— Дядя Игорь, — заикнулся было один из парнишек, но я что есть силы сжал его руку.
— Ни слова!
Мы едва ли не кубарем скатились по крутой насыпи в кусты и спрятались в густой листве. Я крепко держал близнецов за потные ладони и напряженно вглядывался в большоё тёмное пятно на горизонте. Приближался поезд.
Рельсы дребезжали, гудел ветер, мелко тряслись камешки на пологом склоне. Братья прильнули ко мне с обеих сторон, и я чувствовал, как дрожали их худенькие тела. Мне хотелось как-то их ободрить, сказать, что бояться нечего, но мне самому было страшно и они бы почувствовали мою ложь. Поэтому я только посильнее прижал детей к себе и вместе с ними стал смотреть на поезд, мчащийся по широким рельсам.
Поезд, который пока ещё казался мутным силуэтом, стремительно приближался к станции. Вскоре он сбросил ход и мы могли как следует его рассмотреть. Поезд был около четырёх метров в высоту и такой длинный, что казался бесконечным. Вагоны длиной метров по двадцать соединялись друг с другом массивными цепями. Огромные окна затянуты снаружи черной тканью с золотой окантовкой. Сам поезд был сине-черным. Я не могу сказать, чтобы он был величественным, скорее его можно было назвать гротескным. Ряды огромных черных колёс мерно стучали, выбивая искру, цепи звенели, из одного окна валил густой дым. Но самое большое впечатление на меня произвёл локомотив. Не знаю, что или кто сидели в его кабине, но справа и слева от неё было два столба, оканчивающихся факелами. Несмотря на движение поезда, пламя горело ровно и жарко. А рядом со столбами, обняв их руками, стояли огромные существа, при виде которых я едва сдержался от крика.
В них было метра три роста, кожа тёмно-синяя, сплошь покрытая узкими черными полосами, сложенными в неясный мне рисунок. Существа явно были разнополыми, по крайней мере у того, что было слева на это указывали высокие груди, широкие бёдра и лицо, которое, несмотря на всю суровость, было определённо женским. Ладони, лежащие на локтях, были непомерно большими, вместо ногтей были устрашающего вида черные когти. Узкие тёмно-зелёные глаза, крючковатые носы и черные губы. Взгляд у существ был горделивый и высокомерный. Вместо одежды на них были полоски тёмной кожи, обхватывающие бёдра и грудь. На руках было несколько массивных браслетов. Существа стояли так неподвижно, что их можно было принять за статуи, но уж слишком живыми были их суровые лица и зловеще горящие глаза.
Больше я разглядеть ничего не успел, потому что поезд подошел к станции и теперь моему взгляду открывались только несколько вагонов, плавно проплывающих мимо нас. Я думал, что поезд остановится, но вместо этого он только совсем сбавил скорость и лениво полз вдоль широкой деревянной платформы. На ходу двери одного вагона открылись, вниз перекинулась небольшая лесенка и по ней на платформу спрыгнула женщина в тёмно-синей форме. Рукава и подол юбки были оторочены золотой полосой, руки в синих перчатках. Лица её я не видел, но волосы были светлыми и лёгкими как у ребёнка. Женщина зашагала по платформе вслед за поездом, а по лесенке спустился пожилой мужчина в строгом костюме из тёмной ткани. Женщина подала ему руку и помогла выбраться на платформу. Кто-то из поезда подал ей большой чемодан, видно было, что она не без труда подняла его и поставила на землю рядом с мужчиной. Потом женщина в форме быстро поклонилась, так что её волосы взметнулись вверх, догнала свой вагон и ловко вспорхнула наверх по лесенке. Лесенку втащили обратно, двери закрылись и поезд, дав гудок, стал быстро набирать ход. Ещё немного, и он совсем скрылся из виду.
Пожилой мужчина несколько секунд стоял неподвижно, глядя вслед уходящему поезду, потом легко подхватил свой чемодан и быстрым шагом отправился в здание станции. Когда он скрылся за массивной синей дверью, близнецы дали волю слезам. Мне редко доводилось видеть беззвучно плачущих детей, моя Настя всегда была эмоциональным ребёнком, так что я даже не знал, что и делать. Слёзы градом катились по совершенно одинаковым лицам, братья синхронно всхлипывали и крепче прижимались ко мне.
— Ну что, ребятишки, — сказал я после небольшой паузы, — кажется, забрели мы куда-то не туда.
— Не туда, — шепотом повторил один из парнишек, тот, у кого на лбу была большая ссадина.
— А раз так, — нарочито весёлым голосом заявил я, — значит надо искать другую дорогу. Верно я говорю?
— Верно, — шепнул он же бесцветным голосом. Это мне не понравилось. Я был уже согласен успокаивать и утешать, но что можно поделать с детьми в состоянии апатии, я и понятия не имел. Оставалось одно — делать вид, что ничего не случилось и развлекать по мере сил. Ну и, само собой, потихоньку отсюда выбираться. Я покрепче сжал руки ребятишек, выпрямился и сказал:
— Пойдемте, пацаны.
И мы пошли сами не зная куда, лишь бы подальше от страшной станции и чудовищных поездов. Братья молчали, не спрашивали меня, куда мы идём, вообще не задавали никаких вопросов, словно бы отключившись от реальности. Это совершенно меня не радовало, но я надеялся, что рано или поздно этот кошмар закончится, и мы найдем дорогу к дому.
По ту сторону рельсов тоже был лес, но такой редкий, что казался просто рощицей. Он весь состоял из тоненьких берёзок с желтоватыми листьями, да нескольких рябинок, усыпанных красными ягодами. Под ногами хрустели опавшие листья, кое-где в пожухлой траве мелькала яркая шляпка гриба. Погода была самой что ни на есть осенней — ни жарко и ни холодно, лёгкий ветерок перебирал листву деревьев, накрапывал мелкий дождик. Мы с притихшими близнецами шли неведомо куда, позади громыхали поезда, мир вокруг жил своей жизнью. Из-за ближайшего дерева прямо навстречу нам вышла необычайно тощая собака со свалявшейся седой шерстью. Пару раз она хрипло гавкнула, а потом потеряла к нам всякий интерес и спокойно потрусила по своим делам. Братья не обратили на собаку ни малейшего внимания, равнодушно смотря только себе под ноги. Оба были бледны, взгляд потух, губы запеклись. Я решил, что даже если всё сложится благополучно, и мы вернёмся домой, родителям не скоро удастся вернуть детей к прежней жизни. Некоторые события переворачивают всё с ног на голову. Моя жизнь изменилась до неузнаваемости, когда умерла моя жена. А жизнь этих парнишек меняется, впервые столкнувшись с чем-то, не поддающимся объяснению. Когда-то я читал, что дети лучше справляются с проявлениями сверхъестественного, перед которыми бы спасовал любой взрослый, потому что они ещё не утратили способность мечтать. Могу заявить со всей уверенностью, что это вопиющая ложь. Взрослый человек может обмануть свой страх, выдумав сотни причин для оправдания странного явления. Дети ещё не привыкли врать самим себе. Они видят всё как есть и, черт побери, им страшно.
В небе раздался громкий звук, как будто самолёт проходил звуковой барьер, но гораздо пронзительнее и тоньше. От неожиданности я споткнулся и чуть не упал, уронив вместе с собой мальчишек. А те будто бы ничего не заметили, полностью погрузившись в себя. Сейчас много говорят об аутизме, порой рассматривая его как бессознательный уход от реальности. Честное слово, порой я готов многим пожертвовать, чтобы научиться в нужный момент выпадать из привычного мира. Порой жизнь преподносит нам такие сюрпризы, справляться с которыми мы не в силах. И дело даже не в собственной слабости, просто иногда нет никакого желания бороться с чем бы то ни было.
— Ничего, ребятки, — говорил я, обращаясь к детям, но по большей части для собственного успокоения. — Это ничего, это не страшно. Вот сейчас пройдем этот лесок, а там уже и до дома недалеко.
Близнецы равнодушно на меня посмотрели и снова уставились под ноги. Я уже и не знал, чем их подбодрить.
Вскоре мы вышли к реке. Была она довольно широка, с высокими берегами, заросшими жесткой травой. Вода была гладкой, как стекло, и в ней отражалось синее-синее небо без единого облачка. Вдоль берега шла небольшая желтая тропинка. Я был совершенно уверен, что эта тропинка ведёт куда угодно, но только не домой, однако счел нужным бодро сказать:
