– А что я должен чувствовать? – заинтересовался Марат и указал мне батоном на скамейку, мол, присаживайся, в ногах правды нет. (Как будто какую-то правду Марату можно втолковать.)

Я присела.

– Зачем нам с тобой поцелуи? У нас все другое. Совершенно другое.

– Какое? – никак не мог понять Марат.

– Другое. Выше поцелуев.

«Господи, что я говорю? – мысленно застонала я. – Разговор уходит в другую сторону».

– Если ты хочешь знать, – тихо проговорила я, – в своих мечтах о первом поцелуе я представляла только тебя.

– А променяла на Васю, – ехидно заметил Марат.

Я вскочила с лавочки и, не обращая никакого внимания на прохожих, закричала:

– Какой ты бессердечный! Не хочешь меня понять! Мне и так гадко, что так получилось, что разрушилась моя мечта, а тут ты еще специально режешь сердце тупым ножом и наслаждаешься моей болью!

– Ах, какие слова! – с иронией сказал Марат. – Хоть книжку пиши! – Далее он сощурил глаза и сквозь зубы продолжил: – Это не я твое сердце режу тупым ножом, а ты мое. Если бы ты знала, как мне больно было смотреть на вас, целующихся во дворе. Если бы ты знала... Ты ничего не знаешь! Ты слышишь только себя и не хочешь понять других. Думаешь, я ничего не понял?

– А что ты понял? – по инерции спросила я.

– Ты не выдержала испытания разлукой. Сразу, как только появилась такая возможность, ушла к другому, к тому, кто живет рядом, под боком. Правильно, зачем я тебе нужен? Я же скоро буду далеко. А Вася рядом. Что я? Голос в трубке, буквы в телефоне, а Вася – села в автобус и через двадцать минут уже стоишь во дворе и целуешься на глазах у прохожих. Хоть бы постыдилась!

От этих слов у меня перехватило дыхание.

– Ты действительно так думаешь? – сдавленно спросила я.

– Да, – кивнул Марат.

– Ты считаешь, что я променяла твою дружбу на Васю?

– Конечно. Он же рядом. А я скоро буду далеко. Зачем я тебе, такой далекий, нужен? Вот и все, подошел к концу наш курортный роман. А с Васей начался. И сразу с поцелуев. Смешно...

Я взглянула на Марата, пытаясь определить, на самом деле он верит в то, что говорит, или, может, его подхватила волна скандала и теперь несет так, что невозможно остановиться? Но по его лицу я ничего не поняла. В те минуты я не могла адекватно оценивать мир.

– Ты не сумел меня понять, – негромко произнесла я. Марат поневоле подался ко мне, чтобы лучше слышать. – А я пыталась тебе объяснить, что не виновата в этом поцелуе. Думаю, нам больше не о чем говорить. Удачно тебе провести эту неделю. А меня, такую ветреную, поверь, ты больше не увидишь на своем жизненном пути. Я свое слово держу. Прощай! Дружить не обязуйся, – закончила я свою речь, немного переделав слова, строчкой из романса, который очень любил Марат.

Говоря это, я еще не понимала, каким образом буду осуществлять обещание, но мне нужно было сказать что-то достойное и мощное, чтобы потом не жалеть о том, что ушла без последнего слова.

Напоследок я бросила взор на Марата, пытаясь запомнить его облик: одежду, то, как лежат волосы на голове, в какой руке он держит батон, куда на спортивные штаны упали крошки, какой туалетной водой от него пахнет – а потом резко развернулась и пошла прочь.

У меня было чувство, что я вижу его последний раз в жизни. Впрочем, как и он меня.

Сначала я шла быстро, потом замедлила шаг.

Сердце бешено колотилось, я шла, не разбирая дороги и не видя людей, которые, наверное, возмущались тем, что я их толкаю и несусь как на пожар, но мне было все равно. В голове стучало: «Сейчас побежит за мной и остановит! Он меня остановит! Обязательно! Так бывает всегда! Мы оба расплачемся, обнимем друг друга и попросим прощения! Остановит! Сейчас схватит за руку...»

Но Марат не бежал за мной следом. Не хватал за руку. Не останавливал...

Не знаю, что я увидела бы, если б на затылке были глаза. Марат смотрит мне вслед и кусает губы, решая, бежать за мной или нет, или он глядит в другую сторону и думает, намазать свежий батон сливочным маслом или горным медом?

Хоть меня и одолевало сумасшедшее желание обернуться и узнать, что делает катамаранщик, я проявила силу воли и с трудом, но сдержала себя.

Дойдя до конца улицы, я свернула за угол и направилась в сторону спасательной станции № 5. «Я должна это сделать. Должна. Иначе нельзя. Если я это не сделаю, будет только хуже».

Теперь мысль «Остановит! Побежит! Обнимет! Расплачемся!» сменила другая: «Надо же, как глупо все получилось. Как глупо закончилась наша дружба...»

С момента нашего решающего разговора на лавочке прошло два дня. За это время в моей жизни произошли важные события. Два. Первое событие – то, что мы совершенно прекратили общаться с Маратом. Я не получила от него ни одного сообщения, не было ни одного звонка... На прощание он ничего не написал. Впрочем, я не знаю, пишут ли обычно в таких ситуациях что-то на прощание, есть ли в отношениях расставшихся какой-то «эпилог», где каждый говорит то, что пришло в голову с момента расставания, что додумалось и накипело. Я ему тоже не писала. Зачем? Он не хочет меня понять.

Со мной такое произошло впервые. И, надеюсь, в последний раз, потому что я решила, что больше никогда не буду тесно дружить с парнями. Очень уж много душевной боли это причиняет. Для чего я вообще подружилась с Маратом? Не знаю. Меня просто потянуло к нему. Просто потянуло... Раньше моим лучшим другом было море, а потом я сконцентрировала все свое внимание на Марате. Фулата говорит, что так бывает со всеми, кто находит человека, к которому безудержно тянет. В поле зрения есть только он. А люди, с кем общался прежде, находятся словно в тумане. Общаешься с ними по привычке, по инерции, потому, что с ними надо общаться, а расцветаешь только при виде близкого друга. (Теперь я думала – значит, для Фулаты я тоже как в тумане, а рассеивается этот туман лишь когда она видит Ваню – своего друга?)

Что сказать? Так оно все и было. После знакомства с Маратом у меня коренным образом изменилось восприятие мира. Как я говорила в самом начале этой истории, работа мне стала не так интересна, как была, когда я вела наблюдение в бинокль за катамаранщиком. Познакомилась с ним – и все. Моя жизнь разделилась на «до» и «после». То есть до и после знакомства с Маратом. Все, что было «до», как-то отодвинулось в сторону, померкло. Я перестала придавать всему этому столько значения, сколько придавала раньше. Я начала жить для Марата.

Если раньше мне было все равно, что я надену, чтобы сходить на прогулку, – джинсы или спортивные штаны, то теперь стала придавать этому значение. Марат придерживался спортивного стиля, и, чтобы быть ему «в тон», во время встреч с ним я предпочитала одеваться спортивно. Если Марат сам одевался спортивно, то, я думаю, он замечал и ценил то, что я тоже «спортивная». Мне хотелось выглядеть хорошо. В первую очередь – для него. А во вторую – для самой себя и окружающих. Окружающие – это тоже немаловажно. Когда идешь с парнем и прохожие заглядываются на тебя, то чувствуешь себя более уверенно. И парень тоже ощущает себя сильнее, потому что эта девушка, на которой задерживают взгляд проходящие мимо люди, идет именно с ним, а не с кем-то другим.

Кроме того, после знакомства с Маратом у меня появилась новая черта характера, которая активизировалась только в его присутствии. Если раньше при общении с людьми меня не особенно волновали подробности их биографии, то теперь мне стало это любопытно. Я хотела знать о Марате абсолютно все: о чем он думает, когда мы идем молча; какие у него отношения с одноклассниками; за какой партой он сидит; какие школьные предметы любит, а какие нет; как выглядит его комната; в каком роддоме он появился на свет; что мне нужно сделать, чтобы его развеселить; что он любит есть на завтрак... И многое другое. Когда я была с ним рядом, то вся превращалась в губку, которая поглощала информацию с жадностью измучившегося от жажды путника, нашедшего в пустыне родник с кристально чистой прохладной водой.