– Так, – с дрожью в голосе подтвердила Раечка.

– Ну и где ваши отчеты, хотелось бы знать? Почему я должен лично следить за тем, выполняются мои поручения или нет? Кстати, Мария, к вам это тоже относится! Вы, как ответственный секретарь, должны помогать Раисе, причем без моего напоминания! А уж про топовые материалы я вообще молчу! Сдается мне, вы даже не собираетесь договариваться об интервью для нашего издания! И не надо мотать головой, это ваши прямые обязанности! Вы – одна из первых кандидатур в списке на увольнение, не забывайте об этом!

– Но я...

– Мне ваши оправдания ни к чему! Лучший способ исправить мое мнение о вас – это наконец-то заняться делом! Идем дальше. Катерина! И долго я еще буду ждать оставшиеся три варианта обложки? Меня уже замучили ваши «завтраки» – либо вы садитесь и делаете то, что от вас просят, либо уходите отсюда!

– Но Нина...

– Что – Нина? Она не предоставила вам нужные фотографии?

– Предоставила, но... поздно! Я еще не успела их обработать! – выкрутилась Катя.

– А вы и не должны их обрабатывать, вы не фотохудожник и не бильдредактор, а всего лишь верстальщик! – ядовито заметил Никита. – Неужели так сложно подобрать фон и шрифты? Может быть, вам в таком случае пора на переобучение, раз вы не можете справиться с такими элементарными вещами? Или вы только и умеете работать, что по готовому шаблону?

Катя пристыженно молчала, а на щеках ее расплывались ярко-алые пятна румянца. Нина, которую та едва не подставила, покусывала себе губы, видимо, прикидывая, как разделается с подлой коллегой, решившей спасти себя от начальственного гнева методом «тонешь сам – топи другого».

– Ника!

– Что?! – вздрогнула та, не сразу сообразив, что Никита теперь обращается к ней.

– Как у нас дела с контентом?

– Неважно, – честно призналась она, решив, что повинную голову меч не сечет. – Более-менее заполнен только сектор юмора, все остальное – дай Бог наполовину. Топовые материалы на редактуру еще не поступили, на подстраховку есть пара неплохих переводных статьей, но их, на мой взгляд, стоит полностью переписать.

– А что с ними не так? – мрачно осведомился Аникушин.

– Читаешь и чувствуешь, что это именно перевод. Предложения коряво построены, гладкости нет. Словно перед тобой подстрочник, а не нормальная статья.

– Переписывайте! – приказал Никита. – Лучше пускай первый номер журнала будет чуть толще, чем предполагалось, нежели в нем будет три с половиной страницы, и на тех одна вода. То, что получится, сразу несите ко мне, посмотрим, в какой рубрике это лучше разместить. Нина, что там со съемками коллекции? Вы уже договорились о выездной сессии?..

Дальше Ника не слышала, что происходило. В ее ушах стучал набатом взволновавшийся пульс, голова слегка кружилась. Ну вот и поговорили! Нет, вроде бы все прошло гладко – у Никиты к ней претензий нет, да и откуда бы им взяться? Но все равно, такое ощущение, словно он остался недоволен ею. Смотрел исподлобья, да и говорил так, будто приказывал.

Из кабинета она вышла, словно сомнамбула. Спряталась в своем закутке и долго бесцельно смотрела в монитор. Впервые за все то время, что она проработала в этом журнале, Нике хотелось разреветься в голос. Ну вот, все обстоит именно так, как она и думала: Аникушину она нужна исключительно с профессиональной точки зрения. Ему лишь бы журнал сделать да перед начальством в грязь лицом не ударить, а все остальное – не волнует, не колышет. Ему глубоко фиолетово, что она сейчас чувствует, и вообще все равно, кто занимает пост редактора – лишь бы работал без сбоев.

Ну почему же так обидно-то, а? Ведь если на эту ситуацию со стороны посмотреть, все в порядке. Начальник на нее не сердится и за чужие промахи не наказывает. Ну а что ее идеи использует – так это она ему сама, можно сказать, добровольно их подкинула, никто ее за язык не тянул. Опять же человек по-своему с ней за это расплатился – дал попользоваться машиной и обратно ее пока не отнимает. Так чего же ей надо-то?!

После этой логической выкладки желание разреветься стало просто нестерпимым. Одинокая, обиженная, обманутая – вот она кто! И наплевать на всю логику, вместе взятую! Ей плохо, и виноват в этом он – Никита Аникушин, журналюга-карьерист!

День, как назло, тянулся просто бесконечно, и к тому моменту, когда стрелки показали долгожданное без пяти шесть, Ника едва не сошла с ума, словно заклинившая пластинка, гоняя по кругу одни и те же тоскливые мысли. По дороге домой хотела было заскочить в супермаркет, закупить продуктов на неделю вперед, но передумала. Потом как-нибудь...

Едва она успела пройти в комнату, как зазвонил телефон. Разумеется, на том конце провода был Михаил. Все как всегда – обязательный вечерний звонок бывшей супруге, словно необходимый, хоть и не слишком приятный, как минимум для одной из сторон, ритуал.

– Привет, как дела?

– Нормально, – дежурно ответила Ника, ища глазами, куда же она забросила тапочки. По полу сквозило от приоткрытого балкона, и стоять босиком на паркете было не очень-то приятно.

– Чем сегодня заниматься будешь?

– Еще не знаю, я только с работы вернулась. Наверное, полежу немного, отдохну. А что?

– Да вот, хотел пригласить тебя на одну вечеринку, может быть, там тот товарищ объявится, про которого я тебе рассказывал. Правда, он в последнее время что-то пропал из поля зрения, но чем черт не шутит? Такими кадрами разбрасываться не стоит, он тебе однозначно понравится, я твой вкус уже успел изучить...

– Миш, давай не начинать все заново? Я тебе уже в сотый раз повторяю: не надо меня ни с кем знакомить! Или это так трудно запомнить, в самом деле?!

– Ладно, – неожиданно быстро сдался Мишка. – Слушай, я вот что еще тебе звоню. Ты же вроде как на машине, да? Не можешь мне помочь? Надо отвезти бабушку Верунчика вместе со всем ее скарбом на дачу, а у меня, как назло, транспорт ехать отказывается. Надо его в автосервис гнать, а сейчас по закону подлости ни денег на это нет, ни времени. Да, бензин я тебе потом оплачу, с зарплаты, не беспокойся. Поедем в выходные, в субботу пораньше, если хочешь – останешься ночевать, шашлычка пожарим...

И тут Нику словно прорвало. Доселе мирно покоящаяся где-то на самом донышке ее души обида на Мишку всколыхнулась и выплеснулась наружу, подобно девятому валу сметая все со своего пути.

– Миша, я тебе одну вещь скажу, только ты не обижайся! А не пошел бы ты со своим Верунчиком и ее бабушкой куда подальше! С какой стати я должна тебе помогать?! У тебя нет денег на бензин? Займи у Верунчика! У тебя нет времени отогнать машину в сервис? Пускай твоя мамзель этим озаботится, раз ей так приспичило вывезти бабку на отдых! В конце концов, почему ты с такой легкостью взваливаешь на меня свои проблемы, словно я тебе чем-то обязана?

– Но я думал, что мы друзья! – опешил Мишка.

– Индюк тоже думал, да в суп попал! А я тебе не друг, всего лишь – бывшая супруга! Может быть, и созвучно, но смысл принципиально иной. И не надо вести себя так, словно между нами ничего особенного не произошло! Ты променял меня на никчемную бабенку, которой ты и на фиг не сдался, и после этого ты еще хочешь, чтобы я везла на чужой, заметь, машине, к черту на кулички ее древнюю родственницу?

– Боже мой, Ника, ты просто ревнуешь!

– Нет, дорогой мой, ошибаешься – я не ревную, я злюсь! А это совершенно разные вещи! Я знать ничего не хочу про твоего Верунчика и уж тем более не хочу иметь никаких дел с этой особой! Я ничем не обязана ни ей, ни тебе, кроме как развалом семьи и разводом! И если ты полагаешь, что это заслуживает моей горячей благодарности, то крупно заблуждаешься! Скажу тебе больше: ты, мой милый, с головой крупно поссорился, если решил, что я должна обслуживать твою подстилку!

– Прекрати оскорблять Верунчика! Она ни в чем не виновата! Это в тебе уязвленная женская гордость играет! Ты никак не можешь успокоиться из-за того, что я нашел человека, который заставил меня вспомнить о том, что такое настоящая страсть...