Кандидаты в 13-й батальон проходили очень строгую селекцию, и поэтому был полностью изолирован как от советского, так и от польского влияния. Эта часть по праву считалась наиболее боеспособным белорусским формированием. Личный состав батальона был очень хорошо обмундирован, вооружен и находился на полном материальном довольствии. Подготовка бойцов и командиров проходила на очень высоком уровне. Со стороны белорусского населения и представителей интеллигенции для них устраивались концерты и творческие вечера. По словам Кушеля, «это было образцовое воинское формирование – любимец белорусской общественности»[525].
В мае 1943 г. подразделения батальона были впервые использованы в антипартизанской операции в районе Минска. В ходе нее, как командиры, так и бойцы показали себя с наилучшей стороны. После окончания операции немецкий командир батальона очень хвалил белорусских солдат и офицеров. Во время боев погибло несколько десятков добровольцев. В Минске им устроили торжественные похороны, на которых присутствовала практически вся белорусская общественность города и представители немецких властей[526].
Все лето 1943 г. батальон провел в антипартизанских операциях в Минском округе. Однако уже осенью он был переведен в Вилейку. Здесь, после небольшого отдыха, батальон был разбит на небольшие группы, по численности не больше взвода, чтобы вновь использоваться в боях. Большая часть этих групп осталась в Вилейке, тогда как остальные были распределены по окружным отделениям СД, где несли охранную службу. Командиром одного такого взвода, который нес службу в Лиде, был лейтенант И. Мелешко. По словам его сослуживцев, он был очень толковым офицером, который погиб при очень трагических обстоятельствах. В январе 1944 г. фюрер СС и полиции округа «Лида» решил провести операцию против местных партизан. С этой целью он создал боевую группу, в которую, помимо взвода Мелешко, вошли другие формирования с более низкими боевыми качествами. В целом, в операции должны были участвовать: взвод 13-го Белорусского полицейского батальона при СД, рота военно-строительной Организации Тодта, отряд местной вспомогательной полиции и сводный отряд служащих окружного комиссариата. Командиром этой, на первый взгляд, довольно внушительной группы, был назначен лейтенант Мелешко. Кроме того, в 10 км от Лиды стояла немецкая пехотная рота, которая также должна была принимать участие в операции. При этом инициатор акции – фюрер СС и полиции – не известил немецкого командира, с какого направления прибудет группа Мелешко. В результате, тот получил от своего дозора донесение, что к району их расположения приближается подозрительный отряд. Когда командир роты посмотрел в бинокль, то увидел вооруженных людей в разной униформе. Солдаты Организации Тодта носили мундиры, по цвету похожие на польское обмундирование. А так как под Лидой действовало много польских партизан, то не удивительно, что командир немецкой роты приказал открыть огонь. Во главе отряда шел лейтенант Мелешко, и он же первым был тяжело ранен. Солдат, который бросился на помощь своему командиру, был сразу же убит. Недоразумение быстро выяснилось, однако Мелешко тут же на месте скончался от ран[527].
Несмотря на то, что батальон был одним из самых лучших коллаборационистских формирований в генеральном округе «Белоруссия», его офицеры и солдаты также не избежали конфликтов с немецким кадровым персоналом. Причин для таких конфликтов было, главным образом, три. Во-первых, немецкое руководство направило в каждую роту немецких унтер-офицеров, которые назывались шефами рот, и формально считались инструкторами. Однако, вместо инструктажа, эти унтер-офицеры стали вмешиваться в обязанности командиров рот и взводов. Естественно, белорусские офицеры не хотели отказываться от своих прав в пользу немецких унтер-офицеров. Командир же батальона – немец – всегда принимал сторону своих соотечественников и налагал взыскания на офицеров-белорусов, даже если они были правы[528].
Во-вторых, на всех хозяйственных должностях в батальоне находились немецкие унтер-офицеры, которые обворовывали белорусских солдат. Доходило до того, что сам главный референт БНС по военным вопросам Ф. Кушель несколько раз наблюдал такие случаи. По этой причине командир батальона также имел частые столкновения с белорусскими офицерами, наиболее неуступчивым из которых был командир 2-й роты лейтенант Мазур – человек очень амбициозный и импульсивный. В конце концов, дело закончилось тем, что Мазур исчез при загадочных обстоятельствах.
Однако среди его сослуживцев ходили слухи, что его расстреляла СД[529].
В-третьих, начиная с определенного момента, командир батальона стал очень тенденциозно оценивать боевые заслуги белорусских офицеров, тем самым, противопоставляя их немецким унтер-офицерам. В результате, такое отношение привело к открытому бунту, который случился при следующих обстоятельствах. Начальник Вилейского СД СС-оберштурмфюрер Граве наехал на мину и был убит. На похороны Граве была прислана рота 13-го батальона. Командир роты лейтенант А. Бандык построил ее и, когда пришел командир батальона, сделал ему рапорт. Однако командир батальона приказал Бандыку встать в строй, а командование ротой передать немецкому унтер-офицеру. Лейтенант в строй не встал. Видя это, другие офицеры-белорусы – командиры взводов – также вышли из строя и присоединились к Бандыку. Этот поступок лейтенанта-белоруса и его офицеров командир батальона посчитал открытым бунтом и, пригрозив им полевым судом, написал соответствующий рапорт начальнику полиции безопасности и СД. В результате, только благодаря вмешательству Островского и Кушеля, дело удалось прекратить, и оно закончилось безвредным для белорусов результатом[530].
В конце июня 1944 г. началось отступление немецких войск из Белоруссии, и 13-й батальон получил приказ отходить из Вилейки на запад. По дороге к нему присоединялись подразделения, которые ранее были отделены и несли службу в других округах. В это время отношения между командиром батальона и офицерами-белорусами становились все хуже и хуже и, в конце концов, стали невыносимыми. Немецкие офицеры были полными хозяевами положения во всех подразделениях. Это привело к тому, что, находясь в Августове (Польша), лейтенант Бандык поднял свою роту (150 чел.) по тревоге и отказался подчиняться немцам. Видя это, к мятежникам присоединились лейтенанты Иваницкий, Дрозд и Мохарт и, отделившись от батальона, ушли в лес. Двое последних, однако, передумали и на следующий день вернулись. Выйдя из леса, они присоединились к колонне беженцев, в которой находился отец лейтенанта Мохарта. Здесь их и нашел патруль (два немецких офицера и белорусский унтер-офицер), посланные для поимки дезертиров. Лейтенанты были арестованы и расстреляны на следующий день белорусским унтер-офицером, который, чтобы выслужиться перед немцами, исполнил роль палача[531].
По мнению Кушеля, эти офицеры не имели намерения нарушить присягу. К такому шагу их вынудило только неадекватное отношение со стороны немцев. Об этом свидетельствует тот факт, что они вернулись обратно и продолжили отступление на запад в колонне беженцев. Однако командир батальона рассудил иначе. Кроме Мохарта и Дрозда в руки к немцам попало еще несколько унтер-офицеров и рядовых, которые отстали от мятежников. С ними немцы расправились на месте. После этого инцидента командир батальона отстранил от исполнения своих обязанностей всех белорусских офицеров, и отдал им последний приказ – следовать в распоряжение командования РОА. Получив железнодорожные билеты, большинство так и сделало. Только трое из них – лейтенанты Сасукевич, Кушнирович и Клинцевич – приехали в Берлин, где поступили в распоряжение БЦР и были зачислены в 1-й Учебный батальон БКА. Они-то и рассказали Кушелю о тех событиях, которые произошли в Августове во время отступления[532].
