– Я не могу быть привидением. Во-первых, я не умирал, во-вторых, если бы я был привидением, то не торчал бы в долбаном чулане, а просто прошел бы сквозь стену! Да и вообще, меня бы в этом доме при таком раскладе не было!

В моей голове (и, по-видимому, в Аликовой тоже) ничего не укладывалось. Алик прошел сквозь Рыжего, как будто парень (или Алик?) были не плотнее тумана. Но разве это может быть?

– А ты пробовал? – поинтересовался я.

– Что пробовал? – не понял Алик.

– Да сквозь стены проходить...

Алик растерялся еще больше.

– Нет...

– Так попробуй!

Алик беспомощно похлопал ресницами, затем развернулся к стене, около которой стоял, и прикоснулся к ней. Его палец уперся в стену и проходить дальше не желал. На лице Алика расплылась счастливая улыбка.

– Я не привидение! Не привидение! – Он подскочил ко мне и на радостях меня обнял.

– С чего ты взял? – отстранился я от Алика.

– В смысле?

– Ну что ты не привидение? Возможно, что сквозь предметы ты проходишь, только когда не заостряешь на этом внимание. Ты же когда сквозь этого слепоглухого прошел, не думал же: «Я привидение или нет? Получится у меня сквозь него пройти или нет?» – правильно? А когда хотел проникнуть через стену, то только об этом и думал...

– Снова песенки, – констатировал Алик, глядя на ожившего парня. Тот допел песню про бухгалтера и теперь резво отплясывал «Цыганочку».

Я отвернулся от Рыжего и обратился к Алику:

– Что делать будем?

Он сел на пол, обхватил голову руками и пробубнил:

– Что делать, что делать, снимать штаны и бегать...

– Я серьезно.

– Короче, мы вышли с тобой из машины (ох, как давно это было!), направились в сторону деревни за подмогой и попали под снегопад. Когда снег закончился, мы не увидели ни деревенских огней, ни столбов, по которым ориентировались. Так?

– Так, – согласился я.

– Снег начался снова. Когда же он прекратился, то перед нами возник этот дом, как будто его ветром откуда-то принесло. Чтобы спастись от начавшегося опять снегопада, мы стали на крылечко дома, а потом так получилось, что дверь открылась...

– Она не сама открылась, а я на нее рухнул, – напомнил я.

– Да, точно. И мы, на свою беду, зашли сюда. А дальше – выстрелы, замурованные окна и двери, играющее само по себе пианино, чулан, в котором мы оба пропали, а теперь еще и непонятная комната. В ней сидит какой-то парень и делает вид, что нас нет. Эй ты, идиот, ку-ку! – Алик помахал парню рукой.

Он тем временем закончил отплясывать «Цыганочку» и перешел к репертуару заграничных певцов.

– Я прошел сквозь него... – сказал Алик. – Получается, что он привидение. Но разве привидения бывают?

– Не знаю. Думаю, бывают.

– Вот как? – Левая бровь Алика удивленно взлетела кверху.

– Конечно. Говорят, что придумать ничего нельзя. То, что «придумано», на самом деле было, и это «придуманное» – воспоминания о случившемся когда-то...

Некоторое время мы молчали, обдумывая сказанное мною. Внезапно Рыжий замолчал. Зевнул, потянулся, постелил на полу куртку. Свернулся калачиком и засопел.

– Утомился, – хмыкнул Алик. – Пусть поспит, хоть на нервы действовать не будет своими песнями.

02.30.

Каждый занимался своим делом: парень спал, Алик сидел на полу, уткнувшись взглядом в стену, я тоже сидел на полу и смотрел на Алика.

– Хватит на меня пялиться, – нервно сказал Алик. – Мне неприятно.

Я отвел взгляд.

– Когда этот проснется, – мой друг кивнул на Рыжего, – надо будет действовать активно. Что-то мне подсказывает, что этот певец доморощенный может на многое пролить свет.

– И как же ты собираешься действовать? – скептически поинтересовался я. – Он же нас не замечает. Не слышит. Не видит.

Алик ничего не ответил. Снова наступила тишина, если, конечно, не считать непрекращающегося «з-з-з-з-з» и размеренного сопения Рыжего.

Я совсем не представлял, что в подобной ситуации надо делать. Кричать? Звать на помощь? Но нас никто не услышит. Сидеть и ждать у моря погоды? Да. Пожалуй, это самый разумный вариант. По дому мы уже напутешествовались, хватит, больше в чулане я сидеть не хочу. Уж лучше здесь, в странной комнате рядом со странным парнем и Аликом, чем в каком-нибудь другом месте. Впрочем, разве это «другое место» есть? В доме больше нет комнат. Прихожая, гостиная, чулан, лестница, эта комната, и все. Больше помещений мы не видели. Значит, эта комната – наше последнее пристанище. Дальше пути нет, здесь мы и остановимся.

Проснулся Рыжий так же внезапно, как и уснул. Вскочил и давай отплясывать какой-то неизвестный мне танец.

– И в цирк ходить не надо, – сказал Алик, наблюдая за танцором.

– А знаешь, я совсем не голоден, – невпопад произнес я, – хотя последнее, что я съел, был кусок шоколадки. Еще тогда, в машине...

– В машине... – как эхо, откликнулся Алик. – Мне почему-то кажется, что никакой машины не существует. Что машина – это сон. Есть только этот дом, и больше ничего... А кушать я тоже не хочу. Это на меня не похоже. У меня же растущий организм, вечно что-то жую...

– У меня тоже растущий организм, – напомнил я, – но есть не хочется совсем.

– Откуда он знает эти допотопные песни? – озадачился Алик.

Я пожал плечами.

– Как ты думаешь, кто он, как тут оказался? – спросил я.

– Черт его знает...

– Я же попросил не выражаться.

– Ладно, не буду. Кто его знает, откуда он тут взялся... Если бы мы могли нормально с ним поговорить, то что-нибудь выяснили бы, а так... Это похоже на какой-то фильм: мы сидим в комнате втроем, и один из нас не замечает, что он в комнате не один. Почему не замечает?.. Глянь на него!

Я посмотрел на парня. Он делал сальто, не прекращая при этом петь.

«Неужели ничего не изменится? – с отчаянием подумал я. – Неужели я буду смотреть на это вечно?»

Сколько времени мы так сидели, я не знаю. Сколько времени провели в этом проклятом доме – тоже неизвестно. Но одно точно, еще немного – и я сойду с ума от этих «ритуальных» танцев и давно вышедших в тираж песен. Оставалось только удивляться, откуда у парня берутся силы на танцы и песни. На батарейках он, что ли? Но разве бывают такие «долгоиграющие» батарейки?

«Что за чушь крутится у меня в голове? – подумал я. – Еще немного, и я сам пущусь в пляс».

– Это все мне уже надоело! – Алик подскочил к парню и попытался потрясти его за плечо, но не тут-то было. Рука Алика снова проскочила сквозь плечо Рыжего, а тот даже не заметил, что его попытались хорошенько встряхнуть.

«Какая прелесть, – подумал я. – Если так будет дальше продолжаться, то мне остается только застрелиться, чтобы не видеть этот тупизм».

И тут, словно подслушав мои мысли, мальчишка остановился и, запустив руку в карман, достал оттуда... пистолет. Какой марки – не знаю. Могу только сказать, что это был пистолет.

– У меня осталось три пули, – сообщил кому-то (хотелось бы верить, что нам) парень. – Если первая пуля не пробьет замок, то остальные две я тратить не буду. Подожду, может, что изменится.

С этими словами он навел пистолет на проем открытой двери и выстрелил. Раздался страшный грохот.

«Точно, это он стрелял все время», – определил я.

– Ну вот, я так и знал, – сказал певец-стрелок. – Эту проклятую дверь пули не берут. Остается надеяться на чудо.