Словно бы отвечая на мои мысли, в зал заходят школьницы и студентки. А внутренний голос упорно твердит: "Не то… не то… не то…"
После Насти они кажутся недостаточно красивыми. Да дело даже не в красоте, потому что Настя не была красавицей. Они недостаточно умны. Недостаточно утонченны. Я постигаю их с первых секунд, а, привыкнув к интеллектуальным играм, уже не могу встречаться только ради секса или ради заведения семьи… или ради еще каких-то обычных, "нормальных" целей. Мне нужна сложная игра ума. А во входящих я вижу лишь простоту. Ни одна не может сравниться с ней. И, тем не менее, с чего-то следует начать.
Как раз в это время в комнату пожаловала девушка. Наверно, она привлекла мое внимание по контрасту. Если Настя была брюнеткой, перекрашенной в рыжую леди, то вошедшая была с длиннющей светло-русой косой. Потрясающе красивое лицо с большими голубыми глазами. Одежда стилизована под славян.
Она пришла за 40 минут до закрытия, чем вызвала явное неудовольствие со стороны Елены Евгеньевны.
Попросила конкретную книгу по теории рисунка. Поработала с ней до закрытия, а затем попросила взять книгу на дом.
После подобной просьбы Елена Евгеньевна обычно демонстрировала одну из двух взаимоисключающих реакций: либо начинала ругать посетителя на чем свет стоит, упрекая его в разгильдяйстве, в желании разорить отдел, в непорядочности, либо соглашалась, намекая на материальное вознаграждение: "Принесете книгу через магазин".
В этот раз Евгеньевна обошлась с девицей на удивление мягко. Она предложила оставить в залог паспорт. Естественно, его не оказалось. Тогда Елена Евгеньевна предложила оставить залог в размере восьмисот рублей. И, как это ни странно, деньги у девицы нашлись.
Я с удивлением смотрел на эту Снегурочку, пытаясь понять, откуда у нее деньги.
Мне захотелось познакомиться с ней тут же, не отходя от кассы, но я сдержал себя. Следовало действовать осмотрительно.
Очень сложно было сбросить с себя груз лет и снова взяться за старое: знакомства, поцелуи, обещания вечной любви. Хотелось мгновенно заменить налаженную систему взаимоотношений не менее налаженной, но с другой женщиной, превосходящей Демоническую.
Когда Снегурочка ушла, я подошел к Елене Евгеньевне, чтобы сдать книги.
— Хорошая девушка, Елена Евгеньевна?
Она проницательно и насмешливо уставилась на меня:
— Понравилась?
— Еще не знаю. Внешне — да.
— Старый альфонс. Иди, догони ее, помоги дотащить альбом до дома…
— Она не согласится. Вдруг я окажусь маньяком? Нужно удивить девицу. Вот если б вы дали ее телефон…
Я ожидал протеста со стороны Евгеньевны, но его не последовало. Я продолжил.
— … я бы позвонил ей. Сказал бы, что я тайный ее поклонник. Некто инкогнито. Женщины любят такие трюки. Она заинтересуется. А дальше в ход пошли бы мои чары, — закончил я со смехом.
Елена Евгеньевна внимательно смотрит на меня поверх очков: не может понять, шучу я или говорю серьезно.
— Ладно. Я дам тебе формуляр. Но учти — это не я дала его тебе, а ты сам взял его с кафедры, если что…
— Елена Евгеньевна! Вы просто спасаете страждущего. Может быть, это судьба… "Это голос моей судьбы!", — как сказал бы Гамлет.
— Лена Павлова. Хм. Художественное училище. Хм — хм. Попал ты, Родя, попал.
— Почему попал?
Я почему-то вспомнил фильм "ДМБ": "- Почему Бомба? — Потому что вспыльчивый!"
— Эта Лена из тебя веревки вить будет!
— Почему? Извольте объясниться.
— Да шучу я, шучу, Родя. Я рада за тебя. Наконец-то у тебя появится кто-то, не похожий на Шиндякову.
Я обиделся.
— А чем была плоха Шиндякова?
— Намучается с тобой эта Лена Павлова.
— Или я с ней?
— Или ты с ней, что вероятней.
Павлова Елена Александровна. Ул. Михайловское шоссе, д. 78/1, кв. 29. Что? Это же адрес Демонической. Я изумленно уставился на Евгеньевну.
— Она живет в том же доме, что и Шиндякова!
Елена Евгеньевна залилась неудержимым смехом. Мне не было смешно.
Я пытался что-то сказать, но она не слушала. Она не могла остановиться.
— Родя, Родя! Я не могу. Видно судьба твоя такая. Будешь вечера проводить у одной, а ночи — у другой.
— Перестаньте, Елена Евгеньевна, не смешно.
— Ты посмотри, может, телефон тоже совпадает? Может, они сестры?
Я провел вечер, как на иголках, ощущая приятное сердцебиение. Вдобавок, пропали навязчивые мысли о Демонической, которые, не переставая, посещали с момента расставания. На некоторое время даже показалось, что я излечился, но в глубине сердца, человеческого сердца, все же понимал, что это иллюзия. Когда не будет даже мысли о лекарстве, тогда болезнь прошла. Сейчас же я имел дело с надрывом. Однако затевалась какая-то история, и я был благодарен судьбе. Единственно, что стало теперь смущать — повышенный интерес к Лене. Может быть, теперь он вызван тем фактом, что они росли в одном дворе, и может быть, знают друг друга? Хотя разница в возрасте должна была исключить эту возможность. Павловой было девятнадцать.
Я позвонил ей, вспоминая, как делал подобные вещи раньше: Юля Позняк, Света, Лена, Настя, а теперь вот — Лена Павлова. "Влез на горб к ней с перепугу, но Кривая шла по кругу — ноги разные…"
Трубку взял, наверно, ее отец. Голос резкий, но приятный. Я попросил позвать Лену.
— А кто ее спрашивает? — надменно спросил товарищ полковник.
Не сказать ли, что ее спрашивает гвардии рядовой? Я сдержался. Мне стало смешно общаться с этим Скалозубом, который думал, будто имеет право оказывать на меня давление.
— Ее спрашивает Родион Романович, — ответил я.
Даже если это имя ей ничего не скажет, она вынуждена будет подойти.
Я представил, как ее отец — полный мужик в спортивных домашних штанах, подходит к двери, стучит и говорит, что ее зовет к телефону "какой-то Родион".
Мне стало смешно. История трансформировалась в фарс.
— Алло? — раздается в трубке.
— Здравствуйте, Лена. Меня зовут Родион, и вы меня не знаете. Выслушайте. Я сегодня увидел вас у Елены Евгеньевны.
— У какой Елены Евгеньевны?
— У библиотекаря. Вы брали книгу на ночь.
— А. Я вспомнила… Что случилось? Что-то не так?
— Нет, все так. Я хотел бы встретиться.
— Когда?
Она отреагировала слишком быстро. Этому следовало радоваться, но я подумал, что это дурной знак.
— Завтра вечером, если сможете.
— Смогу. Где?
Она говорила со мной так четко, что мне на секунду показалось, что мы договариваемся не о свидании, а о передаче контрольной.
— На площади Ленина.
— Где именно?
— Под памятником.
— Во сколько?
— А во сколько вам будет удобно?
Я задал единственный вопрос. Все это время она спрашивала меня!
— Скажем, в семь.
— Хорошо.
Она повесила трубку, не попрощавшись. И это снова был тревожный знак.
Я долго не мог уснуть. Это со мной приключалось настолько редко, что сложно было припомнить, когда повторялось в последний раз.
Наутро я встал бодряком, хотя и проспал меньше шести часов, из чего следовало, что моя бодрость искусственная, не настоящая, нервная.
Лекции по Японии прошли хорошо благодаря отсутствию половины класса. Но сегодня ничто не раздражало меня.
Нудный урок русского в седьмых. Безумный урок литературы в шестом.
На переменах я поймал себя на мысли, что воспринимаю происходящее, как должное. Привык. А в сентябре казалось, что к такому привыкнуть нельзя.
Я приехал домой. Пообедал. Лег, чтобы вздремнуть. Заснул. Мне снилась какая-то карусель, в которой смешалось все. И как грандиозное знаменье над этой каруселью маячил смысл жизни. Я пытался его постичь. Ведь вот же он — смотри и изучай, но ничего не получалось. Смерть как простая сущность тоже присутствовала. Вот еще чуть-чуть и все встанет на места — не надо будет больше думать. Все будет понято. Я сделаю еще один шаг…
В этот момент меня разбудил звонок.
Я не злился на будильник, понимая, что лишний час сна (да даже целая ночь) не позволит ничего понять, а если бы даже и показалось, что я что-то понял, сон просто забылся бы.