Войдя в лифт, я краем глаза уловил, что Карл отвернулся от медсестры и быстрым шагом направляется в мою сторону. Не раздумывая, я нажал кнопку закрытия дверей. Этот поступок продиктован был скорее простым желанием побыть одному, нежели страхом, но, уже совершив его, я вдруг подумал о том, что мое поведение может быть истолковано как попытка бегства от дальнейших расспросов. Я ткнул пальцем в кнопку открытия дверей. Но было уже слишком поздно: лифт медленно заскользил вниз.

Когда двери открылись, я вышел и свернул влево. Не пройдя и десяти шагов, я понял, что попал не на тот этаж. Торопясь удрать от Карла, я нажал кнопку третьего, а не второго этажа и оказался в родильном отделении; я сразу узнал его, поскольку недавно навещал здесь Сару. Я развернулся и пошел обратно, но стоило мне подойти к лифтам, как тот, который привез меня, закрыл двери и уехал.

Напротив лифтов находился медицинский пост – длинный Г-образный стол, выкрашенный в ярко-оранжевый цвет, – в точности такой же, как и на втором этаже. За ним сидели три медсестры. Еще при выходе из лифта я заметил, что они обратили на меня внимание, а сейчас прямо-таки откровенно разглядывали меня. Я стоял к ним спиной, размышляя о том, знают ли они, кто я, видели ли меня по телевизору, или, может, до них дошли блуждающие по больнице слухи о моей скромной персоне. «Это в его брата вчера ночью стреляли», – наверняка сообщили друг другу шепотом девушки, провожая меня участливыми взглядами.

Откуда-то слева доносился детский плач.

Мелодичный звонок оповестил о прибытии другого лифта, и вот наконец двери его распахнулись. В кабине находился Карл Дженкинс. Увидев его, я пришел в замешательство, но тут же взял себя в руки и постарался говорить как можно спокойнее.

– Привет, Карл, – сказал я, шагнув в лифт. Он просиял.

– Что ты делаешь здесь, на этом этаже, Хэнк? Хочешь сказать, что произвел на свет еще одного ребенка?

Я улыбнулся в ответ, нажимая кнопку второго этажа. Дверцы закрылись.

– Да вот, привык навещать Сару. И машинально нажал на другую кнопку.

Он издал тихий, короткий смешок – так, вежливо ухмыльнулся. И тут же лицо его стало серьезным.

– Я искренне жалею о случившемся, – сказал Карл. В руках он комкал фуражку и, пока говорил, не отрывал от нее взгляда.

– Я знаю, – ответил я.

– Если я чем-то могу…

– Очень любезно с вашей стороны, Карл. Тренькнул звоночек, двери распахнулись. Мы были на втором этаже. Я вышел из лифта. Карл придержал двери рукой.

– Он что-нибудь сказал тебе, пока ты был там?

– Кто? Джекоб?

Карл кивнул головой.

– Нет, – ответил я. – Ничего.

Я огляделся по сторонам. В правом углу коридора о чем-то тихо беседовали два доктора. Слева звучал женский смех. Карл не убирал руку с двери лифта.

– И все-таки: чем вы трое занимались вчера вечером? – спросил он.

Я пристально посмотрел на него, стараясь уловить в его лице хотя бы тень подозрения. Ведь он присутствовал при моем разговоре с его помощниками и, поскольку в числе прочих мне задавался и этот вопрос, слышал мой ответ на него. Двери начали автоматически закрываться, но он, упершись рукой, вновь их раздвинул.

– Мы отмечали рождение ребенка. Джекоб вытащил меня из дома.

Карл кивнул головой. Казалось, он все-таки ожидал услышать что-то другое.

– На самом деле я не очень-то хотел идти, – продолжил я. – Но он так радовался тому, что стал дядей, и мне неудобно было обижать его отказом.

Двери лифта вновь дернулись, пытаясь закрыться.

– А Лу говорил что-нибудь Джекобу перед тем, как выстрелить в него?

– В каком смысле?

– Ну, скажем, ругался или обзывал его?

Я покачал головой.

– Нет, он просто открыл дверь, вскинул ружье и выстрелил.

Доктора, стоявшие в коридоре, закончили беседу, и один из них направился в нашу сторону. Ботинки его звонко цокали по кафельному полу.

– Едете вниз? – крикнул он. Карл высунулся из лифта и кивнул.

– А как насчет того вечера, когда я встретил вас троих у заповедника?

При упоминании о той встрече у меня екнуло сердце. Я так надеялся на то, что он уже забыл о ней.

– А что именно вас интересует? – спросил я.

– Что вы там делали?

Я никак не мог сообразить, как правильно ответить, не мог вспомнить, что я говорил ему тогда, при встрече, и говорил ли что-нибудь вообще. Я все напрягал память, но мозг мой, видимо, слишком устал. Доктор уже почти приблизился к Нам.

– Это был канун Нового года, – начал я, пытаясь увильнуть от прямого ответа. Это все, что мне пришло в голову в тот момент.

– Тоже куда-нибудь ходили выпить втроем?

Я понимал, что совершаю ошибку, но не мог придумать ничего лучшего и медленно кивнул головой. Тут подоспел и доктор, быстро прошмыгнув мимо меня в лифт. Карл, пропуская его, отступил назад.

– Не стесняйся звонить мне, Хэнк, если вдруг что-то понадобится, – сказал он, когда двери лифта уже заскользили навстречу друг другу. – Знай, что я всегда буду рад помочь чем только смогу.

Хотя доктора и сказали, что мне можно идти домой, я остался в больнице до вечера. Джекоб время от времени приходил в сознание, но больше меня к нему не пустили. Доктора были по-прежнему настроены пессимистично.

Ближе к пяти начало темнеть, Аманда расплакалась. Сара попыталась накормить ее, потом спела ей песенку, походила с ней по комнате, но девочка не унималась. Плач ее становился все громче и громче. От этого крика у меня разболелась голова, возникло ощущение, будто стены давят на меня, и я попросил Сару увезти ее домой.

Она предложила мне поехать с ними.

– Ты только тратишь время, Хэнк, – уговаривала она. – Сейчас мы уже бессильны что-либо изменить.

Аманда все надрывалась; ее крошечное личико покраснело от натуги. Я смотрел на плачущее дитя, пытался сосредоточиться, но бесполезно: я слишком устал, чтобы думать. Скрепя сердце я согласился:

– Хорошо. Едем домой.

Садясь в машину, я испытал Удивительное облегчение. Весь день я носил в себе секреты, которыми мог поделиться только с Сарой.

Теперь же я мог рассказать ей, что произошло. И потом, приехав домой, поесть что-нибудь и наконец лечь спать. А тем временем истерзанное тело Джекоба будет бороться за жизнь, тем самым решая и мою судьбу.

Сара устроила ребенка на заднем сиденье, а сама села за руль. Я сидел рядом – обмякший, вялый, опустошенный. Мышцы ломило от усталости, к горлу подступала тошнота. Солнце уже зашло; небо было темно-синим, с каждой секундой все больше приближаясь к черному. Одна за другой высыпали звезды. Луны не было.

Я прислонился к оконному стеклу, чтобы его прохлада не давала мне заснуть. Заговорил я, лишь когда мы выехали с автостоянки и направились к дому. Я рассказал Саре все. Про то, как мы пили в баре, как ехали обратно к Лу, как заманили его в ловушку, уговорив разыграть сцену признания в убийстве. Я рассказал, как Лу достал ружье, как Джекоб убил его и как я убил Ненси. Рассказал, как ходил к Сонни в трейлер, как раздевал его на крыльце, а потом гнался за ним по лестнице, до самой спальни. Сара внимательно слушала меня, чуть повернув ко мне голову. Она то и дело кивала, словно подтверждая, что ловит каждое мое слово. Руки ее уверенно сжимали руль.

Аманда, лежа сзади нас в переносной люльке, продолжала плакать.

Когда пришло время рассказать о том, как Джекоб начал ломаться, я почему-то запнулся. Сара тут же бросила на меня взгляд и убрала ногу с акселератора.

– Он начал плакать, – сказал я, – и я понял, что должен это сделать. Было ясно, что он долго не продержится, что, когда нагрянут полицейские и репортеры, он непременно признается.

Сара кивнула, как будто и сама предвидела такой вариант.

– И не было ни малейшей надежды на то, что ему удастся взять себя в руки, – продолжал я. – Так что пришлось его убить. Я принял решение – я же и исполнил его. И нисколько не жалею об этом. С самого начала я не сомневался в том, что поступаю правильно.