– В участок. Определим ее в арестантскую до прихода Виссариона Фомича.

Ранним утром Марго и Медьери ехали шагом, ведя лошадей своих бок о бок друг с другом, а сопровождал их, едучи позади, странный мужчина лет пятидесяти, с волосами до плеч и пышными длинными усами.

– Кто это? – указала на него стеком Марго, когда они проехали уже значительную часть города.

– Мой слуга, – ответил Медьери. – Он ни слова не понимает по-русски, но свои обязанности исполняет исправно. Отправляться в путешествие по лесу с дамой вдвоем опасно, коли на нас нападут разбойники, Янош уведет вас, а я… поговорю с ними.

– Благодарю за заботу, да она была напрасна, у нас разбойников нет.

– Как так – нет? В лесах живут лихие люди, это известно всем.

– В Венгрии они и живут, – рассмеялась Марго. – Насколько мне известно, у вас там горы высокие, леса дремучие, народ суровый, видимо, климат ваш так и плодит разбойников. А у нас, месье, все больше крестьяне, к разбойному ремеслу тяги у них нет. Что за чудо – ваша лошадь! Откуда она? Хотя, погодите, я сама угадаю.

Марго внимательно осмотрела лошадь, тогда как весь вид Медьери говорил: мадам, вы излишне самонадеянны. Прочитав его мысли, она разозлилась, но отступать – это было не в ее характере.

– Правильное, плотное, сухое сложение, – оценивала вслух достоинства лошади Марго. – Длинная изогнутая шея, круп… тоже длинный и прямой, хвост высоко приставлен… Арабка?

– Слава арабских скакунов давно померкла, сударыня. Я привез ее из Венгрии. У нас выводят высококровных верховых лошадей и еще облегченные породы, хорошо работающие под седлом.

– Хм! Я снова не угадала.

– А ваша…

– Моя Ласточка из Калмыкии, брат Мишель подарил мне ее.

– Вот видите, а ведь не уступит ни в чем арабским скакунам.

Выехали за город. Оказавшись в степи, Марго предложила устроить экзамен лошадям и помчаться наперегонки.

Виссарион Фомич, держа в руках портрет, сравнивал изображение с лицом девицы, сидевшей в арестантской. Их надежно разделяла решетка.

– М-да, похожа… – промямлил он неуверенно.

– Одно лицо, – заговорил шепотом Пискунов, но как-то сбивчиво. – Эту барышню я и видел, потому портрет меня тогда и озадачил. Она меня обругала-с, но сразу я не вспомнил-с…

– Помолчи, – бросил ему Зыбин. – Мадемуазель…

Девушка даже не посмотрела в его сторону, она сидела на лавке, злобно кутаясь в пальто. Да Зыбин не впервой с невоспитанностью сталкивался, потому он спокойно продолжил:

– Мадемуазель, как ваше имя? – Она – ни слова. – Мадемуазель, кому нам следует сообщить, что вы находитесь в полиции?

– Убирайтесь к черту, – невежливо буркнула она.

– Мадемуазель, юной девице нехорошо так ругаться, – пожурил ее Зыбин. – Мы бы хотели, чтоб сюда приехали ваши родные и забрали вас отсюда. Кому прикажете об вас сообщить?

Она встала с лавки, подошла к решетке, ничуть не смущаясь своего белья, и, окинув надменным взором мужчин, презрительно спросила:

– По какому праву вы держите меня в этом… сарае?

– А без прав вовсе держим, – невозмутимо ответил Зыбин, – не в сарае, а в полиции. Коль вы не желаете здесь провести несколько дней, скажите, кому про вас сообщить?

– Что такое полиция?

У Зыбина непроизвольно расширились глаза:

– Вы не знаете, что такое полиция?.. Как же можно?! Полиция – это…

И – о ужас! – он не нашел слов, чтобы объяснить ей значение такого понятного, примитивного даже слова, известного с пеленок каждому человеку. Он повернулся к Кирсанову: мол, давай ты.

– Полиция, мадемуазель, – сказал тот, – следит за порядком в городе… э… чтоб его не нарушали.

– Кто же нарушил ваш порядок? – вздернула она подбородок.

Находчивость Кирсанова иссякла, он посмотрел на Зыбина, а тому при подчиненных неловко было бы дать маху, но он тоже не знал, что ей ответить. Безусловно, она порядок нарушила уже тем, что вышла из могилы, но в законе-то ни слова не прописано о том, чем в подобных обстоятельствах мотивировать арест. Виссарион Фомич развернул к ней портрет и строго спросил:

– Мадемуазель, поглядите, вы ли изображены на этой карточке?

Она наклонила голову, рассматривая портрет, потом подняла на Зыбина глаза и бросила ему встречный вопрос:

– Где вы это взяли?

– Так это ваша карточка?

– Не моя. Немедленно выпустите меня!

– Посидите и подумайте, – Зыбин не нашел ничего лучшего, чтобы ей хоть что-то ответить.

Зыбин был удручен: мадемуазель явно водила его за нос, издевалась надо всеми и ничего не боялась. Идя по коридору, он приказал Пискунову съездить за графиней Ростовцевой, чтобы та удостоверила личность арестованной.

– Не послать ли за родственниками Элизы Алексеевны? – поступило предложение от Кирсанова, но Зыбин его отверг:

– А ты представь: родные ее уж сто раз отпели, и вдруг – нате вам, дочка-то жива! Эдак недолго и скончаться от удара. Нет, мы должны точно знать, она это или не она, а уж потом… М-м-м! – глухо застонал он. – Весьма тяжкий случай…

Марго проиграла скачку, естественно, она была раздосадована, тем не менее, когда они перешли на шаг и въехали в лесную чащу, пригрозила Медьери:

– На обратном пути я обгоню вас, месье!

– Вы не любите проигрывать? – развеселился он.

– Не люблю.

– Не огорчайтесь, Маргарита Аристарховна, побеждает не лошадь, а всадник.

– Хотите сказать, что я плохая наездница?

– Вы прекрасно знаете, что это не так, просто существует множество секретов, которые позволяют на скачках обогнать соперников. Я обязательно поделюсь ими с вами. А знаете, Маргарита Аристарховна, во времена Средневековья вас непременно сожгли бы на костре.

– За что?! – изумилась она.

– Зеленые глаза – уже вполне достаточный предлог, чтобы поставить вам клеймо ведьмы.

– В таком случае вас приковали бы к соседнему столбу и обложили бы хворостом, позаимствовав от моего костра немного. У вас куда весомее для того повод: чародейство!

– Что вы, какой я чародей! – расхохотался Медьери. – Вот Феона, по слухам, действительно чародейка, мне о ней рассказали в Петербурге.

Марго приостановила Ласточку, но так, чтобы лошадь Медьери не проехала по узкой тропе. Пришлось остановиться и венгру.

– А почему вас, образованного человека, интересуют невежественные колдуны? – задала она вопрос, который не решалась задать раньше, но сейчас-то они были наедине.

Безусловно, и среди образованных господ полно людей темных, благоговеющих перед колдовскими «науками», многие знатные господа держат домашних ведунов и ворожей, но ученый… В чем тут его интерес?

– Знахари, мадам, – уточнил венгр. – Иной раз деревенский знахарь обладает бóльшими знаниями, чем ученый, он получает их по наследству, совершенствует их и передает своему преемнику. Мы до сих пор пользуемся рецептами Авиценны, которым уже несколько веков; по-вашему, он тоже был невежествен?

– Вы ушли от моего вопроса.

– Да нет, я скажу… Моя младшая сестра больна, собственно, потому я и занялся медициной, что мечтал потягаться с судьбою. Пока все тщетно, но надежды не теряю.

Тронулись дальше. Марго проворчала:

– Ненавижу дамское седло, страшнее этого – только гильотина! А чем больна ваша сестра?

– Простите, Маргарита Аристарховна, мы уже приехали…

Анфиса поднялась навстречу Изольде, которая торопливо, прижимая собачку к груди, шла по аллее к тому месту, где они познакомились.

– Я думала, вы не придете, – сказала Анфиса.

– Простите, дорогая, матушке было плохо, поэтому я опоздала.

– А что с ней?

– Грудная жаба, но все обошлось. Куда мы пойдем?

– В кондитерскую, чай пить с пирожными, я обожаю пирожные. Только… позвольте мне вас угостить?

– Ну, коль вы желаете…

– Желаю! – воскликнула Анфиса. – А вы мне покажете, как правильно кушать пирожные, чтобы я не оконфузилась при гостях. Графиня все время ругается, говорит, я дикарка, меня нельзя пускать в общество, это обидно.