Пока Бантер брил его, он молчал.
Задача, стоявшая перед лордом Питером, была из деликатных; ситуация, с какой стороны ни посмотри, неприятная. Он был в большом долгу перед хозяйкой; с другой стороны, положение Денвера было таково, что следовало отбросить всяческую обходительность и церемонии. Его светлость, однако, никогда не чувствовал себя большим грубияном, чем тогда, когда спускался по лестнице в Грайдерс-Холле.
В большой кухне фермерского дома он нашел крестьянку крепкого телосложения, которая готовила тушеное мясо в горшке. Он спросил, где можно найти мистера Граймторпа, и ему ответили, что хозяин на улице.
— Могу я поговорить с миссис Граймторп, пожалуйста?
Женщина посмотрела на него с сомнением, вытерла руки о передник, и, войдя в комнату, где моют посуду, громко позвала:
— Госпожа Граймторп!
Голос ответил откуда-то снаружи.
— Джентльмен хочет вас видеть.
— Где госпожа Граймторп? — перебил Питер поспешно.
— Я думаю, в маслобойне.
— Я пойду к ней туда, — сказал Уимзи, проворно выходя из кухни. Он прошел через выложенную камнем посудомоечную комнату и вышел во двор как раз в тот момент, когда миссис Граймторп появилась из темного Дверного проема напротив.
Там, освещенная падающим на нее холодным солнечным светом, с мертвенно-бледным лицом и густыми темными волосами, она была еще прекраснее, чем когда-либо.
Не было никакого следа йоркширского происхождения в продолговатых темных глазах и очертаниях красивого рта. Плавные линии носа и скул подтверждали догадку о происхождении из дальних стран, проглядывающих сквозь тьму веков; казалось, она только что поднялась из далекой могилы в пирамидах, роняя сухие и благоухающие мрачные повязки со своих пальцев.
Лорд Питер собрался с духом.
«Иностранка, — сухо сказал он себе. — Немного еврейской или испанской крови, не так ли? Замечательный тип. Не виню Джерри. Я и сам не смог бы жить с Хелен. Ну, за дело».
Он быстро пошел вперед.
— Доброе утро, — сказала она. — Вам лучше?
— Совершенно верно, все хорошо, спасибо — благодаря вашей доброте, за которую я не знаю, как расплатиться.
— Вам лучше бы уйти сейчас же, — ответила она глухим голосом. — Мой муж не любит незнакомцев, и я сожалею, что наша прошлая встреча закончилась так неудачно.
— Я уйду прямо сейчас. Но сначала я должен просить вас поговорить со мной. — Он глядел мимо нее в полумрак маслобойни. — Можем мы зайти внутрь?
— Что вам надо от меня?
Она посторонилась, однако, позволила ему проследовать за ней внутрь.
— Госпожа Граймторп, я нахожусь в безвыходной ситуации. Вы знаете, что мой брат, герцог Денверский, находится в тюрьме, ожидая суда по поводу убийства, которое имело место ночью на 13 октября?
Ее лицо не изменилось.
— Я слышала, это так.
— Он решительно отказался объяснить, где находился между одиннадцатью и тремя часами той ночью. Отказавшись отвечать, он подвергает себя большой опасности.
Она все так же пристально смотрела на него.
— Чувствуется, что он связан словом чести и потому не хочет говорить, хотя, я знаю, он мог бы привести свидетеля, который оправдал бы его.
— Он, кажется, очень благородный человек. — Ее холодный голос слегка дрогнул.
— Да. С его точки зрения, он, несомненно, поступает правильно. Однако вы поймете, что я, как его брат, естественно, стремлюсь, чтобы дело было представлено в надлежащем свете.
— Я не понимаю, почему вы говорите мне все это. Возможно, если речь идет о недостойном поведении, он не хочет, чтобы об этом стало известно.
— Очевидно. Но для нас — для его жены и маленького сына, для его сестры и меня — его жизнь и безопасность — вопросы первостепенной важности.
— Важнее, чем его честь?
— Тайна — это позор в некотором смысле, и боль для его семейства. Но будет несравнимо большим позором, если его казнят за убийство. Клеймо в этом случае окажется на всех, кто носит это имя. Позор правды, я боюсь, в нашем очень несправедливом обществе ляжет тогда на свидетеля его алиби.
— В таком случае, вы ожидаете, что свидетель найдется?
— Чтобы предотвратить осуждение невинного человека? Да, думаю, я рискнул бы так предположить.
— Я повторюсь: почему вы сообщаете мне все это?
— Потому что, госпожа Граймторп, вы лучше меня знаете, насколько невиновен мой брат в этом убийстве. Поверьте, я глубоко обеспокоен тем, что вынужден говорить вам эти вещи.
— Я ничего не знаю о вашем брате.
— Простите меня, но это неправда.
— Я ничего не знаю. И конечно, если герцог предпочел молчать, вы должны уважать его решение.
— Я ничем не связан.
— Боюсь, я не могу вам помочь. Вы напрасно тратите время. Если вы не можете привести вашего отсутствующего свидетеля, почему тогда не найдете настоящего убийцу? Если вы это сделаете, вам не придется беспокоиться об алиби герцога. Мотивы вашего брата — его личное дело.
— Хотел бы я, — сказал Уимзи, — чтобы вы отнеслись к этому по-другому. Поверьте мне, я бы сделал все, чтобы уберечь вас. Я много работал, чтобы найти, как вы говорите, настоящего убийцу, но безуспешно. Суд, вероятно, состоится в конце месяца.
Ее губы слегка искривились при этой новости, но она ничего не сказала.
— Я надеялся, что с вашей помощью мы могли бы договориться о некотором объяснении — не обязательно детально правдивом, но, возможно, достаточным для того, чтобы оправдать моего брата. Иначе, боюсь, мне придется предъявить появившееся у меня доказательство и позволить делу развиваться в своем направлении.
Это наконец пробило ее защиту. Поток слез хлынул по ее щекам; рукой она сжала рукоятку маслобойки там, где она остановилась.
— Что вы подразумеваете под доказательством?
— Я могу доказать, что в ночь на 13-е число мой брат спал в той же комнате, которую я занимал вчера вечером, — сказал Уимзи с намеренной жестокостью.
Она вздрогнула.
— Это ложь. Вы ничего не сможете доказать. Он будет отрицать это. Я буду отрицать это.
— Он не был там?
— Нет.
— Тогда как это попало в оконную раму спальни?
При виде письма у нее подкосились колени, и она упала, опираясь на край стола. Черты ее лица исказились от ужаса.
— Нет, нет, нет! Это ложь! Господи, помоги мне!
— Тише! — сказал Уимзи безапелляционно. — Кто-нибудь услышит вас.
Он помог ей подняться.
— Скажите правду, и мы посмотрим, есть ли у нас выход. Он действительно был здесь в ту ночь?
— Вы знаете это.
— Когда он пришел?
— В четверть двенадцатого.
— Кто впустил его?
— У него были ключи.
— Когда он ушел от вас?
— Примерно в третьем часу.
— Да, теперь все сходится. Три четверти часа, чтобы дойти и три четверти, чтобы возвратиться. Он подложил это в окно, я полагаю, чтобы воспрепятствовать стуку оконной рамы?
— Был сильный ветер. Я нервничала и принимала любой звук за возвращение мужа.
— Где был ваш муж?
— В Стэпли.
— Он подозревал вас?
— Да, в течение некоторого времени.
— С тех пор, как мой брат побывал здесь в августе?
— Да. Но у него не было никаких доказательств. Будь у него доказательства, он бы убил меня. Вы видели его. Он — дьявол.
— Хм.
Уимзи молчал. Женщина со страхом выжидающе смотрела ему в глаза и, должно быть, прочла в них некоторую надежду, поскольку вдруг сжала его руку.
— Если вы вызовете меня, чтобы дать свидетельские показания, — сказала она, — он узнает. Он убьет меня. Ради бога, пощадите. Это письмо — мой смертный приговор. Ради матери, которая вас родила, пощадите меня. Моя жизнь — ад, а когда я умру, я попаду в ад из-за моего греха. Найдите какой-нибудь другой способ… Вы можете… Вы должны.
Уимзи мягко высвободился.
— Не делайте этого, госпожа Граймторп. Нас могут заметить. Я глубоко сочувствую вам и, если смогу вызволить своего брата без того, чтобы вызвать вас в качестве свидетеля, обещаю вам, я сделаю это. Но вы понимаете всю затруднительность положения. Почему вы не расстанетесь с этим человеком? Он явно жесток по отношению к вам.