-- Говори громче, - сказал он в трубку. - Здесь дикий шум, я ничего не слышу.

В ответ ему продиктовали адрес, который он повторил несколько раз, запоминая, и потом повесил трубку. В метро, немного отогревшись, он достал ручку и, отогрев дыханием, записал адрес на карточке. Женщина, сидевшая напротив - в меховой ушанке с подвязанными ушами, с пакетом стамбульского duty free - посмотрела на него недоверчиво.

Это оказалось рядом - через полчаса он был на месте.

Он никогда здесь не бывал. Он знал, что адресат, значащийся на его карточке, давно переехал, но не знал, куда. И был разочарован. Он ожидал престижного дома, а дом был обыкновенный, с малогабаритными квартирами и грязным подъездом. Разве что близко от метро и близко к центру.

Все еще сомневаясь, не шутка ли это, он позвонил в железную, обитую дермантином дверь. Дверь распахнулась почти что сразу - его ждали. Людмила Павловна, в черном домашнем халате, с теми же кроваво-золотыми капельками в ушах, с насмешливой улыбкой, пропустила его в квартиру. Она была без косметики, увядающая кожа на ее лице несколько лоснилась, и потому она выглядела старше, чем в их последнюю встречу на ВДНХ.

-- Боже мой, - проговорила она. - Что это с тобой стряслось? Я уж и не ждала...

-- Да вот, - сказал Виталик. - Я тебе не мешаю часом? Может, я не вовремя?

-- Ты знаешь, - сказала она, то ли шутя, то ли всерьез. - Мне хорошие люди не мешают... Ты проходи, раздевайся.

-- Я бы и не пришел в нормальном состоянии, - сказал Виталик, снимая ботинки. - Но мне скоро уезжать. Поэтому хожу, посещаю людей, которые для меня что-то значат... или значили... Вот от Витьки приехал, и сразу к тебе, чтобы уж сразу всех охватить.

-- Значит, и моя очередь подошла, - сказала Людмила Павловна насмешливо, выпрямляясь и подставляя круглое, блестящее от крема лицо лучам коридорного бра. - И как Витька? Справляется с собственным характером, или так и несет его, куда, не знаю?.. Где он обретается?

-- Витька в порядке, - сказал Виталик. - Бизнес у него свой. А где, не скажу. Далеко.

Людмила Павловна засмеялась.

-- Да храните, храните свои тайны, - сказала она. - Меньше знаешь, лучше спишь, - она приняла у него куртку и повесила на вешалку. - Холодная. Морозит там?

-- Ничего, - сказал Виталик. - Умеренно, - он надел мужские тапки, которые она выгребла ногой из-под галошницы. - Это этого твоего... не запомнил, как... хмыря?

-- Ну, а что мне, - сказала Людмила Павловна, невозмутимо пожимая плечами. - Для вас, для каждого, отдельные держать, что ли?

-- Я понимаю... - пробормотал Виталик со вздохом. - Тогда бы пришлось тут склад организовывать...

-- Не хами, - сказала Людмила Павловна равнодушно. - Нечего за мной считать, я за тобой не считаю. Что за болезненное любопытство к дамской жизни?..

-- Да молчу, молчу... - сказал Виталик, выпрямляясь и рассеянно оглядывая стены. - Дай мне чаю, я с поезда.

-- С поезда, так покормлю, - сказала Людмила Павловна. - Ты, может, своим позвонишь? Тебя когда ждут? Мать не будет волноваться?

Виталик покачал головой.

-- Проходи в комнату, - сказала Людмила Павловна, запахнула халат потуже и ушла на кухню. Виталик отправился по указующему движению ее руки и оказался в освещенной комнате. Он ожидал встретить здесь что-нибудь сверхсовременное и дорогое, и очень удивился, когда обнаружил точный бытовой слепок советской эпохи: ковры на полу и на стене, шкаф с горкой, тахту и полированный столик с хрустальным корабликом, наполненным "Белочкой" - хозяйкиными любимыми конфетами. Пахло какой-то косметикой - то ли духами, то ли кремом - и лишь запах этот был для Виталика чужим, раньше у хозяйки был другой запах. На стене висел портрет мужчины, в котором Виталик узнал хозяйкиного покойного мужа, а своего родного дядю. Он опустился на тахту, взял конфету, развернул и засунул в рот - ему хотелось есть. Людмила Павловна, войдя, застала его за разглаживанием пальцем фольги на гладкой полированной поверхности.

-- Сюда тебе принести? - спросила она. - Или на кухню пойдешь?

-- Пойду, - сказал Виталик, устало поднимаясь. - А у тебя все дядя Вася?.. - он указал глазами на портрет.

-- У меня другого мужа нет, - ответила Людмила Павловна. - А муж это святое. Вообще семья это святое. Вот чего ты никогда не понимал. И не поймешь. От этого все твои беды.

-- Все ты знаешь... - проговорил Виталик. - Ты покорми сначала... Потом воспитывать будешь...

-- Больно надо мне тебя воспитывать, - сказала Людмила Павловна. - Что мне, больше заняться нечем?..

Она провела его на кухню и усадила за стол. На газовой плите в чугунной сковородке грелись макароны по-флотски. Виталик оглядел кухню. Практически все - полки, посуда, даже занавески - было ему хорошо знакомо. Новыми были только микроволновая печь и пластмассовый электрический чайник.

-- Ты ничего не поменяла, - сказал он удивленно. - Что ж так?

-- А зачем? - сказала Людмила Павловна, вываливая содержимое сковородки на тарелку перед ним. - У меня нет такого зуда - все менять. Я спокойно живу, себя не дергаю. Что сломается, то меняю. А что работает, то работает. Здесь еще мамины вещи есть, они меня переживут.

-- Не круто по нынешним временам, - сказал Виталик. - Вон у нас шефов партнер себе квартиру купил и всю мрамором отделал. Эксклюзив... Говорят, входишь, как на станцию метро Краснопролетарская... Живет теперь в этой гробнице Тутанхамона...

-- Я же не новый русский, - сказала Людмила Павловна с той же, что у него, еле заметной иронией в голосе. - Я русский очень уже старый. У меня и есть-то может меньше, чем у тебя. Все так... декорация одна. У тебя вон хоть родители живы.

Виталик взялся за вилку, чтобы не отвечать.

-- Звонила тут маме, - продолжала Людмила Павловна, усаживаясь напротив на табуретку и массивно облокачиваясь на стол. - Не рассказывала она?

-- Нет, - сказал Виталик удивленно. - Не рассказывала.

Он мимолетом поднял на нее глаза и снова уткнул их в тарелку. Людмила Павловна улыбнулась.

-- И о чем говорили? - спросил Виталик.

Людмила Павловна разгладила бархатистую ткань на коленке.

-- О своем, - проговорила она. - Мало ли о чем нам есть поговорить? Есть о чем... - она вздохнула. - Ты чего-то любопытный стал? Вопросы задаешь...

Виталик уткнулся еще глубже в тарелку.

-- Обложили со всех сторон... - пробормотал он вполголоса.

Людмила Павловна усмехнулась и, полуобернувшись назад, к плите, плавно поправила сковородку, установив ее точно по центру газовой конфорки.

-- Кому ты нужен, - сказала она. - Обкладывать тебя. На себя-то посмотри.

Виталик жевал и накалывал макаронины на вилку одну за другой. Потом, не доев, он положил ее на край тарелки и нервно провел рукой по лицу.

-- У тебя выпить есть? - спросил он.

-- Есть, чего ж не быть, - ответила Людмила Павловна охотно и полезла в кухонную полку. - Замерз, что ли?

Она достала хрустальную стопочку и поставила перед ним на стол.

-- Не замерз, - сказал Виталик устало. - Может, просто выпить с тобой хочу. На брудершафт...

-- Ааа, - сказала Людмила Павловна глубокомысленно.

Она поставила вторую стопку рядом с первой и вышла. Вернулась из комнаты с пузатой коричневой бутылкой "Бейлиса" и свернула крышку.

-- Что ты делаешь, - сказал Виталик изумленно. - Что я, старшеклассница, что ли? Что, кроме этого нет ничего?

-- Аристократ нашелся! - воскликнула Людмила Павловна со смешком. - Весь мир пьет, и радуется, а ему плохо. Знаешь, какая вкуснятина! Ты сам-то что пьешь? Водку самопальную из ларька? Уж извини, этого не держу, - она попыталась разлить ликер, но Виталик, горестно махнув рукой, отнял у нее бутылку, пробормотав "отдай уж..." и разлил сам.

-- Может, я хочу, - проговорила она, садясь, - чтоб ты был сладкий и липкий.

Виталик тяжело вздохнул.

-- Я уже давно жесткий и несъедобный, - сказал он. - Твое здоровье.