Гуло, со скрипом почесал пятерней жесткую шевелюру.

— Это ясно, командир. А что теперь случилось с их стабильностью?

— А то ты сам не видишь? Стабильность затормозила им прогресс. НТР стала у них двигаться медленнее, а у других — быстрее. Другие начали их догонять. Называется: многополярный мир. Вот, их догнали и говорят: Эй! Нам что-то не нравится, как вы поделили мир. И кто вы, вообще, такие, с вашим ООН? Это раньше вы были лидеры прогресса и всех имели, а теперь вы не очень-то сильнее нас. Идите на хер со своими правилами и со своим ООН. Мы теперь сами поделим, как хотим. И стало так!

— Когда стало? — спросил Рунк.

— Постепенно, — пояснил Ифарбо, — Потому, что инерция. Как в механике.

— А по CNN говорят, что во всем виноваты чина, нези и бразо, — заметила Мкаси.

Лауа Нтай потянулся, зевнул и ответил.

— Это просто, гло. Китай самый большой и страшный. Меганезию еще 20 лет назад объявили врагом цивилизации. А правительство Бразилии хапнуло Коридор инков от Амазонии до Тихого океана. Такой большой кусок, что мировой порядок зашатался.

— Мировой порядок, мировой порядок, — немного сонно пробурчала Мкаси, — По CNN тысячу раз говорили про мировой порядок. А что такое этот мировой порядок?

— Это примерно то, про что объяснял Ифарбо, — сказал Лауа, — После второй мировой войны, выигравшие оффи собрались на тусовку и расписали планету по наделам, как древние феодалы. Лучшие наделы — себе, похуже — своим прихлебателем, а совсем хреновые — кому попало. В политологии это называется: раздел мира внутри клуба политических элит. А порядок такой: если кто-нибудь хочет изменить границы этих наделов, например — отделиться, то он должен пойти на поклон к своему феодалу, в смысле — к элите, и просить себе вольную. А если он хочет что-то присоединить, то должен идти на поклон к тусовке главных феодалов, типа как к королевской семье.

— А если не пойдет? — спросила она.

— Тогда его надел не признают, и будут говорить, что он вор или агрессор.

— А если люди за него?

— По херу, — ответил мастер-сержант, — Когда это феодалы учитывали мнение людей?

— В ООН это называется «уважение государственного суверенитета», — авторитетно добавил Ифарбо, — Надел земли с крепостными людьми отдали какому-то феодалу, и теперь и этот надел, и эти люди, и все их потомки, принадлежат этому феодалу и его наследникам до скончания времен. Так думали эти, которые в ООН.

Гуло снова громко поскреб пятерней свою проволочно-жесткую шевелюру.

— Ну, про это, вроде, объяснили. Почему тогда открыто не послать ООН на хер и не переделить все толком, как людям удобнее? А то сплошные спецоперации, и всякие интербригады. Я считаю: свое надо брать открыто, чтоб никто не подумал, будто ты берешь чужое. Один древний умник даже сказал: «честность — лучшая политика».

— Это сказал Бенджамин Франклин, — сообщила Шейла, — Сейчас по нему в колледже разведки изучают технику политической интриги. В 70-е годы XVIII века он, путем обмана, стравил между собой короля Франции и английских оффи. В результате, в Америку были отправлены огромные деньги из французского бюджета, а потом и военный корпус, руками которого США выиграли войну за независимость.

— Зачетная спецоперация, — добавил Дарт Тигрис, — Бен Франклин сохранил столько американских жизней, что янки до сих пор его почитают. По ходу, есть за что.

— Кстати, — заметил Лауа Нтай, — Франклин ни фига не поступился своей честностью, потому что у него был принцип: «честно то, что служит правому делу».

— У-у… — протянул Гуло, — А которое дело правое?

— А вот это уже относительно, — ответил мастер-сержант, — Типа, как пулемет. Он или хороший, или плохой, смотря по тому, каким концом он к тебе повернут… Hei foa, я выскажу новаторское предложение: давайте спать. Нам завтра с утра надо начинать шпионить за сексуальными извращенцами, а это занятие нервное и трудоемкое.

— Это шутка такая? — спросил Ифарбо.

— Ты удивишься, бро, но это серьезно, — ответил меганезийский разведчик.

Нет ничего прекраснее, чем утро в открытом океане в экваториальных широтах при солнечной безветренной погоде, на палубе яхты… Или корвета. С точки зрения лиц мужского пола, особенно здорово, если рядом на этой палубе принимают воздушные ванны симпатичные девушки (девушкам, кстати, это полезно — поскольку именно в утренние часы сочетание морского воздуха с еще не жгучим солнцем оказывает позитивное влияние на кожу и прочие части организма). Даже если эти девушки, параллельно с воздушными ваннами, работают на ноутбуках с удаленными спец-объектами (а если точнее — со «spy-drones»), это ничуть не портит эстетического впечатления от… В общем, от того, чем девушки повернуты к зрителю.

И до чего же противно, если какой-нибудь чиновник именно в этот момент начинает приставать к вам с назойливыми и невыполнимыми требованиями.

— Босс, нас запрашивает береговая охрана Маврикия! — сообщил Гуло, высунувшись из открытого окна радиорубки.

— Какого хера… — вздохнул Ифарбо, — Что им надо?

— Дураки какие-то, — ответил радист, — Говорят: лечь в дрейф для досмотра.

— А где они? — спросил мпулуанский лейтенант.

— Шесть миль к северо-востоку от нас. Я думаю, это патруль с островов Каргадос.

— Ну, скажи им, что мы — международные экологические ученые, у нас идет важный эксперимент, мы изучаем миграцию стаи креветок, и нам нельзя останавливаться.

— Слушаюсь, босс, — сказал Гуло, и его голова исчезла в рубке.

— Маврикийцы все время к вам пристают с этими глупостями? — спросил Лауа Нтай.

Ифарбо отрицательно покачал головой.

— Нет. Наши штурм-глиссеры они уже знают и, как бы, отворачиваются. А корвет они впервые видят. В смысле, такой классный океанологический корвет, как наш.

— Лучше, чтобы они пока не знали, что это ваш корвет, — сказал меганезиец, — Если ты видишь какой-то способ избежать засветки…

— Это предусмотрено, — сказал лейтенант, и повернулся к девушкам, принимающим воздушные ванны, — Мкаси, вызови Сиггэ, пусть он договорится с маврикийскими патрульными. Про корвет пусть им не объясняет. По легенде, мы, пока, экологи.

— Да, босс, — откликнулась она, и извлекла woki-toki из кармана лежащего рядом комбинезона.

Из радио-рубки снова высунулся Гуло.

— Босс, они настаивают на досмотре. Говорят, что мы в их территориальных водах.

— Херня, — припечатал Ифарбо, — Маврикий — страна ООН, и признает конвенцию, по которой территориальные воды не больше 12 миль. Мы в 14 милях от Каргадос. Это значит: мы в их эксклюзивной экономической зоне, но в нейтральной акватории. Промысла мы здесь не ведем, поэтому пусть идут в жопу.

— Так им и передать, босс?

— Передай все, кроме херни в начале и жопы в конце, — уточнил лейтенант.

— Босс, есть визуальный контакт! — доложил унтер-офицер, сидевший в поворотной орудийной башенке над мостиком, — могу влепить им очередь прямо перед носом!

— Не надо, Кауф. Мы же ученые-экологи, а ученые-экологи так не поступают.

— Понял, босс. А как поступают ученые-экологи?

— Ученые-экологи, — наставительно произнес Ифарбо, — в таких случаях вызывают экологическую полицию.

Тренинги сводной группы пилотов-стажеров над акваторией вокруг базы Фантой происходили 24 часа в сутки. Утром, днем, вечером, ночью, кто-нибудь из стажероа находился в воздухе, и отрабатывал приемы патрулирования, инфильтрации сквозь барьеры ПВО, уничтожения морских целей и ведения маневренного воздушного боя. Сейчас ближе всего к корвету «Octopus» оказалась пара учебно-боевых «Vitiare». Эти ультра-модерновые реплики японских крылатых торпед «Ohka» образца 1944 года (придуманных когда-то для пилотов камикадзе), сейчас, почти через столетие, стали популярны среди гражданских авиаторов и в военно-летных школах. А беспилотная версия «Vitiare», с боезарядом в тонну весом, представляла собой серьезное оружие, способное поражать крупные военные корабли и объекты береговой обороны…