- Если не появятся осложнения со стороны лёгких, всё будет в порядке, - сказал доктор Кастровилла. Впрочем, так всегда утешают врачи. - Снимите ему штанишки, - попросил доктор.

Тури подошёл к Аугусто и хотел расстегнуть ему штаны, но тот остановил его. Обессиленной от боли рукой малыш пошарил в кармане и с величайшей предосторожностью вытащил оттуда розовую ракушку; он посмотрел на неё: ракушка была невредима и сверкала в лучах яркого света, падавшего на больничную койку.

А на берегу моря, где причаливают корабли и расположены гостиницы для туристов, в сопровождении Ореста и Антонио гулял Джанджи. Малыш, словно зачарованный, смотрел на огни ночного города и время от времени озабоченно спрашивал у Ореста, что будет с Мантеллиной.

Наступил конец октября. Прошёл месяц после того, как с Джанджи и Малтеллиной случилось несчастье. Был окончен сбор винограда. Помидоры благоухали как летом: они были залиты маслом и ждали зимы. Октябрь стоял великолепный, истинно сицилийский.

Мантеллина вышел из лачуги Тури и присел у порога, положив больную ногу на скамеечку. В руках он держал маленькую книжечку, всю исписанную нотами. Черные овальные значки, порой связанные между собой горизонтальными чёрточками и расположенные на пяти линейках, превратились теперь для Аугусто в музыку.

В этот день Мантеллине должны были разрезать гипс, чтобы из него, как из скорлупы, вышла здоровая нога. Точно так же, за время пребывания в доме Тури и Джанджи Аугусто окончательно вышел из жёсткой скорлупы, которой покрылась его душа от страдания и одиночества, и сумел показать, на что способен добрый и умный ребёнок восьми лет.

Мантеллина вместе с Джанджи, которому было всего лишь пять лет, под руководством новоиспечённого учителя, Джузеппанджело, делал большие успехи в учёбе.

Пятеро ребят за это время ещё больше сдружились. Все они любили Тури, как только могут любить дети.

Впервые в жизни учился Аугусто читать и писать, а в перерывах играл на губной гармонике.

Бедный Мантеллина за время болезни совсем ослаб, хотя теперь он ел каждый день. Целый месяц его правая нога пролежала в гипсе. Мальчик не мог ходить; зато он научился играть на губной гармонике и делал чудеса. Тури был им доволен.

В тот сентябрьский вечер, когда Тури привёз домой Мантеллину и уложил его в свою постель, у мальчика началась лихорадка. Тури не хватило духу отпустить его обратно в чудовищную трущобу к родителям, где он жил до сих пор.

На следующий день юноша отправился известить родителей Аугусто, что их сын болен и останется у него. Встретили молодого человека очень плохо. Отец и мать жаловались на Мантеллину, который не хочет зарабатывать себе на хлеб, как остальные братья.

Больше мать не стала разговаривать с гостем, отвернулась от него и ушла, шаркая стоптанными туфлями.

Отец в полубесчувственном состоянии вдруг повалился на Тури: то ли он был пьян, то ли очень ослаб от голода: скорее всего тут было и то и другое. Тури, на которого это зрелище произвело ужасающее впечатление, усадил отца на стул. Парень решил помочь несчастному и предложил устроить его на работу к отцу Антонио Мессины. Пьяный, ничего не соображая, посмотрел на молодого человека растроганными глазами, потом стукнул кулаком по столу и в такой позе замер, неподвижный, как истукан, словно в ожидании чего-то, известного только ему одному.

Наконец, преследуемый хриплыми криками разъярённой матери Мантеллины, Тури убежал.

По дороге домой он решил сам воспользоваться местом у отца Антонио. Тури вынужден был зарабатывать вдвойне, - ведь теперь ему приходилось кормить двоих детей, а Мантеллине вдобавок нужно было набраться сил, чтобы побороть болезнь.

И Тури работал в два раза больше прежнего.

Хорошо ещё, доктор Кастровилла наотрез отказался брать плату за лечение мальчугана.

Сегодня, тридцать первого октября, Орест должен был отвезти Мантеллину в Сиракузы снимать гипс.

- Ну вот, теперь ты здоров; я вылечил тебя к самому празднику![4] - воскликнул доктор, массируя онемевшую ногу Мантеллины.

Когда мальчик делал первые шаги, синьор Кастровилла, держа его за руку, спросил:

- А праздничные подарки вы получите?

- Конечно, получат, - ответил Тури.

Мантеллина с надеждой посмотрел на него.

- Ура! Мы получим подарки! - закричал Джанджи, хлопая в ладоши. - У нас будут апельсины и инжир!

- А может быть, кое-что ещё, - сказал доктор, подмигивая Тури.

Под «кое-что ещё» подразумевались вырезанные из старых консервных банок две чудесные марионетки в полном боевом вооружении, в шлемах, доспехах, со щитами и мечами. Одну звали Ринальдо, другую - Орландо.

На следующий вечер Джанджи и Мантеллина в ожидании подарков поставили возле печки башмаки, единственную пару, которая у них была на двоих.

Действительно, второго ноября утром они нашли в башмаках две куклы, инжир, миндаль и четыре апельсина.

Вот это чудо! Джанджи и Мантеллина замерли от радости. Очень осторожно подняли они за проволоку марионеток и поставили их лицом друг к другу. Проволоки были прикреплены к рукам кукол. При умелом обращении воины хватались за мечи, вынимали их из ножен и затем довольно крепко держали оружие в кулаках.

В самый разгар кровопролитной схватки между Ринальдо и Орландо Тури тоже получил подарок - письмо.

Его приглашали приехать в Рим сдавать вступительные экзамены.

Наступили самые трудные дни в жизни Тури. Ему было труднее, чем когда он ребёнком остался один, не зная, что делать; труднее, чем когда он встретил Джанджи, взял его к себе и впервые понял, что значит ответственность за другого человека; труднее, чем когда он принёс к себе больного Мантеллину.

Тури с нетерпением ждал ответа из Рима. Он держал экзамены в огромном уродливом здании, уставленном школьными партами и битком набитом людьми, приехавшими из всех концов Италии. В Риме Тури не увидел больше ничего. Молодой человек даже забыл, о чём спрашивали его коварные преподаватели, смотревшие на него с недоверием, и как он им отвечал. Тури казалось, будто у него из головы вылетело всё, что он с поразительной силой воли изучал в течение последних нескольких лет. Он запомнил только одно: под конец его попросили сыграть на кларнете.

Ожидание для Тури было страшно мучительным. Неужели его примут? Это представлялось ему совершенно невероятным. Он прогонял от себя всякую надежду, подобно тому как прогоняют назойливую муху.

А если придёт положительный ответ, как ему поступить с Джанджи и Мантеллиной? Ни за что на свете не согласится он разлучиться с Джанджи. С Мантеллиной ему придётся расстаться поневоле. Содержать одного ребёнка в чужом незнакомом городе очень трудно, содержать двоих - просто невозможно.

Тури потолковал с Орестом, и тот пообещал взять Maнтеллину к себе, чтобы избавить мальчика от кошмарной жизни, которую он вёл до сих пор. Выход из положения был найден, но Тури от этого не стало легче.

Уже снимали урожай оливок, когда прибыл ответ. Джанджи, Том и Мантеллина бежали до самой оливковой рощи, где работал Тури, чтобы как можно скорее показать ему письмо.

Не разгибая спины, юноша собирал маленькие, твёрдые плоды, налитые золотистым маслом. Когда дети подбежали, Тури выпрямился и взглянул на стоявших перед ним неразлучных друзей: на их лицах было написано ожидание. Молодой человек вскрыл письмо.

Его приняли.

Тури прошёл по конкурсу, и ему назначили стипендию. Занятия должны были проходить В Милане. Надо было ехать.

- Меня приняли, - объявил он детям, и при этом у него сжалось сердце. Листья оливы, шумевшие над головой, показались ему вдруг бесценным сокровищем, а оливки, валявшиеся на глинистой земле, - массой драгоценных камней.