Что-то особенное было сегодня в их объятиях и поцелуях: в Морвеллан-Холле любовь была яркой, окрашенной радостью поисков и открытий, чуть неловкой; теперь же – гармоничной, щемяще нежной и немного… отчаянной. Энди казалось, что что-то решительно изменилось в самих их странных и невозможных отношениях. Как будто Эвард, бывший до этого момента чем-то экзотическим и нереальным, стал центром и опорой ее мира.

Никогда и ни с кем она ничего подобного не чувствовала.

На этом всякая связность мыслей исчезла.

Энди боролась с пряжкой ремня джинсов Эварда – пальцы неожиданно стали такими неловкими… Тонкая шерсть джемпера, чуть колючая щека. Миранда закрыла глаза и отдалась ощущениям.

Нежные поцелуи, страстные поцелуи… В комнате немного прохладно, руки Эварда кажутся горячими. Вечернее солнце серебрит его темные, тронутые сединой волосы.

– Энди, ты кажешься золотой. – Голос графа чуть охрип.

Среди подушек, на смятом синем покрывале, с рассыпанными в беспорядке волосами… Энди… Драгоценная статуэтка, солнечный зайчик…

– Мой лорд, позволь мне. – Она заставила Эварда лечь на подушки.

Нежные руки Энди прогоняли напряжение последних дней… Эвард с трудом боролся с желанием немедленно прижать девушку к подушкам… Поцелуи Энди спускались тем временем все ниже…

Он перестал дышать. Неужели? О да!

Эвард с усилием разжал пальцы, вцепившиеся в подушку.

– О, Энди! – Он притянул ее к себе и поцеловал.

Девушка взглянула ему в лицо сквозь опущенные ресницы.

– Да-а… Пожалуйста! – Энди закрыла глаза. – Пожалуйста, – прошептала уже чуть слышно.

Так хорошо, так ярко, так… почти больно.

Ужин они проспали. Завтра. Все завтра…

– Путь закрыт! – Резонирующий голос, казалось, заполнял все вокруг.

Эвард удивленно оглянулся. Какое странное место. Внимательно присмотревшись, он понял, что стоит в центре лабиринта. Только выглядело все как-то неправильно. Каменные стены! Эвард прикоснулся к камню – холодный, чуть светится.

– Путь закрыт!

Вместо скамейки в центре находился огромный черный камень с плоско стесанной вершиной. На этом мрачном пьедестале стоял мужчина в длинном белом балахоне, капюшон одеяния низко опущен, закрывая лицо. Кельтский друид.

– Путь закрыт!

Друид поднял левую руку, и на ладони, обращенной к Эварду, засветился мертвенным светом извилистый узор. Графа вытолкнуло из сердца лабиринта порывом ветра невероятной силы, ударила молния. Прямо у него на глазах проход к центру закрылся непроницаемой каменной стеной. На возникшей из воздуха преграде призрачным светом наливалось изображение полной Луны. Яркая вспышка ослепила его…

Лорд Морвеллан открыл глаза и невидяще уставился в потолок графской спальни Мередит-Хауса. Сон. Или предупреждение? Или таким мистическим способом его уведомляли, что возврата нет? Что он уже нарушил установления пророчества?

Эварду стало по-настоящему страшно. Решение остаться в этом мире, казавшееся вчера таким правильным, сегодня пугало. Очень. Что он будет делать в этом мире? Как жить?

Граф перевернулся на бок и взглянул на Энди, то есть на гору одеял, под которой она угадывалась. Ему, как всегда, укрыться было нечем. Что он для нее? Игрушка, развлечение, экзотика? Спаситель? Кто? Что она чувствует к нему?

После недели, проведенной в поисках разгадки тайны лабиринта, Эвард мог поклясться, что Энди влюблена в него, если не больше. То, как она отреагировала на его возвращение из лабиринта в ту грозовую ночь… Десятки мельчайших черточек, говоривших о зарождении нежных чувств…

Но он может сильно ошибаться, выдавая желаемое за действительное, потому что сам влюблен. Любовь. Он совсем не верил в романтические бредни, но Энди…

Она, казалось, не осознала, что значит для него этот шаг, эти деньги. Что это не просто решение помочь, а необратимый выбор…

Граф Мередит, взрослый мужчина, маялся, как зеленый юнец… Любит – не любит… Однако мысль о том, что он может остаться в этом безумном мире, где есть Энди, но она будет не с ним, пугала. Нет, ужасала… Стоп! Сейчас надо заняться спасением ее компании. Чувства подождут.

Эвард поставил в размышлениях жирную точку и принялся за поиски предмета этих самых размышлений в груде одеял.

Через пять часов такси доставило их в аэропорт Хитроу. За это время, истратив фантастическую сумму, адвокаты DR успели выправить Эварду паспорт, благо права тот получил раньше. Неделю в Морвеллан-Холле они потратили не только на поиски и раскопки. Энди решила, что документы Эварду не повредят, и отправила графа в автошколу. Трудности некоторые были, но мэр поверил ее объяснениям и удостоверил личность «кузена».

Пока такси летело по почти пустому шоссе к Хитроу, странное предчувствие Эварда превратилось в конкретные опасения. Многочисленные указатели с надписями «Аэропорт» – это плохой знак.

– Энди, скажи, как мы будем добираться до Цюриха? – Граф надеялся, что «аэро» – это не то, что он думает.

– Э… Эвард, понимаешь… Мы полетим самолетом.

– Полетим?.. – Впечатления от вертолета были еще очень свежими.

– Как вертолетом, только быстрее.

– Быстрее.

– Ты теперь будешь всегда повторять все за мной?

Ответа Энди не дождалась, видимо, граф пытался представить, как это – еще быстрее, чем вертолетом. Остаток пути до Хитроу прошел в молчании.

Все паспортные формальности прошли гладко.

Но увидев серебристую птицу, к которой тянулся мостик в виде ребристой трубы, Эвард обратился в соляной столп.

– Железная птица. Это безумие. – Казалось, что лорд Морвеллан или немедленно развернется и уйдет, или навсегда останется стоять в зале отправления памятником самому себе.

– Эвард, все в порядке. – Энди попыталась успокоить его.

– Заканчивается посадка на рейс двадцать четыре восемьдесят до Цюриха, – нежным голосом прозвучало с неба.

– Эвард, или мы сейчас идем в самолет, или через неделю оказываемся под мостом. Ты – на неделю-другую, а я – на всю оставшуюся жизнь.

Эвард Морвеллан, двадцать второй граф Мередит твердой походкой проследовал в самолет, шепча девиз своего рода:

– Не отступать и не сдаваться.

В самолете оказалось не так уж плохо: удобные кресла, просторно, маленькие окошки закрыты шторами. Если не думать о том, где находишься…

Энди озабоченно взглянула на графа.

– Эвард, ты подвержен морской болезни?

– Морской болезни? – опять повторил он. – При чем тут море? Мы же полетим.

– В самолете укачивает так же, как и на корабле.

– Укачивает? – Эвард слабо улыбнулся. – В море мне никогда не было плохо.

– Это радует.

Лорд Морвеллан не ответил, погруженный в свои мысли. Мысли графа вертелись вокруг крепких напитков. Интересно, сколько времени лететь до Швейцарии? И подают ли в этом чертовом самолете бренди?

Через некоторое время Эвард вполне успокоился: самолет пока что никуда не летел, а лишь катился по широкой дороге. Энди прилипла к окошку, которое называла иллюминатором.

– Эвард, знаешь, я с детства обожала летать!

Сумасшедшая! – подумал Эвард.

– О, смотри, взлетаем! Есть!

Что-то очень громко взвыло, и граф неосторожно взглянул в окно: земля стремительно удалялась.

– Отче наш, единый на земле и на небе… – Слова вспомнились мгновенно.

Энди оторвалась от иллюминатора: может, Эварду и казалось, что он шепчет, но в действительности слова молитвы были отчетливо слышны по всему салону первого класса. Некоторые пассажиры уже истово подхватили обращение к Господу. Миранда удивилась: сколько, оказывается, среди респектабельных бизнесменов аэрофобов… – Энди заметила, что губы стюардессы тоже непроизвольно шепчут «Отче наш». Цирк, слов нет.

– Эвард, роль пастыря тебе к лицу, но полет над облаками – это все же не визит к Богу.

– Над облаками… – Граф осторожно покосился в иллюминатор. Да, облака уже внизу. Из глубин памяти всплыла «Богородица», забытая лет в шесть.