркастически усмехается Полли. — А что вы будете делать, когда вам нужно будет пририсовать барашку семьдесят пять ножек? Между нами говоря, они походят на барашков не более, чем я на китайского императора. Ко всему, вы ужасно плохо рисуете!

Ваша критика в области графики меня ничуть не задевает, — парирует Ханна. — А барашков, если понадобится, я превращу в дикобразов. Которых, в память о вас, нареку Полли: раз Полли, два Полли, три Полли… Пририсовывая им иголки по мере надобности.

Эти промышленники, подчеркнуто игнорирующие ее присутствие в "Ритце", предлагают сотрудничество. Они готовы вложить в предприятие огромные суммы. У них разработаны крупные проекты, они думают о более широкой сети, охватывающей всю Европу (вероятно, они не в курсе того, что она уже укоренилась повсюду — ну что ж, тем лучше, пусть для них это будет сюрпризом), да, сети, охватывающей всю Европу и выпускающей производимую "работодателем" Ханны продукцию. Продукцию, к которой можно было бы добавить галантерею. ("Глупцы, я об этом еще и не думала!"— ухмыляется в душе Ханна…)

Благодаря своему живому уму Полли быстро уловил правила, по которым она вела игру. Он задает вопросы, делает все, чтобы заставить этих троих мужчин говорить, узнать максимум возможного об их проектах. Затем заявляет, что их интересное предложение будет передано "кому следует" и что ответ они получат в самое ближайшее время. Промышленники с чувством удовлетворения и собственного достоинства покидают "Ритц".

— Ханна?

— Я никогда не буду ни с кем объединяться.

— Рано или поздно вы встретите их на своем пути.

— Тем хуже дли них. Никакого сотрудничества! Полли встает и начинает прохаживаться.

— Сидите, прошу вас, Полли. Я хочу создать новые общества.

— Как в Австралии?

— Подобные им. Одно для институтов, другое для магазинов и так далее.

— Герметичные каюты, как делается сейчас на флоте, я читал об этом в "Тайме". Я понял.

— Не сомневаюсь. Если угодно, анонимные общества.

— Непременно.

— Но которые буду контролировать я одна.

— Согласен.

— И которым я продам свою эмблему.

Он кивает.

— Вы сможете подготовить проект во всех подробностях к июню? К 15 июня?

— Даже раньше.

— Полли, я достаточно вам плачу?

— По-моему да. В один из дней я намерен выкупить у королевы Виктории Бэкингемский дворец. Затем, может быть, Лондонскую башню, чтобы разместить там свою коллекцию табакерок. Ханна, когда я должен ответить "нет" этим троим господам?

— Постарайтесь продержать их здесь как можно дольше.

— Оставляя надежду на положительный ответ?

— Именно.

— Может быть, мне навести о них справки?

— Я уже сделала это. Двое шотландцев значат мало. У них есть деньги, но не идеи, они лишь банкиры.

— А третий?

— Петер ван Эйкем, 46 лет, уроженец Батавии, женат, трое детей, дочери восемнадцать. Она похожа на кислую капусту, выкрашенную в розовое. У него есть любовница, танцовщица в Театре де ля Монне в Брюсселе. Имя и фамилия танцовщицы — Матильда Бейленз, ей девятнадцать лет и семь месяцев, она на пятом месяце беременности благодаря вышеуказанному ван Эйкему, во всяком случае, она так утверждает. Семья ван Эйкемов располагает значительным состоянием, рассредоточенным в Индонезии и Южной Африке. Специализация: золотые прииски и зерно. Наш человек считает его гением в делах.

— Он таковым является?

— Больше, чем я хотела бы, и меньше, чем он сам думает.

— Он может причинить вам неприятности?

— Если создаст кремы, стоящие моих, то — да.

"Он на это не способен", — думает она не без гордости. И не без причины: в то время она с полным основанием считает, что в косметологии ушла на десять лет вперед остального мира.

Досье на обоих шотландцев, а также на ван Эйкема были, разумеется, составлены Марьяном Каденом. К 1898 году Марьян практически завершил созидание своей личности. За внешней медлительностью, говорящей якобы о посредственности, ограниченной способности к душевным порывам, скрывается ясный, сильный ум. Он не выдвигает ничего без предварительной проверки; он лишен какой бы то ни было предвзятости; кроме того, память у него — потрясающая. Он испросил у Ханны разрешения нанять на постоянную работу трех из своих братьев, которых использовал ранее в качестве эмиссаров и агентов. Она ответила положительно: ей не нужно, чтобы он разменивался на второстепенные дела.

Впоследствии он удалит от себя одного из старших братьев, — по его мнению, недостаточно способного. Что же касается двух остальных, то одного из них он назначил контролировать поставки выше и ниже по течению от фабрики в Эври; другого же послал в Лондон за собственный счет, найдя ему должность клерка в Сити, с условием выучить английский и банковское дело. То есть повторить путь, пройденный им самим. Ханна предложила ему помощь в этом мероприятии. Марьян твердо отказался. Он показал ей свои личные счета ("Ханна, я никогда и ничего от тебя не скрываю, никогда, и я вплотную займусь своими личными делами только в том случае, если у меня будет свободная минута на твоей работе…"), счета, которые говорят, что он тоже не без успеха делает себе состояние.