Эаким Дуан встал, подошел к креслу Калиита Тимига и внезапно низко наклонился. Его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица старика.
— Вы должны? — спросил он, — Глас Бога приказал вам это?
— Нет, Великий.
— Тогда с какой стати ты позволяешь себе решать, что вы что-то там должны, Калиит Тимиг?
— Наше противостояние с Джеста Ту началось две тысячи лет назад, Глас Бога, — попытался объяснить старик. — Это одна из самых важных обязанностей чежу-леев — сдерживать язычников Джеста Ту. Мы на протяжении столетий защищали от них Чезру. Разве триста лет назад не мы спасли Хасинту от мятежа, вдохновленного Джеста Ту? Разве не мы…
Первый пример так позабавил Эакима Дуана, что дальнейшие слова Калиита он просто пропустил мимо ушей. Он прекрасно помнил день мятежа в Хасинте, когда воины чежу-лей устроили на улицах города настоящую бойню, вырезав несколько тысяч человек. Да, ходили слухи, что восставших подстрекали Джеста Ту, но они оказались, мягко говоря, сильно преувеличены, и Чезру прекрасно это знал. Горожане взбунтовались от отчаяния, потому что в тот год была продолжительная засуха и запасы продовольствия быстро иссякли. Однако воины ордена чежу-леев упорно держались версии, позволяющей им выступать в ореоле героев: толпу подстрекали Джеста Ту, и среди восставших были замечены несколько мистиков.
Вернувшись в настоящее, Эаким Дуан обнаружил, что Калиит Тимиг только вошел во вкус перечисления славных побед своего ордена, и остановил его словоизвержение, вскинув руку.
— Никто не подвергает сомнению ценность чежу-леев, Калиит, — заметил он. — Вы — самые выдающиеся воины Хасинты, и ваша преданность никогда не подвергалась сомнению. Но ты сказал, что вы должны отправиться на юг, а ведь я не принимал такого решения.
Глас Бога… — Тимиг с трудом поднялся и выпрямился, насколько позволяло его старое искалеченное тело, — Умоляю тебя, прислушайся к моей просьбе. Чежу-леи не могут оставить без ответа убийство собрата…
— Это произошло в бою, Калиит, — напомнил старику Эаким Дуан и услышал, как у него за спиной тяжело задышал Мерван Ма.
— Бой, в котором не было места Джеста Ту, — упрямо гнул свою линию Калиит Тимиг. — Само их появление должно устрашить тебя, Глас Бога. Они очень могущественные враги.
— Один, — Эаким Дуан поднял палец. — Там был один из них. Единственный воин.
— Тебе решать, Глас Бога, — сдался наконец старик. — Я хочу лишь одного: чтобы ты понял, насколько важно для ордена чежу-леев не оставить безнаказанным это убийство. Мы должны выступить на юг. Иначе получится, что мы стерпели унижение, а это неизбежно приведет к уменьшению влияния нашего ордена. Я молю Бога направить тебя, чтобы ты понял, как велика наша нужда в этом вопросе.
С этими словами Калиит Тимиг, встав, поклонился, насколько позволяло скованное недугом тело, и, шаркая ногами, вышел из зала.
Мерван Ма остановился у двери, не зная, уйти ему или остаться.
Взмахом руки Чезру отослал юношу.
Упав в кресло, он долго размышлял, перебирая различные варианты. Конечно, у него не было ни малейшего намерения отправить чежу-леев в дальние края сражаться с Джеста Ту. Эти воины представляли собой элитное подразделение, охраняющее прежде всего самого Эакима Дуана; это была «железная рукавица» на кулаке, в котором он держал Бехрен. Чезру не мог позволить себе отослать их далеко и надолго; пусть даже в итоге воины ордена одержат победу, их поход займет значительную часть года.
И тем не менее как отказать старому крабу в этой просьбе? Чежу-лей всегда были преданы жрецам-ятолам. И в ответ никогда не просили многого. В их среде идеалам гордости и чести придавалось огромное значение. Если они считают, что претерпели унижение от ненавистных Джеста Ту, по их неписанным законам остается одно: пойти и отомстить. Эаким Дуан знал, что, скажи он «нет», те послушаются. Но в какую цену им — и ему — обойдется это решение? Иначе говоря, какова цена попранной чести чежу-леев?
Чезру потер усталые глаза.
А что, если Калиит Тимиг прав в своем предположении и Джеста Ту действительно принимали участие в сражении под Дарианом? Что, если этот древний орден сейчас принял сторону тогайру против Бехрена? Эаким Дуан отдавал себе отчет в том, что не выглядит героем в глазах еретиков Джеста Ту. Религия ятолов не проявляла терпимости к их странным взглядам на мир уже с давних пор, задолго до того, как Дуан впервые занял положение Чезру. Во время прошлой инкарнации у него возникала идея попробовать залатать брешь между жрецами-ятолами и мистиками Джеста Ту. Но эту мысль пришлось отбросить, поскольку ятолы даже слышать о подобном не желали.
Все дело в том, что они ненавидели Джеста Ту так же страстно, как воины чежу-лей, и потому все попытки Чезру в этом направлении были обречены на провал.
И вот вопрос: в самом ли деле Эаким Дуан так уж хочет удержать чежу-леев от этого похода? Если старик прав, чем это грозит Дуану? Джеста Ту — призраки, таинственные и могущественные. Чезру не сомневался, что при желании они могут стать самыми беспощадными убийцами. И если таинственные мистики действительно встали на сторону тогайру, разве это не угрожает ему?
Это просто еще одна проблема, которой Эакиму Дуану не хотелось заниматься именно сейчас, когда он так жаждал мира и стабильности. Но, как и множество других проблем, игнорировать ее он не мог.
Так в напряженных раздумьях у него и созрело решение.
Едва только завидев магистра Маккеронта, Эаким Дуан и Мерван Ма поняли, что в Хонсе-Бире произошло что-то серьезное.
— Олин скончался? — спросил Чезру Дуан и тут же прикусил губу, досадуя на себя за несдержанность.
Это была просто высказанная вслух мысль, ответ на взволнованное выражение лица магистра, но Гласу Бога не пристало озвучивать свои догадки.
— Нет, Чезру, — ответил Маккеронт, и вид у него сделался смущенный, как и у Мервана Ма, устремившего на господина вопросительный взгляд. — У аббата Олина все по-прежнему… Коллегия аббатов избрала преемником отца-настоятеля Агронгерра Фио Бурэя из Санта-Мер-Абель.
— Аббат Олин мертв, — повторил Дуан; сейчас это прозвучало не как вопрос. — Его роль в церкви сведена к нулю, теперь перед ним одна дорога: в могилу.
Маккеронт тяжело задышал, хотя явно пытался сдержать себя.
Эаким Дуан круто обошелся с магистром, он понимал это. Пожалуй, границы переходить все же не следует.
— По крайней мере, аббат Олин наверняка так это воспринимает, — добавил он. — Иначе он не послал бы тебя сюда. — Магистр Маккеронт стоял, переминаясь с ноги на ногу. — Это поистине несчастье, ведь аббат Олин один из мудрейших людей вашей страны, один из мудрейших людей, которых я вообще когда-либо встречал. Это печальный день и для Олина, и для церкви Абеля, которая под его руководством обрела бы гораздо большее могущество. Не в наших силах изменить происшедшее, но мы должны продумать, как действовать дальше.
Это была некоторая уступка со стороны Чезру, ведь путь к верхушке церковной иерархии, прегражденный Олину, не был для него столь катастрофическим событием, как для Маккеронта.
— Новая королева Хонсе-Бира Джилсепони проголосовала против аббата Олина, Глас Бога, — объяснил Маккеронт, — Думаю, этот выпад со стороны короля Дануба может представить для тебя определенный интерес.
Эаким Дуан сел, сделав знак собеседнику последовать его примеру. И надолго задумался. Было ли это нечто большее, чем тот очевидный факт, что Дануб хотел бы свести к нулю влияние Бехрена в своем королевстве?
Пожалуй, это не так, решил в конце концов Чезру; Маккеронт просто чересчур драматизирует ситуацию.
— Я по-прежнему остаюсь другом аббата Олина, — сказал Эаким Дуан.
И принялся делиться с собеседником подробностями отношений с аббатом Олином. Даже признался, что однажды совершил путешествие в Энтел — инкогнито, разумеется, — чтобы отобедать с настоятелем Сент-Бондабриса.
Слушая Чезру, Маккеронт заметно успокоился; Мерван Ма, напротив, выглядел все более сбитым с толку.
