В результате всех умозаключений он не пришел к какому-либо выводу.

— Что бы ни случилось, — сказал он себе, — и если это может быть сделано без опасности для ее жизни, я должен снова встретиться с миссис Граймторп.

Мистер Паркер сидел печально в маленькой квартире на улице Сент-Оноре. Было три часа дня. Париж был полон приглушенного осеннего солнечного света, но комната выходила окнами на север и наводила тоску своей простой темной мебелью и атмосферой покинутости. Это была комната мужчины, обставленная в сдержанном стиле; комната, которая невозмутимо хранила тайные мысли своего мертвого владельца. Два больших кресла, обтянутые темно-красной кожей, были придвинуты к холодному очагу. На каминной полке стояли бронзовые часы, по обе стороны которых располагались два полированных немецких патрона, каменная емкость для табака и медная чаша в восточном стиле, где лежала давно погасшая трубка. На стене висели несколько превосходных гравюр в тонких рамках и портрет маслом довольно красивой женщины периода Чарльза Второго. Занавески на окнах были темно-красные, а пол покрыт толстым турецким ковром. Напротив камина стоял высокий книжный шкаф красного дерева со стеклянными дверцами, заполненный множеством изданий английских и французских классиков, собраниями книг по истории и международной политике, различными французскими романами, работами на военную и спортивную тему; имелось также знаменитое французское издание «Декамерона» с дополнительными иллюстрациями. У окна стояло большое бюро.

Паркер покачал головой, достал лист бумаги и начал писать отчет. Он позавтракал кофе и булочками в семь; провел тщательный обыск квартиры; опросил консьержа, управляющего банком «Лионский Кредит» и префекта районной полиции, но результаты оказались совсем незначительными.

Информация, полученная из бумаг капитана Кэткарта:

До войны Дэнис Кэткарт был, несомненно, богатым человеком. У него были значительные инвестиции в России и Германии и большая доля в преуспевающем винограднике в Шампани. Вступив в права владения своей собственностью по достижении совершеннолетия, он провел три года в Кембридже, а потом много путешествовал, посещая высокопоставленных людей в различных странах и учился, очевидно, надеясь в будущем стать дипломатом. В период с 1913 по 1918 год его жизнь, отраженная в документах, предстала чрезвычайно интересной, загадочной и зловещей. Когда началась война, он был назначен на офицерскую должность в 15-м графстве. При помощи чековой книжки Паркер восстановил всю экономическую жизнь молодого британского офицера — одежда, лошади, обмундирование, путешествия, вино и обеды в увольнении, карточные долги, арендная плата за квартиру на улице Сент-Оноре, взносы в клуб и многое другое. Эти издержки были строго умеренны и соответствовали его доходу. Полученные квитанции, аккуратно маркированные, занимали один ящик стола, и тщательное сравнение их с чековой книжкой и возвратными чеками не выявило никаких несоответствий. Но помимо этого у Кэткарта появлялись еще какие-то расходы. Начиная с 1913 года некоторые чеки на крупные суммы, подлежащие уплате им самим, поступали регулярно каждый квартал, а иногда и с более короткими промежутками. Относительно назначения этих сумм бюро хранило осторожное молчание: не было никаких квитанций, никаких отчетов об этих расходах.

Крупный кризис, который в 1914 году пошатнул кредиты всего мира, отразился в миниатюре и в сберкнижке Кэткарта. Кредиты из российских и немецких источников больше не поступали, а доходы от французских акций резко снизились до четверти от первоначальной суммы, так как война принесла разрушение виноградникам и забрала рабочих. В течение первого года или около того существенные дивиденды поступали от капитала, вложенного во французскую ренту; затем на кредитную сторону счета поступила зловещая сумма в 20 тысяч франков и, шестью месяцами позже, еще 30 тысяч франков. За этим быстро последовал обвал. Паркер мог отчетливо представить себе те краткие записки с фронта, дающие распоряжение на продажу правительственных ценных бумаг, поскольку сбережения прошлых шести лет растаяли в водовороте растущих цен и снижения курса валют. Дивиденды становились меньше и меньше и, наконец, перестали поступать; затем последовало еще более зловещее поступление ряда сумм на дебетовую сторону, представляющих собой расходы на продление простых векселей.

Около 1918 года ситуация стала острой, и несколько записей показали отчаянную попытку Кэткарта исправить ситуацию, играя на обмене валют. Через банк были совершены закупки немецких марок, российских рублей и румынских леев. Мистер Паркер сочувственно вздохнул, увидев это: он подумал о 12 фунтах, которых стоили иллюзорные произведения искусства гравера, лежащие в столе у него дома. Он знал, что они были бесполезной бумагой, но все же его аккуратный разум не Мог смириться с мыслью о том, чтобы уничтожить их. Очевидно, Кэткарт счел марки и рубли очень ненадежной вещью.

Приблизительно в это время сберкнижка Кэткарта отражает выплату различных сумм наличными, некоторые из них были крупными, некоторые — мелкими, нерегулярно по времени и без особой последовательности. В декабре 1919 года один из этих платежей составил целых 35 тысяч франков.

Паркер сначала предположил, что эти суммы могли представлять дивиденды от некоторых отдельных ценных бумаг, которые Кэткарт держал у себя, не проводя через банк. Он тщательно обыскал комнату в надежде обнаружить сами обязательства или по крайней мере какие-нибудь заметки о них, но поиски оказались напрасными, и он решил, что Кэткарт разместил их в каком-то секретном месте или что эти непонятные кредиты представляли какой-то другой источник дохода.

Кэткарт, очевидно, умудрился демобилизоваться почти сразу (благодаря, без сомнения, его предыдущим частым визитам к выдающимся правительственным деятелям) и провел длительный отпуск на Ривьере. Последующее затем посещение Лондона совпало с получением 700 фунтов, которые, будучи конвертированные во франки по тогдашнему обменному курсу, добавили к счету весьма существенную сумму. С этого момента издержки и поступления были более или менее равномерно сбалансированы, суммы чеков, подлежащих оплате им самим, существенно увеличились и участились, в то время как в течение 1921 года доход от виноградника становился все более стабильным.

Мистер Паркер подробно записал всю эту информацию и, откинувшись на спинку стула, оглядел квартиру. Он чувствовал — не в первый раз — отвращение к своей профессии, исключившей его из большого мужского сообщества, члены которого верят на слово друг другу и уважают личную жизнь. Он вновь раскурил трубку и продолжил свой отчет.

Информация, полученная от мсье Турю, управляющего банком «Лионский Кредит», полностью подтверждала информацию, содержащуюся в сберкнижке. Мсье Кэткарт в основном совершал свои платежи векселями маленького достоинства.

Один или два раза у него был овердрафт по текущему счету — не очень большой, и он пополнял его в течение нескольких месяцев. Он, конечно, пострадал от уменьшения дохода, как и все мы, но его счет никогда не давал банку повода для беспокойства. В настоящее время на нем было около 14 тысяч франков. Мсье Кэткарт был всегда очень приятный клиент, но не общительный — очень корректный.

Информация, полученная от консьержа: мсье Кэткарт появлялся не часто, но он был очень мил. Он никогда не забывал сказать «Добрый день, Бургуа», входя или выходя. К нему иногда приходили гости — джентльмены в смокингах. Они играли в карты. Мсье Бургуа никогда не препровождал к нему каких бы то ни было особ женского пола, кроме одного раза, в феврале прошлого года, когда он давал обед для нескольких леди очень комильфо, которые привели с собой его невесту, милую блондинку. Мсье Кэткарт часто закрывал квартиру и уезжал на несколько недель или месяцев. Он был очень аккуратный молодой человек. У него никогда не было камердинера. Мадам Леблан, кузина его покойной жены, поддерживала чистоту в квартире мсье. Мадам Леблан очень достойная женщина. Ну конечно, мсье может получить адрес мадам Леблан.