— Но… я чувствую себя нормально…

— Мы в этом не сомневаемся, господин Милланд. Первые проведенные тесты в целом дали обнадеживающие результаты.

— Почему вы говорите «в целом»?

Ответил Салливан:

— Вы перенесли нервный шок. На уровне вашего сознания остается еще несколько шрамов, но это будет быстро исправлено, я гарантирую.

Удивительно, но я никогда не чувствовал себя столь здоровым душой и телом, как сейчас. Поэтому мне было несколько странно слышать такое. Я взглянул на Эймса. Он перестал хрустеть пальцами и внимательно смотрел на монету, которую подбрасывал на ладони.

Я обернулся к Грейсону.

— Теперь наступило время, когда я должен открыть вам глаза на существующее положение вещей. Вы знаете, Грейсон, что тот мир — реален, существует в действительности?

— Пятое измерение?

— В том смысле, в котором вы говорите, да. Вы следили за всеми фазами моего путешествия по энцефалоскопическому экрану? Так я полагаю?

— Конечно. Но были и некоторые провалы. Должен сказать, что у нас возникало немало технических трудностей при поддержании контакта с вами.

— Минуточку. Сколько времени длилось мое путешествие?

— Восемь суток.

Я посмотрел на него, разинув рот от удивления. Восемь суток! В это верилось с трудом. Но, впрочем, время значило здесь мало. Оно было вторичным, и я продолжил:

— Послушайте, Грейсон. То, в чем вы сомневались, произошло до совпадения в деталях и даже в еще большем масштабе. Мы сейчас накануне вторжения, подготовленного жуткими существами, населяющими пятое измерение. Их ничто не остановит, уверяю вас. Этот мир бессознательного скоро перехлестнет в нашу реальность, в то, что мы называем нашей действительностью. То, что произошло в ночь перед моим отправлением из коттеджа Ватсона, было лишь первой попыткой, или, если вы предпочитаете это слово, проверочным тестом… Но теперь путь им известен.

— Какой путь?

— Через Валери Ватсон!

— Бедная Валери, — вздохнул Эймс, продолжая подбрасывать монету. — Ну и что же дальше?

— А дальше существует звуковой аннигилятор, поглотитель шумов.

— Так. Все лучше и лучше… Продолжайте!

Я чувствовал, что меня охватывает какое-то болезненное состояние. Но что же, в конце концов, происходит? И я добавил:

— Эти феномены связаны один с другим. Я теперь понял стратегию этих «тихушников»…

— «Тихушников»? — удивился Салливан, с любопытством глядя на меня.

— Ну да. Я так их назвал, поскольку они могут существовать только в абсолютной тишине. Теперь понимаете?

Грейсон задумчиво кивнул головой. А Эймс все помалкивал, подбрасывая монетку.

— Это довольно любопытно. Доведите до конца вашу мысль, Милланд.

— Я долго размышлял над этой проблемой и полагаю, что в конце концов пришел к правильному выводу. Эти существа испытывают аллергию к звукам. Малейший шум разрушает их, как звуковой удар стеклянную витрину. Конечно, это только образное выражение, ибо для этих существ все обстоит значительно хуже. В результате звуковых вибраций их молекулярное строение разрушается. Так и случилось в коттедже Ватсона. Помните? Для того чтобы их нашествие было успешным, им необходимо эффективное средство для уничтожения звуков на Земле. Поняв, что Валери является для них своего рода психическим ключом, они воспользовались ею, чтобы влиять на мозг Ватсона. Грегори Ватсон построил поглотитель звуков по команде «тихушников». Поверьте мне, эти существа лучше разбираются в человеческой психике, чем мы с вами. Они манипулировали Ватсоном, заставляя его считать, что он действует самостоятельно, а тем временем Ватсон в своей гордыне и безумии думал только о господстве над миром. Полагаю, что этот аппарат нужно уничтожить.

Движение голов… вращение катушек магнитофона…

И тут раздался прямо-таки скрип из горла Грейсона:

— А не кажется ли вам, что вы несколько преувеличиваете, Милланд?

— Давайте посмотрим записи… Вы же должны были зарегистрировать мои контакты с Валери… Она ведь сама мне рассказала о сути этого аппарата. Вы видели этот мир так же, как и я. Он реально существует. Его ловушки, с которыми я сражался, тоже реальность. Не так ли?

— К несчастью, на этом пункте мы пока вынуждены закончить, — ответил Салливан. — И было бы хорошо, если бы мы с вами пришли к общему заключению…

— Интересно было бы узнать к какому…

— Хорошо. Реакции вашего подсознания под воздействием специальных «психорастворяющих веществ» создали или вызвали у вас в мозгу некие специфические картины, соткали, так сказать, определенное полотно, записавшееся в ваших нейронах. Все там смешалось и приняло вид кошмара. Да, Милланд, речь идет просто о кошмаре… Только о кошмаре, и ни о чем другом… Вы пережили этот кошмар, понимаете?

— Нет, это невозможно.

— Почему?

— Остается Валери. Она все еще пленница «тихушников». Они используют ее.

— Любой из нас скажет вам, что спасти ее невозможно. Мы просто поддерживаем работу ее сердца, но не питаем на ее счет никаких иллюзий. Вы тоже потерпели неудачу, Милланд, и теперь для нее все кончено.

Я замер на своем стуле, ибо понял, что, должно быть, произошло что-то ужасное, чего я не понимаю. Но я вернулся к спору.

— Грейсон! Но ведь были же отпечатки… черные следы… обрывки плоти. Это стоило жизни мисс Фойл…

Он покачал головой, глядя на меня.

— Должен сообщить вам, Милланд, то, чего вы не знаете и мы не знали тоже. Вскрытие тела мисс Фойл показало, что у нее случился сердечный приступ. Шум, внезапный страх, нервное перенапряжение — вот причина. Так заявили медэксперты. Что касается следов и отпечатков, о которых вы говорите, то здесь я вынужден признать правоту профессора Эймса. Он считает, что все мы стали жертвами коллективной галлюцинации.

— Галлюцинации?

— Да. Этот дом был набит наркотическими веществами, вы знаете об этом, а такие вещи при вдыхании не проходят даром, вызывая определенный эффект. В восьми случаях из десяти возникают разного рода галлюцинации.

И я понял, что он всеми силами пытается убедить меня в том, что черное — белое. Убедить, даже пренебрегая правдой.

— Что касается аннигилятора звуков, то запомните, господин Милланд, и поймите…

— Я внимательно вас слушаю.

— Так вот, мы проэкспериментировали с ним еще четыре-пять раз в присутствии государственной комиссии, созданной для расследования. Мы не могли взять на себя ответственность за столь важный государственный секрет. Понимаете?

— И что же произошло?

— Ничего. Аппарат разрушал звуки в радиусе ста метров. В луче. Вот и все.

Он улыбнулся, потом добавил:

— И никаких потусторонних проявлений!

С этого момента я исподтишка стал наблюдать за доктором Салливаном. Он, склонясь над своим столом, играл обломками спичек. Одним движением карандаша провел на листе бумаги линию и развлекался тем, что переводил спички то на одну, то на другую сторону. Я знал эту игру. Нужно было перевезти на другой берег реки негров-людоедов и белых. Суть была в том, чтобы не оставлять большинство каннибалов с белыми. Их постоянно должно быть поровну.

Я оторвал взгляд от этой идиотской игры и посмотрел на Грейсона:

— Ну и что же стало с аппаратом?

— С аппаратом, который наделал столько шума, — шутливо подчеркнул он. Сначала им занялось ФБР. Эти люди стремились узнать, как Ватсон смог создать такую вещь. Впрочем, это было и не столь уж важно. Главное в том, что благодаря этому аппарату наша страна обладает теперь мощнейшим новым оружием.

Тут я побледнел.

— Я… я не понимаю…

— Все очень просто. Достаточно построить более мощный аннигилятор звуков и направить его на противника, как тот тут же лишится всех своих средств связи. Это «немое и глухое» оружие послужит мощным боевым средством для разгрома врага.

Я прямо подпрыгнул. Та же самая тактика! Боже!

Неужели они не понимают, что речь идет о тактике, которую ведут «властелины безмолвия», чтобы уничтожить наше человечество? Разве это непонятно?