Так было и в этот раз. Я прошел мимо, бенгальские свечи остались в моей руке. Саркович рядом со мной что-то возбужденно рассказывал, но я пропускал всё мимо ушей. Уж слишком тепло внезапно стало вокруг. Слишком мало снега было под ногами, и я был уверен, что дело вовсе не в ударной работе дворников. Я поднял глаза вверх и увидел над головой ослепительное голубое летнее небо, я посмотрел в сторону и увидел высокие лиственницы и дубы с розовой листвой. Я снова заблудился в своём аларине и наткнулся на очередную чуткую точку. Только теперь я был не один. Вместе со мной в приграничный мир забрел и Алексей Саркович, человек с другим прошлым.

Когда я это понял, я едва смог устоять на ногах от нахлынувших на меня чувств. И только сейчас я могу признаться самому себе в том, что тревога за дочь в тот момент была чуть ли не на последнем месте. Сейчас я могу безо всякого стыда сказать, что в первую минуту я испытал настоящее счастье. Я был здесь, и это было хорошо. Впрочем, уже через несколько минут меня захлестнула волна страха и боли. Моя бедная маленькая девочка была одна в пустой квартире, а её непутёвый папа забрёл неведомо куда. И мало того что забрёл сам, так ещё и захватил с собой ни в чем неповинного человека. Мысль об Алексее привела меня в чувство. Я посмотрел на него, ожидая увидеть на его лице страх, но вместо этого я с изумлением увидел, как Саркович улыбается. Губы его шевелились, снова и снова еле слышно произнося одно и то же слово. Моё ухо не сразу уловило, что же он говорит, а когда я, наконец, услышал, у меня прошел мороз по коже.

Это слово было "снова".

Сразу после этого я почувствовал неконтролируемую ярость, в которой слилось всё: страх за дочь, кажущаяся нереальность всего происходящего и ужас обычного человека перед неведомым. Я схватил Алексея за грудки и несколько раз энергично встряхнул.

— Почему я попадаю сюда снова и снова? Почему?! Почему?! Я не хочу быть здесь, слышишь! Я просто хочу быть с моей дочерью! Почему я здесь?!

— Просто потому, что ты это можешь! — прохрипел, наконец, Саркович, когда я его отпустил.

— Какого черта?! — рявкнул я, сжимая кулаки. — Ты сказал снова?! Ты был здесь? Отвечай! Почему я здесь?!

— Просто потому что можешь сюда попасть! — звонко крикнул Алексей, выставив руки перед собой. — Просто потому, что умеешь! Точно также, как изучив испанский язык, ты больше не будешь слышать вместо осмысленных фраз мелодичную неразбериху! Ты можешь сколько угодно противиться, но и помимо своей воли ты будешь слышать не набор красивых звуков, а речь! Однажды ты уже попал сюда. Ты мог сотни раз проходить мимо чутких мест, но если ты узнал дорогу сюда, ты будешь ходить по ней ещё много-много раз.

Я сделал глубокий вдох и на мгновение закрыл глаза. Мне нужно было собраться с мыслями и немного успокоиться. Я понимал, что от моего гнева и возможной паники толку не будет никакого, а поэтому всё, что я могу сделать полезного — это придти в себя. Пока я размышлял над сказанным Алексеем, в голове почему-то прокручивался рекламный ролик массажера для ног. Я несколько раз видел его по телевизору и потом долго не мог избавиться от назойливого голоска девушки, предлагающей купить массажер. Её голос часами звенел у меня в ушах и я ничего не мог с этим поделать. "Я работаю на ногах по двенадцать часов, но совсем не чувствую усталости. С новым массажером для ног я поняла, что…". Иногда я готов был разбить телевизор, иногда — окунуться с головой в ледяную ванну. Когда-то я был уверен, что нет ничего хуже дурацкой песенки, которую ты сутками напеваешь против собственной воли. Но как я убедился, иная реклама действует куда как хуже. В песнях, даже самых дурных, есть ритм и мелодичность. В шаблонных рекламных фразах этого нет и в помине. Но голос звучит и звучит.

В очередной раз нехорошим словом помянув массажер, я потёр виски руками и поднял глаза на Сарковича. Он стоял неподвижно, вперив в меня настороженный взгляд колючих серых глаз.

— Ладно, Лёха, извини, — пробормотал я. — Сам понимаешь, я на нервах, мелкая одна дома.

Алексей не отвечал. Я задумчиво на него посмотрел. На бровях и ресницах Сарковича ещё лежал снег, вокруг же торжествовала весна во всём своём великолепии. Под ногами лежал сплошной ковёр из всевозможных цветов, в розовой листве неведомых деревьев горели пышные соцветия, почему-то похожие на охапки осенних листьев. Мои заледеневшие пальцы медленно оттаивали и я чувствовал сводящее с ума покалывание.

— Где мы, а? — спросил я тихо, прекрасно зная ответ. Видимо, Алексей это понимал, потому что он только устало улыбнулся.

— Я хочу домой, — воскликнул я тоном обиженного ребёнка. — Как нам вернуться домой?

— Когда придёт время, — загадочно проговорил Саркович.

— К черту время! — прорычал я, с трудом поборов желание снова как следует встряхнуть Алексея. — Время работает против меня, потому что дома осталась моя маленькая девочка! Где бы мы ни были, я уверен, что ты знаешь больше меня! Скажи, как нам вернуться обратно. Где дорога?

— Туда, — тихо сказал Саркович, — указав рукой вперёд. — Но идти слишком долго.

— Почему мы не можем просто повернуть назад? — спросил я, чувствуя, как силы меня покидают. Раздражение, гнев, всё схлынуло в один миг. Осталась только усталость и странная горечь.

— Потому что никакого "назад" нет, — просто сказал Алексей. — Нет двери, которая выведет нас обратно. Где бы мы не покинули аларин, вернуться по своим следам нельзя. Потому что здесь другие расстояния и другое время. Мы можем только попытаться найти другой путь.

— Тогда мы должны его найти, — твёрдо сказал я. — И ты мне в этом поможешь.

Саркович посмотрел на меня удивлённо, рассмеялся и покачал головой.

— Я… нет. Прости, Игорь, но я слишком давно мечтал сюда вернуться. Я потратил слишком многое, чтобы… чтобы просто так от этого отказаться. Тебе придётся искать выход самому. А потом постараться держаться подальше от чутких мест. Однажды тебе уже велели держаться от них подальше, но ты не послушал. А у меня задача как раз противоположная. Я должен уйти как можно глубже сюда, чтобы никогда не найти обратную дорогу. Это место не жалует пришлых, поэтому мне придётся постараться.

— Там моя дочь! — почти закричал я, немало не заботясь о том, что нас может кто-то услышать. В самом деле, кто может оказаться в этом словно вымершем месте? — Там моя жизнь!

Саркович немного помолчал, опустив глаза вниз. Когда он вновь посмотрел на меня, вид у него был немного виноватый.

— Прости, — сказал он так тихо, что я едва мог разобрать его слова. — Моя жизнь тут.

— Моя Настя, — крикнул я. — Ты мой друг! И ты говорил, что любишь её! Ты не можешь вот так меня оставить!

— Прости, — в третий раз повторил Алексей и отступил от меня на полшага. Я схватил его за плечо.

— Постой!

— Не прикасайся ко мне! — исступленно закричал Саркович. От неожиданности я выпустил его и в следующий миг Алексей помчался прочь, крича на ходу:

— Не прикасайся ко мне! Не прикасайся! Не прикасайся! Не прикасайся!

Я не стал его догонять. Я остался один, постепенно впадая в то состояние, которое обычно называют апатией. По счастью, продлилось оно недолго, и вскоре я уже снова был полон сил. Я твёрдо решил не думать о том, как объяснить всё происходящее. Задача у меня была одна — во что бы то ни стало найти выход и вернуться домой к дочери. Это значило, что важнее всего для меня был здравый ум. Я просто не имел права расслабляться.

Когда я это понял, мне стало немного легче. Я зашагал вперёд мимо высоких розовых деревьев. Я вдыхал приторно-сладкий медовый аромат и старался думать только о том, как бы поскорее отсюда выбраться. Но мало помалу я проникся удивительной красотой, окружающей меня со всех сторон. Я шел по колено в высокой траве с белыми полосками посредине, роскошные цветы с крупными ярко-синими лепестками касались кончиков моих пальцев. С деревьев время от времени срывались резные розовые листья и с тихим шелестом падали на землю. Заходящее солнце придавало им удивительно прозрачное сияние, словно листья были сделаны из хрупкого стекла. Где-то над моей головой негромко пела птица, но её голос звучал нереально, словно бы доносился до меня через толстый слой ваты.