Она предлагает посидеть на скамеечке рядом с домом. Она немного пьяна и сильно нервничает.

— Поцелуй меня.

— Таня, ты уверена, что хочешь этого? Мы знакомы только один день.

— Ну, почему мне так не везет с мужчинками? — в отчаянии застонала она.

Я поцеловал. Она продолжила поцелуй, сделав его затяжным.

Я думал об уходящем прошлом. Каждое новое прикосновение будущего, представленное Таней, занимает. Что же это будет за будущее?

Я прикоснулся к ее груди — меня интересовала ее реакция.

— Не сейчас… Не здесь… В следующий выходной родители уедут в деревню. Ты придешь ко мне ночевать?

"Весь мир сходит с ума? Все, что я видел, было правдой? Света, Таня, Катя, Орлова — их всех влекло ко мне? Но почему? Почему других не влекло? Что же происходит?"

— Я отдамся тебе, но не сейчас, не здесь.

По ее горячему шепоту я понимаю, что ей сложно будет сдерживать себя целую неделю.

"И все-таки жаль, что это сделала Таня, а не Света".

Мама расспросила о свидании.

Я рассказал о сложной комбинации из двух секретарш. Об обязательствах, которые я чувствую по отношению к одной из них.

— У тебя нет никаких обязательств. Можешь общаться с той, которая больше нравится.

— Если хочешь, я приглашу их на День рождения. Сама посмотришь, что они из себя представляют.

— Пригласи.

Четыре дня работы превратили меня в другого человека. Я похудел на десять килограммов. По утрам у меня началась рвота. Сначала меня это удивило. Я даже не успел дойти до остановки. Через несколько дней я привык и уже не обращал на это внимания. Работа настолько закружила, настолько выбила из привычной колеи, что я спокойно встретил бы не только рвоту, но и ее потенциальную причину — какую-нибудь скверную болезнь желудка, к примеру.

Когда заканчивалась четвертая пара, я садился в кабинете Моисеева и готовился к занятиям. Потом мы вместе шли к Тане и Свете, а домой возвращались вчетвером.

Я обратил внимание на то, что Моисеев неравнодушен к Тане. Он пытался ухаживать за ней, однако она, по понятным причинам, была непреклонна.

Кульминацией этих недоразумений стала передача Таней своего номера телефона, демонстративно, на глазах Моисеева.

— Что она написала?

— Номер телефона, — чуть ли не брезгливо ответил я.

— Это ты ее попросил?

— Нет.

— Не понимаю женщин. Тебе просто везет с ними?

— Ты думаешь, это везение?

Даже после этого Моисеев не прекратил своих проделок. Ему все казалось, что Таня ответит взаимностью. Я со смехом наблюдал за комедией. Даже если бы она отдалась ему, я не ощутил бы ревности. Мне это было даже на руку. Я разыграл бы скандал и начал ухаживать за Светой. Впрочем, если бы мне и удалось что-нибудь со Светой, печать отношений с Таней навеки нарушала чистоту отношений со Светой.

Мне пришло в голову, что если бы не Света, отношения не задевали бы меня вообще. Только интрига с некоторым количеством людей могла как-то будоражить. Я был благодарен Моисееву за его влюбленность в Таню, Свете — за потенциальную возможность быть с ней, если ничего не выйдет с Таней. Я был благодарен всем этим людям, новым знакомым, за то, что они помогают избавиться от Демонической: в чудовищной круговерти было не до нее.

Днем позвонила Настя. Хотела поздравить. Разговаривать с ней в присутствии гостей было неловко, поэтому я с телефоном перебрался в другую комнату.

— Поздравляю, Кисыч.

Мне стало жаль ее, но я укрепился ("Из жалости я должен быть суровым").

— Спасибо.

— Почему не звонишь? Куда пропал?

— Работа, Настя.

— И что, нет даже времени для звонка?

— Нет.

— Вы там празднуете?

— Да, празднуем. По понятным причинам я не мог позвать тебя.

— Кисыч, а у меня для тебя подарок. Ты сможешь заехать ко мне за ним?

— Боюсь, что нет.

— Почему?

— Потому что я больше не люблю тебя.

Я решил, что пришло время для последнего удара. "Порвалась дней связующая нить".

— Ты лжешь, — в ее голосе послышалась ярость и угроза.

— Нет. Это правда. Все кончено. Теперь уже навсегда. "Боги умерли, воскресли и снова умерли". Настя, не звони сюда больше. Хорошо?

— Кисыч…

— Не называй меня так. Я больше не Кисыч.

— До свиданья.

— До свиданья.

Я повесил трубку.

Она перезвонила через десять минут.

— Родя, прости!

— За что? Ты ни в чем не виновата. Просто пробил час. Ты была права с самого начала — у нас нет будущего.

— Но просто встречаться. Просто встречаться мы можем?

— Какой в этом смысл? Я и так испортил твою жизнь. Разве нет? Украл у тебя время. Теперь тебе сложнее выйти замуж.

— Я не хочу замуж. Кисыч, что случилось? У тебя кто-то появился?

— Да.

— Студентка?

— Нет.

— Преподаватель?

— Какая теперь разница?

— И ты вот так запросто отрекся от меня? От нашей любви?

— А ты, изменяя с Черкасовым, не сделала ли того же?

— Кисыч, ты очень жесток!

— Насть, а ты?

— Давай я позвоню тебе завтра, когда все успокоится. Ты просто не в себе, Кисыч.

— Я не Кисыч.

— До завтра.

Я вздохнул:

— До завтра.

Она позвонила в десять, оторвав меня от работы над романом, романом, который был о ней.

Говорила о любви. И я верил этой любви, но она мне была не нужна. Я с радостью отрекался от прошлого. А роман позволял поставить точку. Как там у Достоевского: "Я начал работать. И работа меня вынесла"?

— Кисыч, если ты не хочешь встречаться — не встречайся со мной. Но позволь хотя бы разговаривать с тобой по телефону… У меня есть ответ на твое "Ожидание". Ты помнишь "Наш ответ Чемберлену"?

— Помню.

— Я назвала стихотворение "Мой ответ "Ожиданию"". Прочитать?

— Подожди, я приготовлю ручку, чтобы записать.

Она не знала, что ее стихотворение может понадобится для романа.

— Читай.

— "Мой ответ "Ожиданию"":

Плачем жалобным дождя

Я с тобой навек прощалась,

И в душе не помещалось,

Что забудешь ты меня.

Ветер гнул к земле кусты,

Ветками стучался в двери.

Я кричала в шум: "Не верю,

Что сгорели все мосты!"

Я звала, но ты не слышал.

Гордо шел навстречу ветру…

И тебя уж больше нету…

Только плачет дождь по крышам.

— Неплохо. Но художественные достоинства уступают "Ожиданию".

— Где уж нам, сирым!

— Не ерничай.

— Слушаюсь, мой Господин.

— Насть, ты так ничего и не поняла? Дело не в колледже, не в женщине, а дело в тебе. Я не могу больше с тобой быть. Я устал.

— Кисыч, позволь мне только звонить иногда. Я устроюсь на работу, закончу институт. Я уже сейчас работаю на ТРК "Ока".

— Мне нет до этого дела.

— Но Кисыч!

— Знаешь, Настя, в римской истории есть такой момент. После очередной пунической войны римляне никак не могли решить, воевать им с Карфагеном или нет. И один из сенаторов начинал каждую речь словами: "Carthago delenda!" — "Карфаген должен быть разрушен!" Сколько бы ты ни звонила, я буду говорить тебе всегда: "Мы должны расстаться!"

— Прощай! — она в сердцах вешает трубку.

Я не прилагаю никаких усилий, чтобы изменить ситуацию, поэтому приближается час, когда обратной дороги не будет.

В пятницу Тани нет на работе, и я предлагаю Свете прогуляться. Мы идем по чудесной золотоосенней улице Баженова через несколько парков, дворами добираемся до памятника Уткину. Там тоже парк.

— Ты не боишься, что я расскажу о сегодняшнем дне Тане?

— Нет. Что ты ей скажешь? Что мы гуляли? В этом нет ничего предосудительного. Что я угостил тебя мороженым? Чтобы ты ни сказала, Таня сочтет, что ты говоришь все это из ревности.