Придя к тому месту берега, где Гассан ремонтировал свой каркас, мы увидели последний уже на плаву, метрах в тридцати от кромки воды. Хозяин копался в двигателе и, помахав нам рукой, попросил немного подождать. Мы присели на своеобразные кресла из корней могучего мангрового дерева. Был отлив, и дерево высоко поднималось над почвой на этих фантастических корнях, как на десятках огромных изогнутых лап. День обещал быть великолепным. Тучи все куда-то исчезли, и восходящее солнце серебрило барашки невысоких бирюзовых волн, катящихся к берегу откуда-то издалека, от самого края синего неба. На мокром песке копошились сотни малюсеньких крабиков. Они вылезали из своих подземных жилищ и начинали быстро процеживать песок через свои маленькие рты в поисках еще более мелких существ, служащих им пищей. Выросшую горку обработанного песка они смахивали клешней в сторону и начинали процеживать его новую порцию.
В прибрежных водах уже было немало рыбацких судов. По устройству их можно было бы разделить на два типа. Лодки с большим треугольным арабским парусом называются — доу. Это довольно крупные суда, длиной до пятнадцати и шириной до четырех метров. Шпангоут их делается из прочного дерева мсоро и обшивается досками из водоустойчивого дерева тимбати. За счет полутораметровой осадки лодки-доу очень устойчивы и при хорошем ветре могут идти со скоростью до пятнадцати морских узлов. Недаром их так любят контрабандисты всех стран. Но для рыбалки, как мне кажется, более подходят лодки под названием нгалава. Это небольшие парусные долбленки, имеющие устойчивые противовесы из длинных жердей с поплавками по обеим своим сторонам.
Тем временем Гассан запустил-таки движок своего баркаса и подошел к берегу на максимально возможное расстояние. Раздевшись и держа над головами вещи, а также взятые напрокат ласты и маски, мы добрели по воде к баркасу и загрузились. На наши приветствия хозяин ответил своим «Джамбо!», и судно рвануло вперед, держа курс в просторы Индийского океана.
Гассан предложил нам сначала зайти на лежащий прямо по курсу остров Чангуу, где тоже, по его словам, есть что посмотреть. Когда-то на этом острове, как и на многих других ближайших к Занзибару островках, араб работорговец держал своих чернокожих невольников из Багамойо. После запрещения рабства султан в 1893 году сделал на острове тюрьму для преступников, а еще позднее тут был расположен лепрозорий.
Мы, естественно, согласились с его предложением, тем более что это было нам по пути. Баркас резал свежевыкрашенным носом встречные волны, крикливые чайки неслись за его кормой в надежде на добычу, а мы загорали, развалившись вдоль пахнувших рыбой бортов. Убивая время, мы стали расспрашивать Гассана о тех многочисленных наркоманах, которых увидели на узких улочках Стоунтауна. Обозвав их бездельниками, рыбак, тем не менее, рассказал нам все, что знал об этом явлении. По его словам, многие молодые мужчины острова ищут легких денег для жизни, увиваясь вокруг туристов. Они не хотят серьезно работать и тратят время только на то, чтобы потягивать пиво и покуривать бэнг. Это завезенная из Индии конопля, называемая местными — матокуане. Ритуал ее курения напоминает коллективный процесс курения наргиле.
Участники берут чашку с чистой водой и полутораметровую бамбуковую палку. Конопля курится через трубку, к которой прикреплен сосуд или рог с водой. Дым, как в кальяне, проходит через воду, и каждый курильщик заглатывает его, делая несколько затяжек подряд. Затем он набирает в рот чистой воды из чашки и держит ее там максимально долго, после чего выплевывает воду с дымом через бамбуковую палку и передает трубку соседу по кругу. Длительная задержка дыма в легких тотчас вызывает сильный кашель и немедленное помутнение рассудка. В течение нескольких минут курильщик несет какой-то бред, а затем успокаивается, становясь пьяным пофигистом. Далее вся компания вываливает на улицы городка в поисках приключений и легкого заработка… Примерно через час хода по бирюзовой воде впереди показался остров Чангуу. Он не был кораллового происхождения, имел прекрасные берега из белого песка и был покрыт довольно густым лесом из высоких тропических деревьев. Тут нас ждал еще один сюрприз. Оказывается, на этом острове живут дагантские сухопутные черепахи, завезенные сюда в 19 веке с Сейшельских островов. Это, наряду со слоновыми черепахами Галапагосских островов, самые крупные наземные черепахи. Они достигают полутора метров в длину и весят более трехсот килограммов. Да и живут они по несколько сотен лет, больше, чем все остальные известные науке животные. В гости к ним мы и отправились в первую очередь.
Среди деревьев посреди острова значительный участок его территории обнесен металлической сеткой и проволокой под током. Так черепахи охраняются от местных джанджили, как зовут здесь браконьеров. Эти редкие животные хорошо прижились на острове и активно здесь размножаются. Мы стали свидетелями и их спаривания, и кладки яиц, и выращивания молодняка. Около двух десятков крупных взрослых особей огорожены в отдельном загоне. Они действительно имеют размеры панциря до полутора метров в длину и полуметра в высоту. Панцирь черного цвета, овальной формы и сильно выгнут вверх. Смотритель сообщил, что возраст самой старой пары местных черепах превышает триста лет. Тем не менее эти ветераны довольно быстро передвигаются по земле на крепких Толстых ногах, вытянув вперед крупные головы с загнутым вниз орлиным клювом. На панцире каждого взрослого животного масляной краской нарисованы персональные номера, служащие для учета и идентификации. Черепахи охотно брали у нас из рук пучки зеленой пахучей травы, не проявляя при этом ни страха, ни агрессии. На отдельных участках острова содержатся десятки молодых особей в возрасте от трех до пяти лет, и, возможно, уже скоро они будут расселены по другим островам архипелага.
По лесным дорожкам острова совершенно свободно гуляют десятки павлинов. Самцы их то и дело распускают свои великолепные хвосты, пытаясь привлечь внимание сереньких невзрачных самочек. Они нехотя убегают от нас в кусты и снова выскакивают на дорожку позади людей, не обращая на гостей никакого внимания. Из гущи ветвей доносится пение многоголосого хора десятков видов тропических птиц. Растут многочисленные кактусы самых немыслимых форм и разнообразных размеров. Просто рай какой-то…
Но кому рай, а кому и тюрьма. Именно к ее полуразвалившимся каменным баракам вывела нас заросшая травой тропа. Только тут Гассан заметил, что я иду босиком. Из-за жары я оставил ботинки в лодке, совсем позабыв, что мы будем ходить по земле бывшего лепрозория. А ведь бациллы проказы, попав в землю, могут содержаться там десятки и даже сотни лет, представляя потенциальную угрозу для человека. Хотя проказа гораздо менее заразна, чем туберкулез или сифилис, но это очень страшное и малоизученное заболевание, которым на Земле болеет около семи миллионов человек. Один миллион прокаженных проживает в Африке. Мне довелось побывать в лепрозории, который расположен на одном из греческих островов, лежащих в Средиземном море, неподалеку от острова Крит. Немало прокаженных я видел в Индии и Китае. Для неподготовленного человека — это довольно жуткое зрелище. Заболевание начинается незначительным обесцвечиванием верхних слоев кожи, в виде пятен, напоминающих лишай. Затем по их краям образуются пузырьки, которые нагнаиваются и покрываются струпьями. Кожа, особенно на лице, утолщается, и в ней появляются грубые узлы. Они до неузнаваемости деформируют лоб, нос, щеки и уши больного. Затем появляются гнойные трещины на пальцах рук и ног, и те, в конце концов, полностью отгнивают. Если заболевшего не лечить, его ждет мучительная смерть через 8-10 лет. Лечение тоже нельзя назвать достаточно эффективным, так как редко когда оно начинается своевременно.
Я ругал себя самыми последними словами за оплошность, но уж очень хотелось осмотреть тюрьму-лепрозорий. Тогда Гассан отдал мне свои шлепанцы, сказав что через его задубевшие подошвы никакая зараза уже не пролезет. Я поблагодарил его, сказав, что это станет ясным через два с половиной года; таков инкубационный срок проказы.
