– Я не знал, что это ее погубит, – виновато опустил голову Анджей.
– В таком случае ваш благородный гнев должен найти более уместный выход. Мне, как и вам, больно за происшедшее. Янинка должна была переправить мои письма, но…
Пани Гражина встала и перешла к окну, кажется, пряча слезы. Если б хоть раз она заплакала, проявив слабость, Анджей прижал бы ее к груди с сыновней любовью, сказал бы ласковые слова утешения. Однако этого никогда не случалось, пани Гражина была будто закована в броню. Он приблизился к ней и заглянул в лицо – нет, глаза ее оставались сухи.
– Что в письмах? – по-деловому спросил он.
– Так… Несколько строк о внутренней политике, об интересах России в Греции, интересах в Крыму… планы кое-какие. У меня, с моими связями, была возможность узнавать о них. Ну, и еще в тех бумагах мое отношение к некоторым особам. Высокопоставленным особам, которых я остроумно высмеяла.
– О, боже! – прикрыл он глаза ладонью с длинными пальцами. – Нам конец…
– Да, – согласилась она. – Если мои письма попадут канцлеру, нам наступит конец. Постарайтесь этого не допустить, милый. Идите к ней.
– Она возненавидит меня.
– Вас?! – вытаращила глаза пани Гражина. – Вы с ума сошли? Вас невозможно ненавидеть, вас можно только любить. Страстно.
– И все же, мадам, если она не согласится добровольно отдать картину?
– Возьмешь ее силой. Я имею в виду нашу «гостью». Потерявши честь, русская девица будет счастлива, когда ты поведешь ее под венец, и отдаст тебе все, что ты потребуешь.
– Да? – упрямился он. – И кто же нас обвенчает? Юзек, переодевшись попом?
– Православный священник. Настоящий.
– Но я не хочу жениться на ней! – снова взбунтовался Анджей. – Я не люблю ее! И я не православный!
– Вы примете ту веру, которая нужна в данный час, – сказала, как отрубила, пани. – Все. Мне надоело препираться. Когда наш план увенчается успехом, поступите с ней как заблагорассудится. Хоть утопите, хоть выгоните. А сейчас идите, друг мой, идите. Она несколько дней сидит взаперти, настрадалась в одиночестве, сломлена. Пора вам протянуть ей руку.
Анджей побрел на верхний этаж в комнату Наташи.
Наташа поняла, что Иона ищет ее, увидев его в окно. Но это все пустые хлопоты! Чем поможет ей старый холоп? Как он будет с господами тягаться?!
Услышав, как в замочной скважине повернулся ключ, девушка отпрянула от окна, прижалась спиной к стене. Почти все время заточения Наташа никого не видела, кроме старой горничной, приносившей еду, воду для мытья и не произносившей ни одного слова. Ее Наташа научилась узнавать по шагам и по кряхтению, но сейчас кто-то другой подошел к двери, повернул ключ. Сердечко, казалось, сделает последний удар и от страха остановится. Дверь открылась…
– Вы?! – ахнула Наташа. – Это вы… Но почему?
Он шел к ней, не торопясь, а она не знала, что делать. Он шел и открыто смотрел ей в лицо, в глаза, смотрел своими жадными очами волка – притягательными и голодными, печально-фатальными. Первые его слова, сказанные тихо, заставили Наташу вздрогнуть:
– Наталья Ивановна, простите меня. Я совершил безрассудный поступок, но потому, что потерял покой, когда увидел вас. Я метался по улицам, ища встречи с вами, я хотел видеть вас и говорить с вами. Однажды мы встретились, но вы снова убежали, еще больше разбередив мое сердце. Вы так прекрасны…
– Это неправда, – пролепетала Наташа.
Сейчас она страшно боялась этого человека, потому что он был волком, который… который подкрадется неслышно и растерзает. Обольстительные речи как раз и должны усыпить бдительность Наташи, чему способствует и его преданный взгляд. Только холод в глубине его зрачков подсказывал ей: у этого человека волчьи принципы, значит, его надо опасаться.
Он подошел слишком близко, а отступать было некуда – далее стена. Она чувствовала на своем лице его горячее дыхание, и вместе с этим дыханием в Наташу проникал ужас осознания, что этот человек способен подчинить ее.
– Я не верю вам, – жалобно произнесла она. – Вы посмеяться надо мной хотите?
– Я? Посмеяться? – Глаза мсье Хвастовского сверкнули гневом, но голос оставался нежно-ласковым. – Вы не можете так думать обо мне! Вы не знаете меня. И не хотели знать. Поэтому я решился на дерзкий поступок. И не только поэтому. Вам грозит опасность, я знаю тех людей, которые хотят погубить вас. И причина тому – некая тайна, которую вы узнали.
– Тайна? Но… я… не знаю никакой тайны.
– Вы уверены?
Он наблюдал, как она быстро смягчалась, значит, постепенно начинала верить ему. А опасность Наталья действительно ощутила, когда пани Гражина, переодевшись в мужское платье, хотела тихонько подсмотреть за ней в окно, хотела увидеть, с ней ли картина. Опасность ощутила, когда вошла в дом, где все было перерыто…
– Тогда ответьте, почему следили за вами? – говорил он. – Почему люди ворвались в ваш дом и перевернули там все вверх дном? Я от них это слышал… случайно услышал, – упредил он вопросы Натальи. – И от них теперь прячу вас. Если б я прямо предложил вам свое покровительство, вы бы отказались, не так ли?
– Кто же они?
– Вам говорит что-нибудь имя… – он немного отошел от девушки и вновь повернулся к ней, – Янина?
– Нет, – призналась она.
– Странно. Говорят, ваша маменька убила ее из пистолета. Простите, Наталья Ивановна, я не хотел вам напоминать… вы сами просили сказать. Родственники Янины были намерены похитить вас. Собственно, это они навели меня на мысль осуществить план похищения. Вы взволнованы, я не буду больше вас утомлять, но…
Внезапно он рванулся к ней и поцеловал в губы. Это был такой страстный – и первый в жизни Наташи! – поцелуй, и у нее подкосились ноги. А он, оторвавшись от ее губ, сказал:
– Я заслужил этот поцелуй.
И ушел. Наташа без сил опустилась на пол. Что-то во всем этом пугало ее, виделось ненормальным. Зачем человеку, любящему ее и желающему ей добра, столько сложностей? Но какую цель преследовал мсье Хватовский, она так и не вычислила…
– Недурно, недурно, – встретила его довольная пани Гражина, Анджей догадался, что она, как всегда, подслушивала и подсматривала. – Два дня – и она ваша. Вы опасный совратитель, друг мой.
– Весь в вас. – Кажется, он был недоволен. – Но что, если она сказала правду? Что, если ее мать не посвятила дочь в свои тайны?
– А веер?
– Ну, был у нее веер в руках на балу у Треповых… неосторожный поступок с ее стороны. Это как раз доказывает, что она не знает его истинное предназначение.
– Натали сопровождал старик… Иона. Улита говорит, он был доверенным лицом помещицы. И он же был в том доме, где Гордеева убила Янину, мужа Улиты и стреляла в саму Улиту. Как бы его найти и ненавязчиво дать понять, что Натали у нас? Он, говорит Улита, предан Гордеевым, должно быть, придет за нею. А уничтожить нам желательно всех, кто был свидетелем.
– Значит, мне необязательно соблазнять ее?
– Отчего же? Вдруг она лжет?
Иона знал, с кем ему предстоит иметь дело, и думал, что одному ему не справиться. Поэтому готовился к «делу» очень скрупулезно, обдумав свои действия до мелочей. Сначала он поехал к князю Лежневу и ради встречи надел парадный костюм.
Его сиятельство считал себя человеком великодушным и бескорыстным, впрочем, бесплатное великодушие дело несложное, именно на эту слабость рассчитывал Иона. Не так давно Агриппина Юрьевна ловко использовала жадность князя Лежнева или, скажем, бережливость. Разумеется, князь мог не принять управляющего помещицы, на этот случай у Ионы был второй план. Но князя отличало любопытство, он заинтересовался, зачем пришел Иона, и принял управляющего помещицы Гордеевой незамедлительно. Правда, не предложил стул, пришлось Ионе стоя сначала безбожно польстить его сиятельству, воспевая его великодушие, и только после этого поведать злоключения семейства Гордеевых. Князь глубоко задумался, понимая, что управляющий пришел с просьбами, а значит, видимо, ему предстоит потратиться…