Потапов — Я против анархии в промышленности. Я за плановое начало.
Гринева — В конце концов, мы найдём завод, где наши станки будут плановым началом. Заводов у нас много. Но ты, Потапов, понимаешь, много потеряешь. Ведь я слышала, как говорят о тебе: «Не завод, а вотчина потаповская», «воевода». Вот что говорят. Я обязана на бюро райкома сказать об этом, хотя мне и трудно по понятным причинам. Но товарищи меня поймут, понял бы ты… Пока не поздно! (Села.)
Потапов — Нина Ивановна, я прошу ещё слово. Всё, что говорила Гринева, — не по существу.
Полозова — Да?
Потапов — Болтовня. Можно?
Полозова — Подожди, Алексей Кирьяныч… Товарищ Зайцев!
Зайцев — Я не курю, Нина Ивановна.
Полозова — Очень хорошо… Вы просили слово.
Зайцев — Я готов… Так вот, товарищи, прежде всего я должен заявить, что товарищ Гринева выступала не по существу. Стахановское движение, товарищи? Как можно так говорить? Ай-яй-яй, товарищ Гринева! Да ведь всем известно, какое огромное значение мы придаём ему у нас на заводе, товарищи! Потрясающее значение! Дай бог, товарищ Гринева, чтобы у вас на комбинате было когда-нибудь что-либо подобное. Чтоб были такие цифры, товарищи.
Полозова — А если по существу вопроса, товарищ Зайцев. Поближе.
Зайцев (подходит ближе) — Я поближе… Я должен ответственно заявить, товарищи, перед лицом бюро райкома, что мы не можем, мы не о силах, товарищи, наши мощности не позволяют, товарищ Северова. Наши мощности не позволяют, да!
Северова — Я вижу, что ваши мощности не позволяют!
Зайцев — Прошу записать в протокол. Это — оскорбление личности.
Полозова — Не волнуйтесь, товарищ Зайцев, здесь всё записывается, заседание стенографируется.
Зайцев — Да, товарищи? В таком случае, прошу меня не стенографировать. Я не могу в такой обстановке говорить. Я вынужден подбирать слова для стенограммы, а не думать о вопросе, по которому я высказываюсь. Получается двойное течение мысли. Я раздваиваюсь. Я кончил!
Полозова — Разрешите ваше выступление считать несостоявшимся?
Зайцев — А мне кажется, что оно состоялось.
Полозова — Вы присоединяетесь к точке зрения Потапова?
Зайцев — Я не присоединяюсь, я её разделяю.
Потапов — Нина Ивановна, я не понимаю, почему именно Зайцева вы спрашиваете с таким пристрастием, ведь его мнение, в конце концов, необязательно. Здесь есть товарищ Кривошеин, он…
Полозова — Товарищ Потапов, может быть, вы мне разрешите вести заседание бюро? (К членам бюро.) Я думаю, что товарищу Кривошеину можно слова и не давать. Мнение руководства завода мы слышали.
Член бюро — Не стоит, конечно.
Член бюро — А я думаю, что стоит. Техническое руководство, как же можно без него?
Потапов — Я прошу бюро выслушать старшего технолога завода. Он специально был вызван на заседание.
Полозова — Пожалуй… А ты, Дружинин?
Дружинин — Прошу дать слово товарищу Кривошеину.
Полозова (Кривошеину) — Вы что-либо мажете добавить к обсуждаемому вопросу?
Кривошеин — Могу. Я прошу дать мне слово.
Полозова — Что ж, давайте послушаем. Пожалуйста, товарищ Кривошеин.
Кривошеин — Я должен отметить, что получение заказа создаёт большие трудности и даже, знаете, на некоторый период пошатнёт основной график. Имеем ли мы на это право? Ведь мы выполняем ответственный заказ для заводов сельхозмашиностроения. Здесь я целиком согласен с моим дирек-тором. Я много уделил времени возможности принятия заказа и сейчас хочу высказаться более опре-делённо.
Северова — Вы и так говорите очень определённо…
Зайцев (Северовой) — Вы же перебиваете технологический процесс мысли…
Кривошеин — Я детально познакомился со станком. Это очень хороший, производительный станок с большим будущим. Правда, там необходимо внести ещё несколько изменений…
Гринева — Стоит ли вам беспокоиться о станке, производить который вы не собираетесь?
Потапов — Ирина Фёдоровна, вы можете спокойно выслушать объективное мнение?
Гринева — С трудом, но стараюсь…
Кривошеин (Потапову) — Я хочу изложить объективное мнение, Алексей Кирьяныч. Я понимаю ваш размах, я не согласен с теми, кто пытается воздействовать на вас…
Потапов — И на вас!
Кривошеин — И на меня… Но мне кажется, что вы всё-таки неправы…
Потапов — Кому вы это говорите?
Кривошеин — Вам, Алексей Кирьяныч. Дело в том, что, несмотря на большие трудности, я думаю, я просто уверен, что мы сумеем выполнить заказ. И, знаете, без ущерба. Я разработал технологию.
Потапов — Вы говорите чушь, Кривошеин!
Гринева — Алексей Кирьяныч, вы можете хотя бы один раз спокойно выслушать объективное мнение?
Кривошеин (оскорблённо) — Я никогда не говорил чушь, Алексей Кирьяныч. И сейчас не говорю… Вы говорили об оснастке. Да, нам придётся изменить технологию… У нас есть ручные операции — механизируем их. У нас недостаточно производительные приспособления — изготовим новые, разра-ботаем, улучшим транспортировку… Можно очень много говорить, я не хочу занимать время. (К членам бюро.) Мы решили выполнить пятилетку в три с половиной года. Мы выполним её и, знаете, по двум станкам. Есть все возможности. Вот всё, что я хотел сказать.
Полозова — Превосходно, товарищ Кривошеин.
Кривошеин — Вот, собственно, и всё. Я только хотел сказать… (взглянул на Кружкову) очень краси-вые материи будут… Это очень важно для женщин и… для всех, конечно…
Полозова — Значит, вы поклонник красивого?
Кривошеин — Конечно!
Полозова — Вот это искренне!
Потапов (встал) — Очень искренне! Нина Ивановна, товарищи члены бюро! Это неприлично, в конце концов.
Полозова — Что неприлично?
Потапов — Всё! От начала и до конца! Прилично ли, когда к работнику моего завода, от которого зависит во многом решение о принятии заказа, приходит один из изобретателей и склоняет его в свою сторону? Прилично, Нина Ивановна?
Полозова — Не очень.
Потапов — Я не знаю, что там было и что предлагали моему работнику за поддержку…
Северова — Что, ты говоришь, Потапов?
Потапов — Не нравится? Правда глаза колет? И я не уверен, что только один изобретатель приходил к товарищу Кривошеину. Разве это по-партийному? Разве так государственные вопросы решаются? Это семейственность! (Сел.)
Северова — Ты говоришь неправду, Потапов!
Потапов — Неправду? Товарищ Кривошеин, у тебя был Гринев?
Кривошеин — Был.
Потапов — Пожалуйста… А ещё…
Кривошеин — А больше — никого!
Потапов — Никого? (Посмотрел на Зайцева, тот в волнении закуривает папиросу.) Так-таки никого? (Полозовой.) Товарищ Кривошеин поступил нечестно, он мог мне предварительно сообщить своё мнение…
Кривошеин — Я пытался это сделать, но вы отмахнулись… Я вижу, что вы делаете ошибку, отказы-ваясь от заказа. Как же я могу молчать?
Потапов — Нина Ивановна!
Полозова — Погоди, Потапов… Мы так ещё и не слышали мнения секретаря парткома. Или партий-ная организация устранилась от решения вопроса?
Дружинин — Не устранилась. Разрешите?
Полозова — Говори, Дружинин.
Дружинин — Я чувствую себя виноватым перед бюро райкома за поведение Потапова. Хотя мы с ним и расходимся в обсуждаемом вопросе. В чём моя вина? Постараюсь ответить. (Потапову.) Мы с тобой работаем два года. Хорошо работаем. Высокие проценты. И мы привыкли к ним, к процентам… Горизонты ушли из глаз. Помните картофелекопалки? Это был первый звонок, первый сигнал. Мы убедили тебя, Потапов, тогда. Убедили и забыли. А в тебе червоточинка осталась. А я слабо пытался вытравить её. Думал, воспитается, образуется… И вот образовалось. Ты решил отказаться от принятия заказа, даже не посоветовавшись с партийной организацией. С этого момента начинается твоя вина. И тебе надо отвечать за неё. И ещё… Что с того, что станок изобрёл отец Гриневой? Очень хорошо. Став на личную, индивидуалистическую позицию, ты и появление станка расценил не как государственное дело, а как частное, Гринёва, дело.