Мужик вытер рот жирной от масла рукой и потянулся к девице. Вдруг кто-то с силой дернул назад ее стул, и над голой спиной девицы послышалось яростное шипение:

— Кто здесь не знает, что такое лавровишня? Это ты не знаешь, что такое лавровишня? Пойдем отойдем в сторонку, я тебе быстро объясню, что такое лавровишня!!! Может, еще кто-нибудь не знает, что такое лавровишня? Кому-нибудь еще объяснить??!! — рычала женщина, накрашенная по местной моде. Из-под накладных ресниц сверкали молнии, от искры мог вспыхнуть коньяк. Стразы на блузке женщины зажглись огнем преисподней.

И что-то очень знакомое вдруг поразило Алину в этом взгляде, далекое, давно забытое и одновременно родное.

— Лиана! — вскрикнула она.

— Шта-а-а? — резко развернулась багровая от ярости Лиана и тут же растерянно ахнула.

— Алинка! Мама моя родная! Ты как сюда попала?! Сто лет тебя… — она снова повернулась к столу: — Скажите, суки, спасибо, что подругу встретила, которую сто лет не видела. Ей скажите спасибо, что я вам столы не перевернула и стулья у вас на головах не поразбивала!

— Да, она может, — негромко сказал лысый мужик, улыбаясь. Его распирало от гордости за сцену, устроенную Лианой.

Лиана присела за столик Алины. Они не виделись с юности. Но обеим вдруг показалось, что с их последней встречи прошло не больше недели.

— Что это было, Лианка? — спросила Алина.

— Да что было, ничего не было! Мужика своего воспитываю, — ответила Лиана возбужденно. — С местными мужиками только так. Дальше остановки отпускать нельзя. Ты ему только волю дай, у него хрен за одно лето весь сотрется — домой ничего не останется. Я ему еще неделю назад сказала, что я одну бабку знаю, которая один такой тилисун* делает, что вообще стоять не будет больше никогда. И, если он будет колобродить, я к ней схожу, потому что лучше пусть и мне ничего не достанется, чем куда попало хрен свой совать. А я, говорю, и без хрена твоего обойдусь, я все равно люблю тебя как брата. Он испугался, дня три домой приходил не позже двенадцати. А теперь опять, видишь, что творит. Видать, придется сходить к бабке все-таки.

Алина молчала и смотрела на подругу с восхищением.

Лиана была пышногрудой, широкобедрой и черноглазой. Никогда раньше Алина не видела ее незагорелой. А теперь, как у всех местных женщин после замужества, ее кожа стала бледной, почти белой, и отдыхающие девушки, глядя на Лиану и на других местных женщин с выражением очевидного превосходства, думали о них так: «Мы за два дня коричневые, а эти всю жизнь здесь живут — и как спирохеты. Тьфу!» Лицо у Лианы было ярким и грубым, с широкими темными порами на лбу и щеках и двумя глубокими складками, идущими от орлиного носа вниз мимо рта к подбородку. «Неужели я тоже так изменилась?» — подумала Алина и расстроилась еще больше.

Неместные девицы поджав хвосты вышли из ресторана под победные взоры официанток. Официантки тоже были замужем и тоже ненавидели приезжих женщин.

— Вернулись эти клячи, что прошлым летом приезжали! — шипела вслед девицам Лиана.

— Ты посмотри на них! Куропатки прошлогодние! Сардельки возбужденные! Я ее один раз так потеряю на Рыбзаводе, что до следующего сезона не найдут! Аппендицит без наркоза вырву! Ногтями! Я один раз мужу всю рожу так расцарапала — швы накладывали.

— А он что? — спросила Алина.

— Неделю не разговаривал со мной. А я потом думаю: ни хрена себе, он так весь сезон не будет со мной разговаривать, кому я хуже сделаю? Ну и взяла сделала вид, что у меня приступ, скрючилась вся на кровати. Так он ко мне приполз на коленях, и давление мне мерил, и руку на лоб клал, всю посуду мне перемыл и все клятвы переклял. Два дня еще как шелковый ходил.

— И как вы после этого, хорошо живете?

— Да как живем, никак не живем. Развелись.

— А это кто был?

— Да кто-кто, конь в пальто. Это другой уже. Поселился у меня и живет второй год, не выгонишь, — Лиана затянулась сигаретой. — Это у вас там одни олигархи. А у нас на десять баб девять наркоманов, и те женатые. Ну, а ты-то как? — спросила наконец Лиана.

— Нормально…

— Где твой-то? — перебила Лиана.

— Здесь, в городе, но точно не знаю где. Я его не видела с тех пор, как мы прилетели, — сказала Алина и посмотрела куда-то мимо Лианы, на улицу.

— Опочки, приплыли! — протянула Лиана. — Так ты спроси у него, где он. Скажи, где тебя, сука, носит?

— Он не любит, когда я часто звоню. Работает много. Я его почти не вижу, — сказала Алина. По ее подбородку забегали некрасивые ямочки.

— Загулял, что ли?

— Я не знаю, — ответила Алина, все еще глядя на улицу, и вдруг быстро выпалила: — По-моему, он мне изменяет.

И тут же сама удивилась, что она это сказала.

— Ты что, дура? Ты где видела мужика, который не изменяет? В кино? И где вас таких выращивают?

— Не говори так, Лиана. Если б ты знала, как я замучилась. Все время думаю, где он, с кем он. Подозреваю все время…

— Чего тут подозревать? Надо всегда точно знать. Я всегда считаю, что главное — точно все узнать и устроить скандал. Если хороший скандал устроить — на месяц хватит, целый месяц гулять не будет. Если не в курортный сезон, конечно.

— А как я узнаю? Не следить же за ним.

— Еще не хватало! — сказала Лиана и встала со стула. — Я знаю, что надо делать. Вставай. Де-е-е-е-э-э-эвочки! — заорала на весь ресторан Лиана. — Счет принесите, мы уходим.

Девочки и не подумали шевельнуться.

Самые расслабленные люди в мире живут в поселке Черешня Адлерского района города Сочи. Когда-нибудь их за это занесут в Книгу рекордов Гиннесса. Во всяком случае стоит это сделать.

Приехавший сюда сдуру турист проводит полдня, пытаясь заставить местных хоть чем-нибудь заняться. Оставшиеся полдня он слушает их жалобы на поганку-жизнь. Турист моментально узнает от местных, что отдыхающих в этом сезоне очень мало, да и в прошлом было немного, а те, что все-таки приехали, — нищие козлы, и женщины их — настоящие проститутки; работы нет, налоги душат, долги растут, власти борзеют, погода отвратительная, а к морю лучше не подходить, потому что туда сливают канализацию и там кишечная палочка. Но главное, сообщают туристу: денег нет, не было и не предвидится.

А раз их нет, то нечего и дергаться, рассуждают жители Черешни и проводят трудовой летний сезон, рассиживая в гостях друг у друга. Целый день они пьют кофе по-турецки и мечтают о другой жизни. И бессмысленно их просить что-нибудь вам продать, даже банальную минералку. Хотите пить? Дадут вам здесь попить — разбежались. Вот как вам здесь дадут попить.

Вы заходите в магазин, продираясь сквозь жирные полиэтиленовые занавески на входе, которые хозяева повесили от мух. На улице плюс тридцать пять, в магазине — за сорок. На полках полно минералки, но нет никого за прилавком. И ценников тоже нет. Потом вы замечаете, что продавщица сидит в углу у вентилятора и читает журнал «Теленеделя». Вы спрашиваете:

— Сколько стоит минералка?

— Я не знаю, — отвечает продавщица и продолжает читать.

— А кто знает?

— Может быть, Римма знает.

— Так спросите у Риммы, — настаиваете вы.

Продавщица нехотя встает и спрашивает вас:

— Тебе с газами или без газов?

— Без газа, пожалуйста.

— Без газов нету, — говорит продавщица и садится обратно.

— Тогда с газом.

Она отворачивается и кричит куда-то вглубь улицы:

— Римма! Сколько минералка стоит?

— Я не знаю! — кричит кто-то с улицы.

— А кто знает?

— Варуж должен знать!

— Варуж на свадьбу уехал! — продолжает кричать продавщица.

— На чью свадьбу? — кричат с улицы.

— Майромкиному сыну!

В дверном проеме появляется лицо Риммы:

— Да ты что! Майромка сына женит! Откуда девочку взяли?

— Из Лоо.

— Хорошая девочка?

— Нет, русская.

— Ай-яй-яй. Бедная Майромка. Второй сын на русской женится. Хоть местная?

— Слава Богу, местная. С Татулянов племянником в одном классе училась.