— Что? — закричал Уимзи Гранту в ухо. Он прокричал снова, и на сей раз слово «бензин» прозвучало выстрелом, и его унесло ветром. Но были ли новости хорошими или плохими, лорд Питер не мог бы сказать.

Мистер Мурблс был разбужен ударом в дверь сразу после полночи. Высунув голову из окна в некоторой тревоге, он увидел швейцара с фонарем, а позади него фигуру, которую мистер Мурблс не смог сразу распознать.

— В чем дело? — спросил поверенный.

— Молодая леди спрашивает вас, сэр. Срочно.

Бесформенная фигура подняла голову, и в свете фонаря он увидел блеск смоляных волос под небольшой туго завязанной шляпкой.

— Мистер Мурблс, пожалуйста, выйдите. Бантер позвонил мне. Эта женщина пришла дать свидетельские показания. Бантер не хотел оставлять ее — она напугана, но он говорит, что это чрезвычайно важно, а Бантер всегда прав, вы знаете.

— Он упомянул имя?

— Госпожа Граймторп.

— О боже! Один момент, моя дорогая юная леди, я впущу вас.

И действительно, гораздо быстрее, чем можно было ожидать, мистер Мурблс появился в шерстяном халате около входной двери.

— Входите, моя дорогая. Я буду готов через несколько минут. Вы совершенно правы, что пришли ко мне. Я очень, очень доволен, что вы так поступили. Какая ужасная ночь! Перкинс, не могли бы вы разбудить мистера Мэрфи и попросить его разрешить мне воспользоваться телефоном?

Мистер Мэрфи, ирландский адвокат, великодушный балагур, не нуждался в пробуждении. Он развлекался с друзьями и был рад помочь.

— Это вы, Биггс? Говорит Мурблс. Насчет алиби…

— Да?

— Она пришла по собственному желанию.

— Мой бог! Неужели!

— Вы можете приехать на Пиккадилли 110-А?

— Немедленно.

Вокруг камина лорда Питера собралась странная маленькая компания — бледная женщина, которая вздрагивала при каждом звуке, представители закона с проницательными лицами, леди Мэри и Бантер.

История госпожи Граймторп была достаточно проста. То, что она знала, причиняло ей огромные страдания с тех пор, как лорд Питер поговорил с ней. Она улучила момент, когда ее муж напился в кабачке «Лорд ин Глори», запряг лошадь и уехал в Стэпли.

— Я не могла молчать. Пусть лучше муж убьет меня; я и так слишком несчастна, и, возможно, мне будет даже лучше в руках Провидения, чем если его повесят за то, чего он никогда не совершал. Он был добр, а я была отчаянно несчастна, это правда, и я надеюсь, что жена простит его, когда все узнает.

— Нет, нет, — сказал Мурблс, откашлявшись. — Извините меня, госпожа. Сэр Импи…

Адвокаты пошептались друг с другом у окна.

— Понимаете, — сказал сэр Импи, — она порвала с ним все отношения, когда произошла эта история. Для нас большой вопрос, стоит ли рисковать? В конце концов, мы не знаем, к чему приведут показания Уимзи.

— Именно поэтому я склоняюсь к тому — несмотря на риск, — чтобы приобщить это свидетельское показание к делу, — сказал мистер Мурблс.

— Я готова рисковать, — перебила госпожа Граймторп твердо.

— Мы весьма признательны, — ответил сэр Импи. — Но раз существует риск для нашего клиента, мы должны учитывать этот риск прежде всего.

— Риск? — закричала Мэри. — Разве эти показания не докажут его невиновность?

— Вы можете поклясться, что абсолютно точно знаете, в какое время герцог Денверский пришел в Грайдерс-Холл, госпожа Граймторп? — продолжал адвокат, как будто ее не слышал.

— Была четверть двенадцатого на часах в кухне — они работают правильно.

— И он оставил вас в…

— Приблизительно пять минут второго.

— И сколько времени требуется человеку, чтобы, идя быстрым шагом, вернуться к охотничьему домику в Ридлсдейле?

— О, почти час. Там труднопроходимая дорога, крутой подъем вверх и спуск вниз к ручью.

— Вы не должны позволить другому адвокату запутать вас на этих пунктах, госпожа Граймторп, если они попробуют доказать, что у герцога было время убить Кэткарта — или до того, как он ушел, или после того, как возвратился. Но, признавая, что у герцога было нечто, что он хотел сохранить в тайне, мы обеспечим то, чего недостает обвинительной стороне — мотива для убийства любого, кто мог бы разоблачить его.

Наступила тишина.

— Могу я спросить, госпожа, — сказал сэр Импи. — У кого-то есть подозрения?

— Мой муж догадывается, — ответила она. — Я уверена. Он всегда знал. Но не мог доказать. В ту самую ночь…

— В какую ночь?

— В ночь убийства — он подстроил мне ловушку. Он вернулся ночью, надеясь поймать нас и убить. Но сильно напился перед поездкой и провел ночь в канаве, иначе вы бы расследовали смерть Джеральда и мою заодно.

Мэри была потрясена необычностью этой ситуации, когда имя ее брата произносилось вот так, такой рассказчицей и в такой компании. Она внезапно спросила, как бы между прочим:

— А мистера Паркера здесь нет?

— Нет, моя дорогая, — сказал мистер Мурблс с упреком, — это не вопрос полиции.

— Лучшее, что мы можем сделать, я думаю, — сказал сэр Импи, — приобщить к делу ее свидетельские показания и, если необходимо, принять меры защиты для этой леди. Тем временем…

— Она поедет со мной к матери, — сказала леди Мэри решительно.

— Моя дорогая леди, — запротестовал мистер Мурблс, — это было бы совсем некстати в сложившейся ситуации. Я думаю, едва ли вы понимаете…

— Мать сказала так, — парировала ее светлость. — Бантер, вызовите такси.

Мистер Мурблс беспомощно взмахнул руками, но сэр Импи был скорее удивлен.

— Бесполезно, Мурблс, — сказал он. — Время и неприятности заставят смириться современную молодую женщину, но современную почтенную даму невозможно контролировать никакой силой на земле.

Таким образом, из городского дома вдовствующей герцогини леди Мэри позвонила мистеру Чарльзу Паркеру, чтобы сообщить ему новости.

Буря стихла, и наступил замечательный свежий день, с просветами в небе и сильным ветром, катящем валуны кучевых облаков вниз к синим изгибам горизонта.

Заключенный уже не менее часа спорил со своими адвокатами, когда, наконец, они вошли в зал суда.

— Я не собираюсь ничего говорить, — твердил герцог упрямо. — Не стоит этого делать. Может, я не могу предотвратить ее вызов в суд, если она сама настаивает — черт бы ее побрал, — но это не принесет мне никакого облегчения.

— Лучше оставьте все, как есть, — сказал мистер Мурблс. — Произведите хорошее впечатление на судей. Позвольте ему сесть на скамью подсудимых и вести себя как подобает джентльмену. Им это понравится.

Сэр Импи, который сидел до рассвета, исправляя свою речь, кивнул.

В тот день первый свидетель стал своего рода сюрпризом. Она назвала свой адрес и представилась как Элиза Бриггс, известная как мадам Бригетт с Нью-Бонд-стрит, по роду деятельности — стилист и парфюмер. У нее была обширная аристократическая клиентура обоих полов и филиал в Париже.

Покойный был ее клиентом в обоих городах в течение нескольких лет. Ему делали массаж и маникюр. После войны он пришел к ней по поводу небольших шрамов, полученных, когда его задело шрапнелью. Он чрезвычайно беспокоился о своей внешности, и если вы называете это тщеславием, то можно сказать наверняка, что он был тщеславен.

Сэр Вигмор Вринчинг не предпринял попытку подвергнуть перекрестному допросу свидетеля, и благородные лорды спрашивали друг друга, что бы это могло значить.

В этот момент сэр Импи Биггс, наклонившись вперед и постукивая указательным пальцем по своему докладу, начал:

— Милорды, наш случай настолько чрезвычайный, что мы даже не думали о необходимости представить алиби… — В этот момент в зал суда неожиданно ворвался судебный пристав и взволнованно протянул ему записку. Сэр Импи прочел ее, покраснел, мельком оглядел недовольных слушателей, положил свой доклад, скрестил руки на груди и сказал внезапно громким голосом, который услышал даже глухой герцог Уилтширский: