Словно замаскировавшись дымом своей сигары, как русский артиллерист, который под Балаклавой видит высадку английского десанта, Клейтон Пайк молча слушает. Ханна выкладывает ему всю правду. Всю, включая и дело со шкатулками. Он улыбается, но она-то видит, что теперь он уже серьезно задумался: надо же, какой она оказалась хитрой. Она не хочет спешить, откладывает на время ту ловушку, которую готовит ему, и на целый час превращается в его внучку — себялюбивую, взволнованную, вовсе не хитрую, как он подумал, а даже слегка наивную.
Она тщательно следит за произведенным на него впечатлением, особенно в тот день их путешествия, когда пароход уже входит в устье реки у Брисбена.
Наконец она чувствует, что он перестал осторожничать, и решается.
— Пайк, — говорит она (не называет его "месье", во-первых, потому что он зовет ее Ханной, во-вторых, такое официальное обращение нарушит равновесие. Она сама испугалась своей смелости — встать на одну ступеньку с человеком, который легко мог бы быть тебе дедушкой). — Так вот, Пайк, у вас состояние примерно в пятьсот тысяч фунтов, но вам уже… (Она делает вид, что прикидывает, сколько же лет ее собеседнику, хотя от стюарда знает: ему шестьдесят три года.) Вам уже за пятьдесят. Ну а мне восемнадцать. Я предлагаю вам пари: у меня сейчас две тысячи шестьсот фунтов, и я могу спорить, что через год у меня будет по меньшей мере двадцать пять тысяч.
— Через год, день в день?
— День в день и час в час. Без всяких займов и наследств. Да, и я не стану, вооружившись револьвером, грабить людей на улицах. У меня будет двадцать пять тысяч фунтов, которые я сама заработаю.
— Ну а кто докажет это?
— Я представлю вам любые доказательства. Вы даже получите право проверять мои счета.
— А кто будет судьей? Какой-нибудь банк?
— Выбирайте его сами.
— Объединенный банк Австралии в Мельбурне.
— Согласна!
— Вы знаете этот банк?
— Да нет, я о нем даже и не слыхала.
— Это очень крупный банк… Ну, и если у вас будут эти двадцать пять тысяч фунтов?
— Тогда вы выплатите мне еще столько же. Я же со своей стороны…
— Ну а если у вас уже есть эти деньги?
— У меня счет в Австрало-азиатском банке в Сиднее, я вам его назову. Других счетов у меня нет. Я ведь приехала в Австралию только в июне. Вы можете проверить всю мою историю, включая и ограбление. Пайк, если у меня не будет хватать хотя бы одного фунта или одного шиллинга, то я отдам вам все деньги, которые у меня будут — в Австралии или где-нибудь еще.
Он молчит. Британский десант во главе с лордом Кардиганом готов броситься на русские батареи. "Ты выиграла, Ханна! Хорошо, что ты атаковала его в лоб. Ко всему, это тебя еще и забавляет".
Пайк вынул сигару изо рта и начал было: "Чтоб тебя…", но сразу же умолк, потому что нехорошо ругаться при даме.
— Ну, что до меня, — улыбнулась ему Ханна самой очаровательной из своих улыбок, — то вы можете сказать "черт возьми" или "пошла ты", если вам от этого легче и это помогает вам думать. Так да или нет, Пайк? Принимаете пари или вы меня боитесь?
Она слегка нагнулась вперед, чтобы он мог поглубже заглянуть в вырез ее платья (сегодня по случаю прибытия в Брисбен на ней было платье из штофа).
Победа! Ее маленькая ручка в кружевных перчатках тонет в его огромной лапе.
"Он ни за что не пошел бы на пари, будь я мужчиной! Иногда чертовски выгодно быть женщиной!"
Клейтон Пайк пригласил ее к себе на все время, пока она будет жить в Брисбене (хотя она планировала остановиться в отеле "Империал"), поклялся честью, что ей будет хорошо, и смущенно добавил:
— Ханна, я предпочел бы, чтобы мы не говорили о нашем пари с моей женой. Она может это не так понять…
— Слово мужчины, — смеясь, ответила Ханна.
У него был большой дом в фешенебельном районе Кангара Поэнт. Здесь жили его жена, пятеро детей и семеро внуков. Ханну он представил как дочь одного из своих деловых партнеров из Сиднея. Приняли ее просто замечательно (это было правилом в Австралии, и только в Америке она потом встретила нечто подобное). В ее честь сразу же захотели дать бал, хотя она и сказала, что совсем не умеет танцевать. Пайк предоставил в ее распоряжение повозку с кучером.
…Более того, как честный игрок он предоставил в ее полное распоряжение все свои связи в городе и провинции Квинсленд (позже она поймет, что эти связи были гораздо шире). На следующий день она отправилась в центр города и встретилась там с агентом по продаже недвижимости, которого ей рекомендовал Пайк. Они вместе осмотрели примерно дюжину возможных помещений. На следующий день она выбрала одно из них на втором этаже красивого кирпичного дома с белыми окнами на Квинс-стрит. На первом этаже была мастерская модистки с надписью на французском языке. Однако выяснилось, что она такая же француженка, как Ханна австриячка или швейцарка.
Ее первый филиал состоял из трех комнат. Следуя известному образцу, она приказала выкрасить их в белый цвет, положить ярко-красный паркет с плинтусами черного дерева, поставить белую мебель, обтянутую манильским ратином. По своей обычной предусмотрительности она привезла с собой на пароходе необходимое количество досок черного дерева и банок красной краски. Захватила также акварели и пастели, которые будут украшать побеленные стены.
Сначала все шло так, как она и хотела, — достаточно быстро. А вот для того чтобы набрать персонал, ей понадобилось еще пять дней. Без деловых связей Пайка это вообще затянулось бы надолго. Она приняла на работу двух поверенных в делах, потому что так и не смогла разобраться, какая из двух претенденток лучше, к тому же ей казалось, что они удачно дополняют друг друга: первая прекрасно умела считать, у второй, похоже, был талант продавца. Первую звали Эванджелина Поп, а вторую — Мэри Кар. Обе были женами моряков: по одному моряку на каждую. Их мужья эпизодически появлялись в Брисбене, когда, сверкая нашивками, возвращались из Пернамбука или с Явы. Она строго определила их обязанности — "запишите, пожалуйста, для памяти". Обеим предстояло продавать кремы и туалетную воду, которые она обещала ежемесячно присылать им из Сиднея. Кроме этого, они должны были давать покупательницам советы: чем и как пользоваться, чтобы стать красивее. Они в этом ничего не понимают? Они что, думают, что Ханна сама очень хорошо разбирается в этом деле?
В качестве оплаты они будут получать проценты с проданного товара.
Организовать рекламу Ханна взялась сама. В Брисбене она спокойно повторила операцию со шкатулками. У нее и на этот раз был очень уважаемый союзник: у Клейтона Пайка оказались солидные связи и хорошие друзья в местной прессе, в том числе, разумеется, в редакции еженедельника "Квинслендер", а Эванджелина лучше, чем Мэри, усвоила ее уроки — она впитывала рекомендации, как губка, и, самое главное, прекрасно понимала их. Ханна говорила своим ученицам: "Заниматься делами — это довольно увлекательно". Она подсчитала, что поначалу ее доходы в Брисбене должны составить около 130 фунтов в месяц и в дальнейшем значительно возрасти. Из своей обычной осторожности она договорилась с одним из поверенных Австрало-азиатского банка, что тот будет проверять счета ее филиала и немедленно поставит ее в известность, если произойдет что-нибудь неожиданное.
Клейтон Пайк спросил у нее:
— А почему 130 фунтов в месяц?
— В Сиднее 240 тысяч жителей. Там я получаю 800 фунтов. В Брисбене живет 40 тысяч человек — в шесть раз меньше. А шестая часть от восьмисот — сто тридцать три. Вы что, хотите пересмотреть условия нашего пари и увеличить ставку, а, Пайк?
Нет, он этого не хочет.
Бал в ее честь все-таки дали. Правда, она категорически отказалась танцевать и даже выдумала, что у нее слегка повреждена нога. Ханна и сама не знала точно, отчего она так упрямится. Причуда, как, скажем, обыкновение оставаться одной на все новогодние праздники. Она действительно не умела танцевать, но не сомневалась, что легко могла бы научиться. Причина скорее всего была в другом: все в той же неосознанной мечте, которая вот уже пять лет не покидала ее.
