У Софочки был сумасшедший день. Одна уважаемая организация объявила Москву самым дорогим городом в мире. Другая прислала рейтинг стран по безопасности жизни, где поместила Россию ниже Ирака. Третья заявила, что опросила Европу, и Европа считает, что Путин плохой. И все в один день!

«Да что они, сговорились что ли!» — чуть не плакала Софочка.

Особенно мучила Софочку международная ассоциация журналистов. С утра она прислала Софочке уже три письма о том, что она кого-то категорически осуждает. Каждый раз организация осуждала кого-то нового, и приходилось писать новую заметку.

Фима шумно допил свой кофе и громко сказал:

— У меня шутка не получается. Кто поможет? Я уже полчаса думаю — вертикаль власти, горизонталь — чего? Лучше в рифму.

— Горизонталь страсти! — послышалось из другого угла.

— Горизонталь пасти!

— Вертикаль власти — горизонталь жести!

— Я придумал. «Вертикаль — власти. Горизонталь, квасьте!» — закричал вдруг Кульбитский, у которого села батарейка, и он решил минут десять не заряжать телефон, чтобы отдохнуть.

— Отличненько! — обрадовался Фима. — Так и запишем!

— Коллеги, представляете, тут упал доклад про то, что в России больше всего в мире расистов, — сообщила Софочка. — Так вот я пишу заметку про это, а у меня ворд не знает слова негр! Подчеркивает, как неправильное! Это так должно быть, или у меня ворд сломался?

— Триумф политкорректности! — восхитился Фима. — Даже удивительно, что это русский ворд.

Фима вел главный раздел сайта партии Свободы — раздел недовольных. Его страничка открывалась призывом ко всем, кто чем-нибудь недоволен, немедленно написать об этом Фиме. Дальше Фима учил недовольных, как организовать марш и добиться того, чтобы тебя побила милиция — тогда это точно покажут по CNN.

Фотоотчеты об акциях недовольных Фима помещал на сайт. Его раздел пестрел заголовками:

Бердск провел марш с требованием открыть детский сад, закрытый на карантин!

Новосибирск протестует против изменения маршрута седьмого троллейбуса!

Марш Недовольных в Челябинске призвал власть отказаться от введения формы в школе-лицее!

Жители юга Москвы вышли на митинг протеста против строительства мусоросжигательного завода!

Если бы новый в России человек зашел к Фиме в раздел, он бы подумал, что в этой стране целыми днями бушуют протесты и скоро грядет революция. Многие, собственно, так и думали. С Фиминой странички не вылезали скорые на расправу корреспонденты международных агентств и обозреватели старинных газет и журналов. Пока на свете жил Фима, они могли не переживать за свои корпункты — работы было полно.

Яша завис над горкой цветных фотографий Путина. Он выбирал такие, где Путин выглядел извергом или, наоборот, ничтожеством. А еще лучше — если похож на пьяного. Но таких в этот раз, как назло, не было.

— Народ, тут новые фотки пришли из Чечни, рейтеровские. Очень прикольные. На одной солдат без ноги лежит в больничке. Как подписать — «солдат выздоравливает» или «солдат умирает»? — спросила Нора.

Яша подошел к Норе и критически рассмотрел солдата. Он сказал:

— В принципе, и так и так можно. Но лучше, конечно, «солдат умирает».

— Представляете, русские мужчины признаны худшими любовниками в мире! — с восторгом сказала Софочка. — Согласно международному опросу.

— А почему? — спросила Нора.

— Щас посмотрим, — ответила Софочка сквозь зубы. — Нашла. Потому что слишком волосатые!*

К обеду в большую комнату с партами принесли свежие роллы и мисо-супы, а международная ассоциация журналистов снова когото категорически осудила.

Нора распечатала хвалебные письма от коллег, чтобы сохранить их дома и читать потом на досуге для поднятия самооценки. Она сложила листы аккуратной стопкой и запихнула их в сумочку. Расцеловав коллег, Нора направилась к выходу, но в это время на ее столе запищал факс. Она вернулась.

С третьей попытки из факса выполз грязный листок, на котором еле читалось:

Настоящим подтверждаем, что Шатап Полина Геннадьевна 1956го года рождения действительно состоит на учете в психиатрической клинике города Сумранска с 1987-го года. Главврач Сумранской Областной Психиатрической Клиники им. Кащенко В.И. Фомин.

Нора перечитала листок почти по слогам. Обвела комнату недоуменным взглядом, как если бы вдруг увидела, что сидящие в ней коллеги висят в воздухе, как космонавты. Зажав листок в руке, Нора нырнула в новую норку и хлопнула дверью.

Из соседнего офиса раздавались не привыкшие к возражениям голоса. Чей-то хриплый басок тараторил без энтузиазма:

— Мы должны провести круглый стол. Очень важно провести круглый стол. Круглый стол — это главное, что мы можем сделать, чтобы сохранить в нашей орбите Таджикистан и Киргизию.

Нора знала, что в этом офисе заседали оппоненты Бориса — какаято группа то ли экспертов, то ли активистов, которая готовила для Кремля какие-то то ли рекомендации, то ли отчеты. Во время обеда те из оппонентов, кто был помоложе, и сотрудники бирюковского сайта занимали один длинный стол в ресторане на первом этаже, по очереди оплачивали друг другу бизнес-ланчи и вздыхали о том, что и у тех, и у других жутко много работы, а толку пока никакого. Оппоненты постарше питались в столовой в другом крыле, где до сих пор водилась кабачковая икра, гуляши и голубенькие пол-яичка с горошком и каплей разбавленного майонеза. При большом скоплении народа и в отсутствие стенографисток эти люди предпочитали молчать.

Дверь офиса оппонентов открылась. Из нее вывалились седовласые мужчины с прическами комсомольцев и невзрачные женщины с несложившейся жизнью. На лестнице две киргизки-уборщицы в синтетических фартуках вжались в стену, пропуская вышедших из офиса. Вид у киргизок был, как обычно, испуганный.

Нора выбежала на бушующее Садовое. Машины пыхтели в привычной пробке. Мимо Норы по тротуару промчались два последних предзимних пожилых роллера с рюкзаками. Под козырьком возле здания курили двое из заседавших в соседнем офисе и, перекрикивая Садовое, обсуждали что-то непонятное Норе:

— …закон о содействии русскому языку в странах СНГ. Мы его передали в Думу, а нам говорят — надо пройти проверку на коррупционную емкость закона. И мы его потащили в этот антикоррупционный комитет или как его там, а нам открытым текстом в этом комитете говорят: «Пантелеев дал семьдесят, чтобы мы ваш закон признали коррупционным. Дадите стольник, признаем некоррупционным». Теперь вот ходим, думаем, из кого стольник выбить.

Нора искала в сумочке телефон. Наконец, выудила его, чуть не уронила на асфальт и тут же набрала Бориса, хотя давно уже отвыкла звонить ему первой.

— Я с тобой должна поговорить, — сказала она взволнованно. — Мы сделали ужасную вещь. Полина Шатап — действительно психически больная. Ты можешь себе представить?

— И что? — нетерпеливо ответил Борис.

— Как что? Мы рассказываем, что ее упекли за то, что она активистка твоей партии! И не только мы — весь мир рассказывает! Я с утра Инопрессу смотрела — только про это и пишут!

— Ну так это же хорошо. Это значит, ты отлично работаешь.

— Но она ведь больной человек! У нее шизофрения, наверно!

— Да у нее уже двадцать лет шизофрения! — сказал Борис, начиная терять терпение.

— Подожди, — медленно сказала Нора. — Ты что — об этом знал?

— Конечно, знал! А вот ты откуда узнала?

— Запрос отправила в клинику.

— Господи, зачем? — совсем зло спросил Борис.

— Ну как зачем? Добывала, типа, информацию. Нас так учили.

— Мудаки вас учили!

— Твои же бибисишники и учили, которых ты на мастер-класс притащил!

— А какое клиника имела право раскрывать врачебную тайну?

— Не знаю. И не важно. Ты мне скажи, она была твоей активисткой или нет?

— Она подрабатывала у нас — расклеивала наши листовки на столбах. Говорят, очень прилежно расклеивала. Три рубля листовка.