— Ходячие младенцы — ужасные существа, — сказала Долли Джин сквозь сон. — Если бы я только знала, что этот дух — ходячий младенец, но такая мысль не приходила мне в голову.

— Не моя девочка, — прошептала Мона. — Моя девочка не была ужасным существом. Ее отец был демоном, но не она.

Михаэль сражается с существом, названным Лешер. Снег и лед. Существо необычайно скользкое, увертливое, податливое и неуязвимое для ударов. Существо смеется и подразнивает Михаэля. Оно сталкивает Михаэля в ледяной бассейн. Михаэль погружается на дно. Сирены, грузовики. Ровен и существо бегут к машине.

— Я убежала с ним, — прошептала Ровен. — С этим мужчиной-ребенком, у которого не было другого имени, кроме имени духа. Я забрала его. Я ушла от Михаэля. Безумный ученый в первую очередь думала о том, как защитить его от тех, кто мог его уничтожить, и у него было тело ребенка Михаэля, а настоящую душу того ребенка существо отправило на небеса. И я знала, что Михаэль не остановится, пока не убьет его. Итак, я сбежала с ним. Это было ужасной ошибкой.

Тишина. Ровен так и оставалась сидеть, повернувшись в сторону, будто хотела отвернуться от собственных слов. Ее глаза были закрыты, а ладони безжизненно лежали на столе. Мне хотелось укрыть ее в своих объятиях. Но я ничего не сделал. Михаэль остался неподвижным. Отец этого чудовища. Нет, настоящую душу того ребенка существо отправило на небеса. Отец только тела мистического создания, переносчик тайны.

— Талтос, — сказал я Ровен. — У тебя же еще была дочь? Ты дала жизнь двум таким существам.

Ровен кивнула. Она открыла глаза и посмотрела на меня твердым взглядом. Как было бы хорошо, если бы мы остались наедине.

— Мужская особь оказалась очень жестокой, — сказала она. — Спиритический монстр. У него было две цели: вспомнить все то, что накопилось в общей памяти Талтосов и стать отцом женской особи, чтобы с ней продолжать род. Я почти сразу потеряла над ним контроль. У меня был выкидыш за выкидышем, а оно досуха высасывало мои груди. Только в самом начале я могла пробираться в лаборатории при больницах, где, пользуясь своим авторитетом, смогла провести некоторые тесты, и потихоньку отослала материал для исследований в лабораторию в Сант Франциско.

— Как главная наследница я могла снимать с наших зарубежных счетов столько денег, сколько мне требовалось. Это могло длиться, пока я опережала семью, разыскивающую меня повсюду. Так что у существа была возможность совершить со мной нечто вроде Одиссеи. В долине в Доннелэйф память вернулась к нему. Но вскоре он отчаянно захотел перебраться обратно в Штаты. Я выбрала Хьюстон, как местечко, где мы могли бы поселиться, а я заняться его изучением. Там были больницы и медицинские центры, и я решила, что смогу раздобыть необходимое оборудование так, чтобы не раскрывать себя. Мне не пришло в голову, что мой план окажется на руку этому дьяволу. Потерпев со мной неудачу, он скоро оставил меня, измотанную, умирающую от голода и близкую к помешательству.

Только значительное время спустя я узнала, что он совершил маленькое путешествие в Новый Орлеан, чтобы познакомится там с какой-нибудь молодой Мэйфейр. Конечно же, все его жертвы заканчивали роковыми выкидышами, и умирали, истекая кровью.

— Семья была в панике. Женщины Мэйфейр умирали одна за другой. А Ровен им было не выследить, Ровен, покинувшую Михаэля ради дьявола. И Ровен стала пленницей. Вскоре все женщины Мэйфейр были защищены вооруженной охраной. Существо направилось на Первую улицу, и ему почти повезло с Моной. Но Мона, за время моего отсутствия, успела переспать с Михаэлем и уже вынашивала Талтоса. Хотя и не знала еще об этом.

— В итоге, когда я почти совсем потеряла волю к жизни, я зачала свое собственное дитя. И оно стало говорить со мной. Оно и назвало это слово: Талтос. Оно назвало свое имя: Эмалеф. Она говорила о временах, которые ее отец не мог помнить. Я сказала ей телепатически, что пусть, когда она родится, ступает в Новый Орлеан, к Михаэлю. Я описала ей дом на Первой улице. Если я умру, она должна была сказать об этом Михаэлю. Мы разговаривали друг с другом в тишине. Лешер ликовал, когда услышал голос. У него скоро появится невеста. Из-за своей радости он смягчился ко мне, и мне удалось бежать. В грязной одежде, я вышла на Хайвэй. Но мне не удалось добраться до дома. Меня нашли в коматозном состоянии в придорожном парке, истекавшую кровью, потому что у меня случился выкидыш. Никто и представить не мог, что я дала жизнь Эмалеф, а она, бедная сирота, оказавшись не в состоянии ни поднять меня, ни выпить моего молока, отправилась пешком в Новый Орлеан.

— Я торопилась домой. В больнице мне вырезали матку, чтобы остановить кровотечение. Возможно, именно это спасло меня от потери сил, что практически оказалось смертельным для Моны. Но мой мозг был варварски истерзан. Я оставалась в глубокой коме. Я лежала внизу, без сознания, а тем временем Лешер, переодетый священником, явился в этот дом и апеллировал к Таламаске и Михаэлю, чтобы ему позволили жить. Разве, в конечном счете, он не ценный экземпляр? Он рассчитывал, что Таламаска вступится за него. Он придумал историю о прошлой жизни. Восхитительно изучать невинность Талтосов. Но Лешер не был невинен. Лешер приносил смерть. Михаэль стал бороться с ним и убил. Так его затянувшееся влияние на семью Мэйфейров подошло к концу.

Я все еще была в коме, когда пришла Эмалеф и дала мне свое целебное молоко.

— Когда я очнулась и увидела дочь Талтоса, которую я родила, и поняла что пью из ее груди, я испытала шок. Это неловкое создание с детским личиком пугало меня. На какой-то момент у меня в голове произошло смещение всяких ориентиров. И вот она я, с которой нянчится существо, будто я беспомощный младенец. Я взяла ружье у кровати. Я убила ее. Я это сделала. Я уничтожила ее. Быстро. И ее не стало.

Она тряхнула головой. Отвернулась, как обычно делают, когда погружаются в прошлое. Вина, потеря… Ее боль не вмещалась в эти слова.

— Этого не должно было случиться, — пробормотала она. — Она же ничего не сделала, только нашла дорогу домой, как я ее научила. Ничего не сделала, кроме того, что вернула меня к сознанию, напоив своим обильным молоком. Еще одна одинокая женщина-Талтос. Какой вред могла она мне причинить? Это была ненависть к Лешеру, затопившая мое сознание. Это было отвращение к чуждому виду и к собственному атавистическому поведению.

— Итак, она умерла, моя девочка. А вот там было две могилы, вот под тем дубом. И я вышла из комы, став сама монстром, и закапала ее. — Она вздохнула. — Моя потерянная девочка, сказала она. — Я предала ее.

Тишина. Даже сад притих. Отдаленный гул проезжавших машин казался таким же естественным, как шорок ветра в ветвях.

Я тонул в грусти Ровен. Глаза Стирлинга были влажными и покраснели, прячась в полутьме, когда он рассматривал Ровен.

Михаэль не произнес ни слова.

Затем очень нежно заговорила Мона.

— Это была проблема Таламаски, — сказала она. — Они должны были разобраться с Талтосами. Некоторые из них пытались взять под контроль Лешера. Они чуть не совершили убийство. Михаэль и Ровен отправились в Европу, чтобы расследовать случаи коррупции в ордене. Они ощущали фамильную связь с Таламаской. Как и все мы. И в это время я поняла, что беременна. Мое дитя вышло из-под контроля. Оно стало разговаривать со мной. Оно сказала, что его зовут Морриган. — Ее голос прервался. — Я была очарована и будто помешалась.

— Я отправилась на юг на плантацию Фонтевро в дом, где жила Долли Джин, и она, а также Мэри Мэйфейр, — моя кузина, моя подруга, впоследствии сбежавшая, — она и Долли Джин помогли мне родить Морриган. Это было действительно, действительно очень больно. Никто, глядя на Морриган, не мог не сказать, что она прекрасна. Она была сияющей, свежей и полной магии.

Долли Джин издала смешок в полусне.

— Она знала о людях абсолютно все, — сказала она. — Настоящая бестия.

— Временами ты любила ее, — сказала Мона. — Ты знаешь.

— Я не говорила, что я ее не любила, — покосившись на Мону, сказала Долли Джин. — Но что бы ты стала делать с тем, кто заявляет, что желает собрать все семейство Мэйфейров и сделать их ходячими детьми? Мне следовало веселиться?