"ИПЦ Маска", Москва, 2007

ISBN 978-5-91146-101-0

Џ Ольга Покровская

Снег был хлопчатый и липкий, слепил глаза, и то ли потому, что прохожие смотрели вниз, то ли потому, что не удивлялись, но на человека, стоящего посреди Садового кольца с расстегнутыми штанами, никто не обращал внимания. Правда, в стеклянной будке на Зубовской смутно угадывались могучие ватные плечи и фуражка представителя дорожной власти, но он видимо никуда не собирался вылезать в такую погоду, да и развернулся в другую сторону, туда, где из-под машинных колес вылетали на обочину брызги бурой каши.

Молодой человек в нахлобученном на голову капюшоне двуцветного китайского пуховика, с навигационными целями изучающий снежную грязь под ногами, чуть было сослепу не влетел в тот сугроб у колоннады, где страусино изогнувшись и мучая брючную застежку, возвышалась фигура в куртке. Рядом с фигурой, накреняясь в снегу, стояла пустая пивная кружка. Больше ничего.

-Оп-па, - негромко произнес молодой человек, удивляясь, скорее всего, больше собственному отсутствию бдительности. Только что он благополучно пересек переход на светофоре, где водители лезли, как дальтоники, не разбирая цветов, а какой-то старик в старом драповом пальто и седыми клоками волос из-под шапки, не выдержав наглого великолепия, плюнул на мерцающий капот проплывшего Альфа Ромео; прошел мимо продуктового, обогнув грузчика в замызганном халате, который волок мимо по снегу, оставляя за собой широкую мокрую борозду, огромный бидон, набитый синеватыми курицами; бросил мимолетный взгляд наверх, туда, где в темноте, в густой снежной крупе светилась высотка МИДа: внизу палевая, с зеленоватыми русалочьими окнами, а сверху розовая, с проблеском красных огоньков - и, стоило на минуту отвлечься от дороги, как на ней возникло такое неожиданное препятствие. Он отшатнулся в сторону, и на него сзади чуть не налетел парень, шерстяной варежкой прижимавший к груди банан - но вовремя увернулся и пошел дальше. То ли движение, возникшее в пределах бокового зрения, напугало фигуру, то ли возглас, хоть и негромкий - но только, не меняя позы, он начал тихо и невозмутимо заваливаться на спину.

-- Э, - сказал молодой человек, на всякий случай выставив руку. - Осторожней.

Хозяин куртки обернулся и прозрачными пьяными глазами неподвижно уставился на собеседника.

-- Чего? - сказал он хмуро.

-- Ничего, - ответил молодой человек, уже жалея, что подал голос, и, пытаясь избежать непрошеного конфликта, тут же придумал отговорку. - Закурить есть?

Куртка продолжала смотреть, непонимающе сдвинув мокрые брови. В его глазах призрачно вспыхнула, отражаясь, мигалка, пронесшаяся на чем-то угольно мерцающем, в левом ряду, гордо рассекающем грязную топь, по направлению к Крымскому мосту, и в синей вспышке утонуло выражение глаз.

-- Ты ж бросил, - сказал он оторопело.

Молодой человек даже вздрогнул от неожиданности. Это была правда - он бросил курить недели две назад. Гадая, с кем его перепутали, он пожал плечами и собирался идти дальше, как вдруг пьяный жалобно пробормотал ему в спину:

-- Виталик, руку дай. Сейчас башмак потеряю...

Молодой человек резко остановился, потому что пьяный назвал его имя.

-- Мы где виделись? - спросил он, но вместо ответа пьяный как-то легко сделал широченный шаг и оказался рядом с ним. Странная восковая голова с очень близко посажеными глазами, с кожей, усеянной мелкими морщинками, на мгновение приблизилась из-под кепочного козырька. Сильные вполне координированные пальцы сдавили запястье и тут же отпустили.

-- Погода, а? - проговорил пьяный, снова исчезая под козырьком, стряхивая снег и топая ботинком, из-под которого тут же полетели жидкие ошметки. - Тут маму родную не вспомнишь... - проходящая мимо девушка испуганно шарахнулась в сторону. Мелькнуло в фонарном свете ее возмущенное бледное лицо, обрамленное синей шапочкой, и вдруг пьяный резко наклонился, клюнув головой вперед.

-- Да вот как раз... - радостно рявкнул он, протягивая руку. - Здррасте... - и, когда он выпрямился, девушку как ветром сдуло. Пьяный поднял припорошенную голову. Снова возникли его водянистые неживые глаза, и он, разлепив губы, проговорил: - А ты не здороваешься?

-- Знаешь, командир, давай спокойно, - сказал Виталик, отстраняясь. - Не будем народ пугать.

Пьяный вдруг перестал качаться и замер в бесформенной позе, будто его повесили на невидимый крюк. В тишине прозвучал негромкий звук - хлоп от падения мокрого снежного клока с ветки.

-- Какое сегодня число? - спросил он в воротник, не поднимая головы.

-- Двадцать первое, - ответил Виталик безмятежно.

-- Зима, - пробормотал пьяный. - Страшное время, - он с хрустом двинул плечом и начал загибать наполовину вынутые из рукава пальцы. - Сначала католическое рождество, потом Новый Год, потом наше рождество, потом старый новый год, а еще впереди день советской армии... Хоть не работай вообще. Скорей бы весна, - он повернулся и медленно направился к Зубовской площади, но через несколько шагов снова завис на одном месте и, выкинув руку назад и не оборачиваясь, проговорил, пытаясь быть внятным: - Это... это твое...я, собственно, зачем тут... догоняй, давай.

Виталик проводил его взглядом. Пьяный не шатался. Его горбатая спина, все менее различимая в снежной метели, проплыла, по-тюленьи отливая кожей, мимо магазинных витрин, потом его заслонили два разлапистых подростка, пихающих друг друга локтями. Один из них поскользнулся и уцепился другому за рукав. Оба чуть не полетели в снежный кисель, замахали руками для сохранения равновесия, как ветряные мельницы, и, когда они, наконец, исчезли, кожаной куртки уже не было ни на улице, ни дальше, на площади, где стояли человек пять у перехода.

Виталик перевел взгляд на сугроб. Чуть завалившись набок, в нем лежала забытая пивная кружка с неразборчивой, наполовину утонувшей в снегу надписью. Наверное, из "Хамовников" вынес, решил Виталик. К нам в контору, что ль, когда приходил? Не помню... Внезапно он обнаружил, что его каким-то образом пронесло вслед за пьяным с десяток метров, и сейчас он стоит у дверей продуктового. У Мишки жрать нечего, подумалось ему. Купить хоть чего... хоть колбасы вареной. Тут в него почти врезался пошатывающийся мужик, бормотавший "где тут это... слушай! улица Руслимова где?..", и Виталик удивился снова. Вроде сегодня была не пятница. Пока он размышлял на эту тему, заблудившийся, перехваченный какой-то сердобольной гражданкой, уже был направлен в нужную сторону и тоже исчез в снежной падалице, а Виталик, избавившись, наконец, от нетрезвых приставал, зашел в магазин.

Пока он, войдя, толкался у прилавков, изучая худосочный ассортимент, девушка в синей шапочке прошла мимо подземного перехода, в котором, как тараканы в щели, просматривались бурые спелые бомжи, мимо черного зева Неопалимовского переулка, дальше, свернула во двор и, оглянувшись на всякий случай по сторонам, открыла тяжелую железную дверь подъезда. Из темноты, пахнувшей кошатиной и чем-то кислым, на нее чуть не налетела морщинистая неопрятная тетка с мусорным ведром в руке и с крупными янтарными бусами на морщинистом, являемом из ситцевого халата декольте. Тетка посмотрела на девушку с недобрым подозрением, а та проводила ее взглядом, недоуменно соображая: неужели тут мусоропроводов нет? Никогда не думала... В гулком лифте она поднялась на нужный этаж, позвонила в нужную дверь и вошла в квартиру, весело поздоровавшись с открывшим ей дверь весьма мрачным мужчиной в бесформенном сером свитере и с непричесанными серыми волосами. (А, Галка, - проговорил он равнодушно). Войдя, она первым делом направилась к зеркалу, стянула с головы синюю шапочку и энергично встряхнула упавшими на плечи золотистыми кудряшками.

-- Ну и погода! - проговорила она, аккуратно, об колено, стряхивая с шапочки растаявшие капли. - Миша, в такую погоду точно никуда выходить не хочется!