Поработал легкими: вдох-выдох — и изголовье готово.

В зеленоватом освещении спецназовцы казались другими. Глаза запали, носы заострились. Разведчики сильно смахивали на оживших покойников. Игра теней вгоняла в меланхолию.

«Ничего, высплюсь, и все пройдет. Нельзя размякать», — подумал Снайпер.

Развесив одежду, Сапер прокрался в отсек полностью обнаженным, что-то бережно сжимая в руке. Другой рукой подрывник встряхнул небольшой пакет размером с карманный блокнот. Спальник, хрустя, послушно развернулся. Сапер рыбкой нырнул в раскрывшуюся термоткань. Тепло побежало по озябшему телу. Не теряя времени даром, минер приник к загубнику трубки и не разжимал губы, пока не надул подушку до футбольного звона.

— У нас пополнение, — обрадовался Стрелок. — Нудисты в армии, я слышал, — секретный проект, но раньше не верил.

— Не-а, это один из запрещенных методов психологической войны, — поддержал Пересмешник. — Выпускаем его в полный рост. Пока враги обалдевают от увиденного, мы всех перещелкаем, как в тире.

Алешкин хмыкнул, но принимать участие в разговоре не спешил. При помощи пульта из контейнера «Гидры» он пытался разобраться с меню дисплея, составлявшего единое целое со стеной.

— Интересно, а где он будет прятать оружие? — задумчиво поинтересовался Пересмешник.

— О-о! Я, кажется, знаю…

Развить скабрезную мысль снайпер не успел. Сапер вытащил руку из спальника и продемонстрировал каждому по очереди гранату, зажатую в кулаке. Стрелку выпала удача лицезреть смертельный заряд в опасной близости. Он лежал рядом с приятелем. Тот сунул гранату ему прямо под нос.

— Всегда готов! В одежде я, без одежды, все свое ношу с собой, — мстительно сообщил подрывник шутникам.

Подначки, как по команде, стихли. У весельчаков сразу пропало настроение шутить. Во всех армиях мира контуженые плохо понимают юмор.

— Хороший выбор, — одобрил предпочтение новоявленного нудиста Пересмешник. — Оборонительная. Идеально подходит для нашей общей самоликвидации. Использовать здесь — все равно что кидаться кирпичами в стеклянном доме.

— Границы добра и зла можно установить только экспериментальным путем, — начал размышлять вслух Стрелок. К его необычной манере резко менять тему беседы на сто восемьдесят градусов уже привыкли. Точнее, смирились. Тем более он умудрялся сразу втягивать товарищей в разговор.

— Для начала стоит определить точку отсчета и шкалу ценностей. У всех она разная, — сказал Алешкин. — Для кого-то зло совсем не зло.

Пересмешник не удержался и встрял в разговор.

— Долг! Для офицера долг — единственная точка и пограничный столб совести, — вскинулся он и поспешно поправился: — Не только для офицера, но и для любого, кто носит погоны на плечах.

— Про душу забыл, — тихо произнес Сапер. — Про добро и зло все написано в Священном писании. Черным по белому.

— У военного нет души. — Райх бескомпромиссно рубанул рукой воздух. — Только долг. Любой ценой.

— Многие заблуждаются, думая так же, как и ты.

А за ценой они никогда не стояли, — еще тише сказал Сапер.

— Тебе сан надо принять, — подковырнул спецназовец.

— Рад бы! Да грехи не пускают.

— Отставить разговорчики. — Ингвар пультом приглушил панели освещения. — Всем отдыхать.

На дежурство командир никого не определил. Под водой эта мера предосторожности была не нужна.

Сон не шел. Алешкин ворочался с боку на бок. Отличительная черта профессионального военного — мгновенно засыпать. В любой обстановке и в любом положении, главное, чтобы представилась такая возможность. И так же мгновенно просыпаться, стремительно переходя из состояния сна к бодрствованию. Время на раскачку и потягивания — непозволительная роскошь на войне. Мгновения промедления может хватить, чтобы ниточка жизни оборвалась.

Что гнало сон прочь, не давая отдохнуть? Без передышки организм может и надорваться. Может, беспокоил объект, который они нашли? Этот поселок привел Алешкина в смятение еще при первом взгляде. Когда они от него ушли, тревога, как ни странно, только усилилась. Чего-то он не смог уловить — какой-то иезуитской каверзы… Нет, не то.

Он с досадой понял, что боится. В этом не хотелось признаваться. Он, потомственный офицер, с детства давил в себе эту гадину и тешил себя надеждой, что победил.

Страх тоненькими лапками скребся внутри. Сначала робко, а потом все сильнее. Ты начинаешь шарить внутренним взором, анализировать, сопоставлять, силясь найти причину его пробуждения. Найдя, с облегчением понимаешь: дело осталось за малым — найти против него оружие. Надо убить страх уже только за то, что он заставил тебя испугаться. Надо задавить тварь в зародыше, пока она не набрала силу. Иначе жди беды.

Сейчас это противное чувство, затаившееся в глубине души, подняло голову. Алешкин не боялся смерти и втайне гордился этим. Немного, совсем чуть-чуть.

Проснувшийся страх имел другую природу. Алешкин не боялся провалить задание. Командира группы страшила мысль погубить подчиненных. Странное дело — ведь на войне смерть всегда незримо витает рядом. Все, кто добровольно или в силу иных обстоятельств взял в руки оружие, прекрасно знают об этом. Мало того что грань между жизнью и смертью тоньше паутинки, так она в придачу проходит совсем рядом с тобой.

Если себя не жалко, то чего жалеть других? Неприятный холодок внутри стал физически осязаем. Нет, все равно жалко, если они погибнут: такие разные люди и вместе с тем с такими похожими судьбами.

«Чего это я раскис? Сто процентов людей рано или поздно умрет. И мы умрем».

Неожиданно пришедшая в голову мысль принесла облегчение. Лучше аргумента не придумать. Словно камень с души свалился. Все оказалось проще простого.

Холодок в душе растаял без следа, как утренний туман исчезает под первыми лучами солнца. Командир перестал ворочаться и нырнул в сон, словно в омут с головой. В сон без тревог и волнений…

Сапер проснулся посреди ночи. Много лет он спал без кошмаров. Пришло время наверстывать. Он выскользнул из сна, который никогда не забудет.

Его обрывки оставили после себя угнетенное состояние, удушье, тоску и страх.

«Словно душит чья-то рука. Надо уходить. Быстрее вернуться на поверхность. Я одинок, заперт в подводной ловушке. Мы сами приговорили себя прятаться под водой. На поверхности опасность. Что, если вода прорвет оболочку и ворвется внутрь? С какой скоростью она будет подниматься? Все равно останется какое-то количество сжатого воздуха. Сколько времени мы сможем продержаться в воздушном пузыре, успеем ли выбраться наружу? А дальше?»

Чтобы успокоиться, Сапер ужом выскользнул из спальника и прокрался в первый отсек проверить, не просочилась ли вода через вход-переходник, по которому они проникли в «Гидру».

Все было в норме. Нелепые мысли и страхи отступили. На полу ни капельки воды. Мембрана не подтекает. Захотелось побыстрее вернуться в нагретый телом спальник. Спать. Три шага — и он уже в другом отсеке.

Как оказалось, Райх тоже не спал. Он приподнялся в полурасстегнутом спальнике, опираясь на локоть. Рука сжимала ребристую рукоять пистолета.

Хотя автоматическое оружие главного калибра оставили в первом отсеке, никто из разведчиков не собирался расставаться с «Рексами» и ножами. Безоружные, они казались себе голыми, как Сапер без взрывчатки.

— Чего колобродишь? Не спится? — шепотом спросил он Сапера.

— Ты веришь в Бога? — неожиданно вопросом на вопрос ответил Сапер. — Или в Творца, как некоторые его называют? Ну, ты понимаешь.

После секундной заминки Райх ответил серьезным тоном, без тени ерничества и пафоса:

— Я верю в смерть. Верю в боль. Верю в страдания.

На этом разговор угас. Оба затихли в спальниках. В первую ночь под водой один Стрелок крепко спал сном праведника. Ему редко снились сны. Точнее, вообще не снились в последние годы. А может, подсознание стирало их из памяти после пробуждения, чтобы лишний раз не тревожить хозяина?