Мне нужен был кто-то, с кем я бы могла говорить, целоваться, читать «Санди тайме», для кого могла бы заказывать кофе. Где ты, мой парень в жутко модных очках? Тот, с кем можно заигрывать под столом? Мой молодой, стройный парень, мой прекрасный принц? Я ведь не окончательная уродина и не умственно отсталая, по крайней мере, официально не признана дефективной. Почему же тогда у меня так давно нет бойфренда?

Постараюсь вспомнить свои постуилловские связи: все по порядку Белокурый игрок в водное поло с совершенным телом, с ним у меня было всего одно свидание – уже на следующей неделе он влюбился в тощую заядлую физкультурницу. Светленький первокурсник, страдающий навязчивыми страхами – обладатель великолепных скул, но любитель конопли. Джейсон, социалист, который два месяца подряд встречался со мной, а потом вдруг решил, что он категорически против моногамии. И наконец, выпускник колледжа – время от времени облачавшийся в вызывающую одежду панк-рокера, – этот благодарил меня за то, что я помогла ему осознать извечную истину: все женщины – зло.

Умом я понимала, что должно пройти какое-то время, прежде чем я встречу своего «идеального мужчину», но мне становилось страшно при мысли, что этого никогда не произойдет. Что, если я по-прежнему буду жить одна в своей квартирке в Кэррол Гарденс, когда мне стукнет сорок пять? У Сары будут свой дом в Гринвич-Виллидж, муж – биржевой маклер и целый выводок детишек и кошек. А я все так же буду бродить по тем барам в Ист-Виллидже, куда мы захаживали вместе. И к тому времени мои шансы выйти замуж окажутся меньше вероятности быть убитой при нападении террористов.

У меня возникло такое чувство, что я родилась не в свое время. В глубине души я была настоящей местечковой девушкой, боящейся погромов и стремящейся к налаженному быту. Хорошо бы нанять сваху-нееврейку, и пусть она подыскала бы мне моего персонального «портного Мотеля»[53] – чувствительного и слепо мне преданного (более привлекательный вариант Остина Пендлтона[54]) – мы с ним прожили бы вместе всю жизнь, и я никогда больше не была бы одинокой.

На обратном пути из кафе я разглядывала дома, украшенные к Хэллоуину. Стоял сентябрь, но в Кэррол Гарденс к праздникам начинают готовиться загодя. Каждый палисадник был декорирован могильными плитами, скелетами, паутиной, пластмассовыми тыквами, привидениями и домовыми. К тому же возле некоторых домов весь день звучал дьявольский смех, проигрываемый со специальных микрочипов. Мне казалось, что привидения смеются надо мной – все вокруг со своими половинками, и только я до сих пор одинока.

Поднявшись к себе, я позвонила Джошу. Он оказался дома.

– Я звоню, просто чтобы сказать тебе, что вчера вечером прекрасно провела время, – запинаясь, произнесла я.

– Я тоже.

– Но утром ты ушел так рано. Может, я тебя чем-то обидела или…

– Ариэль… – Если парень начинает фразу с твоего имени, можно ожидать, что последующие слова будут чертовски неприятными. – Понимаешь, за последние несколько лет мне пришлось столкнуться со многими трудностями. Не буду вдаваться в детали. Мне, правда, было хорошо с тобой, но не думаю, что я готов к чему-то серьезному. Но мне не хочется терять тебя как друга. – Тут он попытался подсунуть мне наглую ложь: – Не бери в голову, что у нас ничего не получилось, главное не в этом.

– В чем же?

– Главное, что ты такая классная девчонка, и у тебя все будет отлично.

Все становилось предельно ясным. Песня была стара, как мир. Я уже стала думать, что хуже не бывает, когда он преподнес мне такой перл:

– Думаю, это был как раз тот случай, когда оказываешься в нужном месте в неподходящее время.

– Да, наверное, – сказала я. – Что ж, приятно было познакомиться. – Когда я уже собиралась повесить трубку, мне послышалось: «Было здорово!» Однако, переспросив: «Что-что?» – я услыхала в ответ: «Не бери в голову!»

В тот вечер Сара привела меня в бар «Эф». Она сказала, что я перестану переживать по поводу Джоша, когда увижу, сколько разной рыбы водится в море. Бар этот находится на Пятой улице, между линиями метро «Эй» и «Би». В нем есть хороший музыкальный автомат с альтернативной рок-музыкой и бильярдный стол, а пинта пива стоит три доллара. Я захаживала сюда, еще когда училась в старших классах школы, и здесь всегда было полно пятнадцатилетних мальчишек. Правда, с тех пор как новый мэр Нью-Йорка Джулиани ввел документы, удостоверяющие личность, сюда стали приходить двадцатилетние битники, ирландские эмигранты и престарелые байкеры.

Мы сидели у стойки бара, потягивая свои «Джеймсоны» и сетуя по поводу жестоких превратностей любви. Алкоголь уже слегка ударил мне в голову, когда к нам подсел один битник с бачками и спросил Сару, как ее зовут. Она шире распахнула глаза, выпрямилась на сиденье и произнесла непривычно низким голосом:

– Сара.

– Джон, – представился парень.

Подруга указала на меня:

– А это Ариэль.

Он сдержанно кивнул, снова повернулся к ней и сказал:

– Ты далеко отсюда живешь?

– Близко.

– Не хочешь как-нибудь выпить со мной кофе?

– С удовольствием.

Сара нацарапала свой телефон, и парень отправился играть в бильярд.

Почти всякий раз, как мы с Сарой выходили в свет, происходило одно и то же. Скажем, мы поглощены интересным разговором, и тут к нам подваливает какой-нибудь чувак с «Кэмэлом» в зубах и начинает ее обхаживать. Я знаю, нехорошо ставить Саре в вину ее привлекательность, такова жизнь. В этом мире есть хорошенькие девушки и девушки-связные. Мне всегда доставалась роль связной.

В школе у меня была высокая сногсшибательная подружка по имени Ребекка, бравшая меня с собой на концерты ямайской музыки. И каждый раз какой-нибудь горячий паренек отводил меня в сторонку и спрашивал, есть ли у нее бойфренд. Я просила его немного подождать, а потом возвращалась к подруге и показывала претендента. Если он нравился Ребекке, я разрешала ему подойти к ней. Если нет, то говорила, что у нее есть друг.

Быть связной противно главным образом потому, что нельзя показать виду, что ты из-за этого переживаешь. Ведь в таком случае тебя посчитают не просто уродиной, а уродливой стервой. Так что приходится изображать, что тебе все нипочем, что в тебе самой нет ничего женственного и, что больше всего на свете, ты любишь передавать послания своей смазливой подружке. Поэтому вскоре я уже перестала модно одеваться, когда мы с Ребеккой отправлялись гулять. Я лишь подчеркивала свое подчиненное положение, надевая мешковатые джинсы, обмениваясь с парнями непристойными шуточками и делая вид, что пришла просто послушать музыку.

Не могу сказать, что сама никогда не завязывала знакомств. Конечно – завязывала, но мои ухажеры всегда брали с меня обещание никому не рассказывать о нашем приключении. Все они приводили одно и то же объяснение своей осторожности (во избежание сплетен), но я-то понимала истинную причину: они меня стыдились. Одно дело было хотеть меня, а совсем другое – обнародовать свое желание. Мне никогда не приходило в голову, что они, скорей всего, полные придурки, на которых не стоит тратить время. Я была настолько польщена их вниманием, что соглашалась на все условия.

В случае с Сарой я не могла даже утешаться мыслью, что выполняю секретное задание. Я была не более чем подружкой хорошенькой девушки. Я понимала, что отчасти дело в моем лице. У меня круглые, пухлые щечки с гигантскими ямочками, так что мне всегда дают меньше лет, чем на самом деле. Я, кстати, и не собираюсь из кожи вон лезть, чтобы меня заметили. Мне хотелось, чтобы парень разглядел мою привлекательность, несмотря на то, что я похожа на Ширли Темпл.[55] Мне хотелось, чтобы парни заметили, что мои груди значительно больше, чем у Сары, хоть я и ношу всегда свободную одежду. Но парни двадцати с небольшим лет не умеют подходить к делу творчески. Раз не выставляешь все напоказ – шагай домой в одиночестве. Так что, пока Сара раздавала свой телефон половине мужского населения Ист-Виллиджа, я балагурила с барменами и делала вид, что мне на все наплевать.