Насекомое медленно подняло первую четверть туловища метров на шесть, покачало головой, как бы раздумывая, и вдруг стремительно упала на противоположный к Класу бок, сразу начав перекатываться, неравномерно извиваясь сегментами. Охотники с атакуемой стороны бросились бежать, но другие подскочили ближе и продолжили наносить удары. Гусеница качнулась обратно, заставив атакующих и спасающихся поменяться ролями, потом задергалась, извиваясь в разные стороны. Голову и хвост она приподняла и мотала ими из стороны в сторону, потом начала сворачиваться в кольцо. Один из недостаточно расторопных копейщиков оказался было внутри, окруженный шипами со всех сторон, но боль от уколов копьями заставила тварь беспорядочно задергаться, и смертельный круг разомкнулся, позволив жертве выскочить невредимой.

Клас колол и отбегал вместе с другими, ни на что не обращая внимания, этот танец просто надо было танцевать, не думая. Обычно на то, чтобы справиться с Гусеницей, требуется пара часов, но охотникам всегда кажется больше, много больше. Все, что нужно делать - отбегать и колоть, колоть и отбегать не размышляя и стараясь держать дыхание. Почти наверняка кто-то вскрикнет, напоровшись на отравленный шип, но это будет еще не скоро, а пока охотники не потеряли своей проворности. Да и тогда никто не обернется на крик - лечения от укола шипом в племени не существует, раненый просто впадет в кому, из которой очнется или через сутки, примерно в половине случаев, или никогда.

Огромное травоядное извивалось, бессмысленно бросалось то в одну сторону, то в другую, свивалось в кольцо и снова разбрасывалось во всю длину... В ней очень, очень много силы, потому что в ней очень много мяса, и поэтому сегодня вечером все будут сыты. Укол - отскок. Укол - отскок. Охота на Гусеницу. Смысл жизни степняка, если в жизни вообще есть смысл. Не думать.

Примерно через полчаса Клас почувствовал, как болит укушенная нога. В промежутке между выпадами быстро глянул вниз - отекла, снова посинела, кожаный ремешок сандалия жестоко растирает распухшую плоть. До конца битвы еще очень далеко, можно не выдержать, что для охотника будет большим позором, поэтому юноша постарался впредь беречь больную конечность, избегать прыжков на ней и резких поворотов. Разгоряченный, он и не заметил, как совершил все ту же ошибку: начал думать, начал беречься. Демон Небытия снова подкрадывался к нему, теперь с другой стороны, у него есть тысяча сторон для атаки. И настал момент, когда демон был готов к прыжку.

На протяжении всей охоты Клас оставался поблизости от передней части, этот участок являлся, вместе с хвостовым, одним из наиболее опасных и почетных. Гусеница не умеет атаковать головой, но бывали случаи, когда не уследивший за движениями жертвы бедолага попадал под случайный удар, зачастую становившийся для него первым и последним - весил этот аппарат для измельчения травы изрядно, а скорость его метаний во время конвульсий могла быть просто огромной.

Клас знал об этом, но начав беречь ногу неизбежно рассеял внимание. Когда Гусеница внезапно вздыбилась на десятиметровую высоту, он неожиданно оказался прямо перед ней и, начиная стремительное отступление, уже знал, что голова чудовища с наполненными мукой глазами уже выписывает над землей петлю, и теперь спасти от удара его может только случай. Но боги Степи не послали ему спасение, они не любят много размышляющих, демон Небытия неотвратимо настиг несчастного юношу и удар его был страшен. На секунду охотника будто размазало тонким слоем по поверхности огромных челюстей, а потом пришла легкость полета. Он видел бегущую под ним траву и успел даже удивиться, что жив и в сознании, прежде чем со всего маху грянуться о землю и провалиться в черноту.

9

Где-то далеко вздрогнул огромный паук-смертоносец. Странный импульс достиг его сознания, на миг оглушив. Повертевшись на месте, как бы приходя в себя от замешательства, Анза посеменил было в сторону шатра, но тут же остановился. Нет, Элоиз он узнал бы сразу, и насекомых, обитающих на этом участке Степи уже изучил, ошибки быть не могло. Сигнал пришел откуда-то из-за горизонта, видимо, связан с людьми... На них можно будет взглянуть завтра.

Восьмилапый продолжил прерванный бег, приближаясь к замеченному еще сверху источнику, достиг его примерно через час, напился и наполнил принесенные сосуды. Задумчиво постоял, глядя в воду. Слишком много человеческого. Зная, что девушка в полном порядке, он все равно должен был немедленно бежать к ней. Паук просто не мог поступить иначе.

Слишком много человеческого...

Он изо всех сил бежал обратно, чтобы застать Элоиз встревоженной его неожиданно ранним возвращением.

"Все хорошо, маленькая?""Все хорошо, Анза. Что с тобой?"

"Я... Волновался."

Паук вошел в шатер, опустился рядом с девушкой и по молчаливому согласию они стали "близко-близко". Детское название, еще девочкой Элли данное этому состоянию, как нельзя лучше отражало его суть: восьмилапый вошел в сознание человека и слил его со своим. Память и даже частично способность мыслить каждый индивидуум сохранял отдельно от другого, но вот восприятие мира становилось общим.

Сколько себя помнила девушка, и она и Анза любили эту игру, не находя никакого сочувствия среди окружающих. Люди не вполне понимали, в чем прелесть такого странного состояния, пауки, по всей видимости, занимали ту же позицию. Видимо, сыграло свою роль раннее сиротство девочки и воспитание так кстати подвернувшимся добрым восьмилапым...

Родители Элоиз погибли во время землятресения, ее саму, едва живую от голода, откопали пауки. Хоть в этом она могла быть уверена - ей рассказывали об этом люди.

"Прости меня Анза, я не права, но я очень рассердилась. А ты хороший, прости, завтра я пойду к людям."

"Завтра, маленькая, прости и ты меня, я больше никогда так не сделаю, а все дела завтра."

Больше они не могли уже выражать мысли отдельно друг от друга и надолго замолчали, просто сияя в Степи чистой и сильной эмоцией счастья. Счастья нечеловеческого и непаучиного.

1

К нему никто не подошел, к нему просто некому было подойти: все мужчины заняты битвой с Гусеницей, а женщины пока не приближались к месту охоты, занявшись собиранием съедобных трав к пиршеству. Клас позже не был уверен, что не умер тогда на некоторое время, даже предполагал, что скорее всего умер, потому что видел богов. Видел, но не мог рассмотреть, однако при этом был твердо уверен, что это именно они, те самые боги Степи, о которых рассказывала Ма и о которых не терпел никаких разговоров Турн.

Пожиратели Гусениц никогда не смотрели на небожителей, когда они пролетали в вышине, летучие хозяева равнины убивают тех, кто пытается их увидеть, убивают своим Гневом. Лечь в густую траву лицом вниз, закрыть глаза и не думать - вот как они любят, чтобы их почитали. Если все племя сделает как нужно, то строгие высшие существа никого не трогают, пролетают мимо видя под собой лишь море зелени. Но если хотя бы один из степняков начнет думать, то боги наполнят его сердце тем самым ужасом, который называется Гнев С Неба, и тогда охотник начнет бояться великих созданий и невольно думать о них, а это еще хуже, чем посмотреть. Тогда великие спустятся и убьют всех, кого найдут, а найдут они тех, кто испугается и тоже направит на них свои мысли. Услышав же поблизости страшных мстителей, нельзя о них не думать, нельзя не испугаться, поэтому в траву надо ложиться как можно дальше друг от друга. Именно потому мужская цепь идет отдельно от женской и детской, а беременные женщины и вовсе должны идти своей отдельной группой, потому что дети даже в утробе могут начать думать, и тогда гневливые боги спустятся к ним...

Раньше беременную женщину с мужем изгоняли на год из племени, говорила Ма, но однажды никто из них не возвращался так долго, что охотников осталось слишком мало, едва-едва хватало для настоящей охоты. Тогда женщинам стали разрешать идти по следам племени и даже завели обычай оставлять им еды. Вот и с Гусеницы Класа они получили бы по хорошему куску, да сейчас у Пожирателей нет беременных.