– Он. – Его голос тоже дрогнул, но от гнева.

Снова тишина. Она использовала тишину как оружие. Тишина пронзала вас, возносила высоко и оставляла там…

– Кто это сказал? – спросила она спокойно.

– Он сам.

– Когда и где? Ведь он умер.

– Вот именно.

Его глаза встретились с ее. Он снова ощутил ее взгляд, как прикосновение льда к коже. Затем по ее прекрасно очерченным губам пробежала слабая ироническая улыбка, и она сказала:

– Да, понимаю… Вы юрист, значит, вы пришли сообщить мне, что он признал меня своей давно утерянной дочерью и завещал мне все свое состояние.

– Именно это, – согласился Харви, не замечая выпада, – я и пришел сообщить вам.

На этот раз тишина была долгой.

– Тогда сообщите, – приказала она.

Он снова взял в руки портфель. Пальцы его дрожали. Так она воздействовала на него. И ее отец тоже.

Способность главенствовать над людьми, завораживать взглядом были явно унаследованы, но если под горячим взором отца человек таял, то под леденящим взором дочери его бросало в дрожь.

– Это завещание объяснит все.

Она прочитала документ молниеносно. Взгляд Харви скользнул по плотно заставленным полкам – самые разношерстные книги по любым темам. Затем он вновь посмотрел на нее. От нее нельзя было отвести глаз.

Свет, направленный на Брейгеля, слегка задевал ее, превращаясь в мягкое сияние, и ее белая кожа казалась прозрачной. У нее была длинная шея, длинные руки и ноги, и, несмотря на высокий рост, она производила впечатление изящной. Обычно он расценивал женщин до тридцати как девушек, старше – как женщин. Сидевшая перед ним была молода по годам, но совершенно зрелой. В ней не было ничего юного.

Дочитав до конца, она взглянула на него.

– Это законно?

– Простите! – Тридцать лет безупречной репутации отозвались гневом в этом восклицании, но на нее оно не произвело ни малейшего впечатления.

– Я незаконная дочь.

Лицо Харви посветлело.

– А… вы имеете в виду вопрос наследования. Здесь нет никаких препятствий, наследник назван по имени.

Более того, здесь не встает вопрос о майоратном наследовании. То, что вам оставил ваш отец, принадлежало ему, и только ему. И он выбрал именно вас, чтобы оставить все.

– Почему? – Голос был ровный, без эмоций.

– Не представляю себе. Я имею дело с фактами, а не с предположениями.

В этот раз улыбка была одобрительной.

– Я тоже.

– А эти факты истинны.

– Докажите это.

– Вы сами служите доказательством.

– Сходство ничего не доказывает. Разве зря считается, что у каждого из нас где-то есть свой двойник?

– В вашем случае речь идет не о сходстве – скорее о повторении. У вас тот же рост, те же волосы, глаза – у вас его лицо. Но если вам нужны еще доказательства, я попросил бы вас показать левую стопу.

Не отводя взгляда, она медленно высунула левую ногу из-под своего кафтана. Нога была босая, с высоким подъемом и узкой стопой. И сращенными пальцами.

– Стопа Темпестов, – подтвердил Харви. – У вашего отца была такая же, точно такая же и у его сестры, они унаследовали ее от своей матери, а та – от своего отца и так далее в глубь поколений. Это безошибочное свидетельство принадлежности к роду Темпестов… – Он позволил себе чуть улыбнуться. – Теперь вы верите мне?

Но нет, она еще не верила.

– Вы сказали, что мой отец унаследовал такие пальцы от своей матери… как же тогда они могут быть признаком истинного Темпеста?

Улыбка Харви стала шире.

– Поскольку она тоже была из рода Темпестов. Из английской, старшей ветви… Леди Элинор Темпест, единственная дочь двенадцатого графа Темпеста. Поэтому вы Темпест в квадрате, если можно так выразиться…

Она снова подобрала под себя ногу, что он наблюдал с сожалением. Высокий ворот кафтана закрывал ее по шею, но Харви с самого начала был уверен, что под кафтаном у нее ничего нет. Он отвел глаза от ее сосков, обозначившихся под натянувшимся, когда она усаживалась, зеленым шелком. Она выглядела совершенно невозмутимой. Но на губах ее появилась таинственная улыбка.

– Все это очень странно, – заметила она. Затем поднялась так стремительно, что Харви моргнул. – Я думаю, надо выпить. – Она не спрашивала, а сообщала. – Вам виски?

– Да, пожалуйста… но без льда. Сказывается шотландское происхождение, – объяснил он.

– Вы ведь не американец, правда? В вашей речи слышится призвук акцента.

– Я учился там в университете, но родился я на острове.

Она принесла ему щедрую порцию напитка, и он с удовольствием сделал большой глоток и почувствовал, что согрелся и приободрился. У нее было налито то же самое.

– Итак… – Она вернулась на свою кушетку. – Познакомившись с вашими истинными фактами, я полагаю, что все, что вы дали мне прочесть, – вымыслы.

– Простите…

– Причины, мистер Грэм. На все есть свои причины. Или Ричард Темпест мог совершать что-то без причины?

– Ни в коем случае! У него, как всегда, должны были быть причины.

– Каковы же они? Почему мне? Почему теперь?

Почему все?

– Не представляю себе. Он не был со мною настолько откровенен.

– Но вы были его юристом?

– Был. Целых тридцать лет. И он не хранил от меня тайн.

Она нагнулась взять завещание со стеклянной поверхности чайного столика, стоявшего между ними.

– Здесь написано, – и она быстро нашла глазами место, – «дочери Элизабет Шеридан, история которой, подробно изложенная, содержится в Приложении…».

Где оно?

Приложение было у Харви наготове. Она внимательно прочла, но заметила только «очень обстоятельно» самым ровным голосом. Она задумчиво приглядывалась к Харви.

– Ему пришлось потрудиться.

– Это правда.

– Но я все еще не понимаю, почему.

– И мне нечего сказать вам. Я не располагаю никакой информацией об этом. Вся она находилась в руках вашего отца. Он тоже был юристом, хотя не занимался этим профессионально. Он состоял членом Общества юристов и обладал достаточными знаниями, чтобы составить собственное завещание. Так поступают многие юристы. А это завещание может считаться образцовым.

Очень ясные, точные формулировки. Я без колебаний представлю его в суд, утверждающий завещания.

– Когда?

– Трудно сказать. Владение очень велико и разнообразно., оценка его займет не недели, а месяцы.

– Насколько он был богат?

На этот раз Харви просиял в улыбке.

– Вы можете поверить в Креза?

– Если вы так говорите…

Никакого впечатления. Харви чувствовал, что начинает злиться. Все это напоминало попытки проткнуть иголкой стеклянную стену.

– Похоже, он не раскрывал своих карт, – заметила она.

– Да, вы были его козырем, оставленным про запас.

Она впервые рассмеялась. Смех преобразил ее лицо.

– И я выиграла кучу денег!

Неудивительно, подумал Харви, глядя на нее. Но сказал бесстрастно:

– Иногда жизнь – игра…

– И что он разыгрывал?

– Не имею представления.

Она еще раз задумалась. Затем неожиданно спросила:

– Я полагаю, он был вполне здоров?

Харви произнес неодобрительно:

– Мисс Шеридан, если гениальность, как принято считать, состоит в бесконечной работоспособности, то ваш отец был истинный гений. В то время, когда он составлял завещание, он был занят приобретением нескольких весьма спорных торговых концессий. Борьба за них была жестокой, а прибыль обещала быть огромной. Он выиграл, не потеряв ни цента. Относительно человека, способного к таким действиям, можно сказать только, что он в полном – и необыкновенно ясном уме!

– Понятно, – сказала она спокойно.

– Почему вы противитесь? – спросил он прямо. – Почему вас так трудно убедить? Вы не хотите признать Ричарда Темпеста своим отцом? Вы не хотите принять правду, которую я рассказываю вам?

– А вы бы хотели?

– Он перешел в наступление:

– Возможно, потому, что он оставил вас, когда вы были ребенком? Безусловно, он более чем искупил это своим поступком. Он признал вас публично, причем самым великодушным образом. Возможно, он не знал о вашем существовании долгое время, а обнаружив вас, предпринял шаги, чтобы возместить вам то, что было вами утеряно… – Слышал бы ты меня сейчас, Ричард, подумал он. – Вы хотите быть богатой? – продолжал он спрашивать. – Вы хотите быть признанной миром как единственная дочь «короля» Темпеста?