В конце концов, однажды ночью, разбудив Адама, я вручила ему презерватив и спросила, не желает ли он этим заняться. Он натянул резинку и взгромоздился на меня. Начало было хорошим, но потом он куда-то заторопился, и у меня возникло ощущение, что мое тело становится совершенно бесчувственным. Это состояние можно было бы описать так: «Я ничего не чувствую, и тебе лучше обратить на это внимание, а не то я тебя возненавижу». Тем не менее, он спокойно и безмятежно продолжал, что заставило меня еще больше отгородиться от него. В конце концов, я сказала:

– Думаю, нам следует остановиться.

– Ты в порядке? – спросил он, ложась рядом со мной.

– Угу, – ответила я. – Просто я думала, что у нас все получится здорово – ведь мы так долго этого ждали. А когда не получилось, то мне это не понравилось, а ты ничего не понимал – вот я на тебя и разозлилась.

– Как же я мог заметить, если ты ничего мне не сказала?

– Не знаю. Разве нельзя обойтись без слов? Хотелось бы, чтобы ты был настроен со мной в унисон и сам смог понять, что именно со мной происходит.

Я зарылась лицом в подушку. Я разбила вдребезги все наши возвышенные романтические ожидания. Мы никогда больше не сможем заниматься сексом. Мы станем пытаться вернуть былую страсть, но все окажется тщетным. И Адам, в конце концов, бросит меня и начнет встречаться с девушкой, готовой заниматься сексом в любое время суток, в любой позе и с любым парнем.

– Ничего страшного, – сказал Адам, поглаживая меня по спине. – Не бывает все идеально в первую же встречу. Давай представим себе, что это… наш первый опыт.

Я захихикала.

Проснувшись на следующее утро, я взглянула на него спящего и вспомнила его шутку о первом опыте. И тут я поняла, что люблю Адама. Это меня так поразило, что я решила немедленно ему об этом сообщить, не сомневаясь, что и он должен испытывать такие же чувства.

Пока он припарковывал машину перед кафе «Осень», я собралась с духом и заявила:

– Хочу тебе кое-что сказать.

– Что именно? – спросил он, выключая двигатель.

– Я… тебя люблю.

Адам с улыбкой сжал мою руку и произнес:

– Спасибо.

Мне захотелось размозжить голову о лобовое стекло. Я сама все испортила. Я опередила его в продвижении к «линии серьезного поведения», а это означало, что я непременно отпугну парня. Хорошо известно, что каждый, кто первым достигает «линии серьезного поведения», оказывается, в конце концов, брошенным. Ведь если с самого начала степень привязанности друг к другу разная, то этот разрыв все увеличивается, и наконец тот, кто любит меньше, оказывается не в состоянии вынести этот дисбаланс. В конце концов, ему приходится прекратить отношения, а любящий сильнее вынужден уехать, куда глаза глядят.

Поэтому я сказала:

– Господи! Ты не сказал мне того же в ответ! Я ждала от тебя таких же слов! А теперь жалею, что вообще их произнесла!

– Я рад, что ты это сказала, – заметил Адам. – Очень правильно сделала. Я так счастлив.

– Я рада, что ты счастлив, – ответила я. – Но я надеялась, что ты меня тоже любишь. Никогда больше никому не признаюсь в любви.

– Почему же?

– Потому что, если женщина умная и выдержанная, мужчина любит ее только сильнее.

– Но я не хочу, чтобы ты была умной и выдержанной. Не хочу, чтобы ты притворялась.

– Но притворство – единственный способ удержать того, кого… кто тебе нравится.

– Это не так. Все мои знакомые, руководствующиеся в своих действиях умом, а не чувством, в конце концов, как правило, обманывают себя самих, становясь еще более несчастными, чем поначалу. Я к тебе очень сильно привязан. Ты ведь знаешь. Дело в том, что эти слова для меня слишком весомые.

– Почему?

– Моя мать буквально душила меня своей любовью, поэтому я всегда воспринимаю женскую любовь как некое насилие. Я очень долго не мог сказать Лоре: «Я тебя люблю».

Лора два года была его подружкой в Йеле.

Я заверила Адама, что все понимаю и что я на него не давлю. А потом подумала, что, наверное, слишком серьезно все воспринимаю. Потому что слова «Я тебя люблю» на самом деле вовсе не означают, что кто-то кого-то любит. Обычно они означают: «Я хочу услышать, что ты любишь меня». Это всего лишь реплика и не более того. Иногда эти слова означают: «Секс, которым мы сейчас занимаемся, кажется мне исключительно чувственным и лишенным эмоций, а я так хотела бы, чтобы он был нежным и романтическим». А иногда они значат: «Мне пора повесить трубку».

Но хотя я изо всех сил пыталась убедить себя, что мне наплевать, скажет ли Адам в ответ те же слова, меня это просто убивало. Если он не может произнести их сейчас, то когда же? Сколько времени мне надо ждать? Год? Пять лет? Целую вечность? Я никак не могла себе представить, что у моего «идеального мужчины» могут быть подобные проблемы. Я считала само собой разумеющимся, что раз уж я в него влюбилась, то и он сразу в меня влюбится и затопит меня своей любовью, сметая все возможные преграды.

Едва придя на работу, я позвонила Саре.

– А я как раз собиралась тебе звонить, – сказала она. – Мне надо тебе кое-что рассказать о Рике.

Рик был морским офицером в отставке, с которым она сейчас встречалась. Они познакомились на вечеринке недели полторы тому назад.

– Что случилось? – спросила я.

– Прошлой ночью я вдруг проснулась оттого, что мне показалось, будто Рик сказал: «Я тебя люблю». Я притворилась, что сплю, но утром стала его допрашивать. «Ты говорил мне что-нибудь ночью, – спросила я, – или мне это приснилось?» – «Я сказал, что люблю тебя, – отвечал он, – но не хотел говорить этого громко, потому что боялся, что напугаю тебя». Ты можешь в это поверить? Мы встречаемся всего одиннадцать дней, а он уже говорит, что меня любит. Ну, разве он не удивительный?

– Да, конечно, – сказала я.

Но из моих карикатурных ушей повалил дым. Как обидно, что подруга заполучила парня, который уже говорит ей эти слова, а я – нет. Ну до чего несправедливо!

– А сколько времени потребовалось Адаму, чтобы сказать тебе это? – спросила Сара.

– Гм, вообще-то, он мне до сих пор этого не говорил.

– Что?

– Я произнесла эту фразу сегодня утром, а он заявил, что еще не готов ответить.

– Правда? – удивилась Сара. – Я не сомневалась, что вы двое постоянно говорите это друг другу. Была убеждена, что эта фраза не сходит у вас с языка. Ишь ты! Теперь я вас, ребята, вижу в совершенно новом свете.

– Много ты понимаешь! – заорала я. – На самом деле меня это не так уж и волнует! Эти слова такие деликатные! Некоторым они трудно даются. По-настоящему хорошие отношения определяются тем, что ты чувствуешь, а не тем, как называешь свое чувство. У человека, придающего излишнее значение этим словам, искаженная система ценностей. Неужели не понимаешь? Это ведь и так ясно.

– Гм… наверное, – сказала она. – Разумеется, ты права.

Повесив трубку, я достала блокнот, положила его на колени и написала колонку о превратностях любви. Я назвала ее «Линия серьезного поведения». Но когда прочитала колонку и представила себе, что Адам увидит ее в газете, мне стало тошно. Я не была уверена, что хочу, чтобы он узнал, как я расстроена его «замедленной способностью выражать любовные чувства». Я опасалась, что это только усугубит ситуацию. Но мои переживания были подлинными, и мне не хотелось приглушать их ради него, поэтому я отправила колонку Тернеру по электронной почте в надежде, что все образуется.

Как бы не так. В день выхода газеты мне на работу позвонил Адам.

– Ты и правда так переживаешь? – спросил он.

– В смысле?

– Тебя действительно сильно огорчает, что я не в состоянии сказать эти слова?

– Нет! – заорала я. – Меня это совершенно не огорчает! То есть, конечно, чуточку беспокоит, но чего я добивалась в этом рассказе… то есть к чему стремилась, так это преувеличить свой страх. Понимаешь, ради комического эффекта. Хотела сочинить, будто бы я совершенно подавлена тем, что ты мне этого не говоришь. Но на самом деле я не подавлена. Вовсе нет.