В заключение главы обратимся еще к одному степному наименованию, появившемуся на страницах летописи одновременно с черными клобуками и «дикими половцами». Это бродники — отряды вольных русских степных поселенцев, аналогичных казачеству, возникшему в степях на 500 лет позднее. Название «бродники» происходит от слова «бродить», близкого по смыслу тюркскому корню «каз» (кочевать), от которого образовалось слово «казаки». Для локализации месторасположения в степях броднических поселений в нашем распоряжении есть только косвенные данные. Бродники упоминаются, как правило, вместе с половцами, связанными с Черниговским княжеством (с Ольговичами). Отсюда можно сделать вывод, что они жили где-то рядом с этими половцами, кочевавшими, как мы видели, в бассейне Дона. В археологических разведках, которые наш отряд вел па среднем Дону (в Воронежской области), были обнаружены остатки (скорее следы) нескольких кратковременных небольших поселков (почти кочевий), характеризующихся находками на них, обломков типичных древнерусских горшков XII в. Не исключено, что эти поселки, расположенные в устьях маленьких правых притоков Дона, в скрытых от врагов и ветров овражках, принадлежали выходцам из Руси, бежавшим от притеснений боярства и князей,— бродникам. Возможно, что отдельные их группы находились не только на среднем Дону, но и в других, отдаленных от Дона районах степи. Вероятно, бродниками были основаны поселки, остатки которых, обнаруженные на нижнем Днепре и сопровождавшиеся обширными христианскими кладбищами, характеризуются находками обломков типичных русских сосудов. Последний раз в летописи они были упомянуты в кровавый 1223 г. как участники битвы на Калке. Характерно, что бродники вместе с половцами первыми дрогнули и начали отступать под напором врага. Они чувствовали себя гораздо ближе к кочевникам, чем к русским воинам. Видимо, К этому времени (через три поколения после первого упоминания) бродники в основной массе слились с половцами. Это естественно: в стень из Руси бен^гали мужчины, жен они брали не с далекой родины, а из ближайших кочевий, а следовательно, большинство их в начале XIII в. только на четверть были русскими. Впрочем, К тому времени и в самих половецких кочевьях было много таких же «квартеронов»: браки между представителями двух миров — русского и степного были постоянными.

Итак, мы познакомились с двумя видами соподчинения кочевников на Руси. Один из них— вассальный распространился широко во всех граничивших со степью русских княжествах. Союзнические, как бы «федеральные» отношения поддерживали с этими же княжествами «дикие половцы», а иногда в них вступали и бродники. Летопись сохранила сведения еще об одной форме использования русскими князьями кочевнических воинов. Большинство этих последних происходило преимущественно из числа рядовых пленников. На Руси они превращались в княжеских слуг. Под 1015 г. в летописи говорится о поваре князя Глеба «именем Торчин», который зарезал юного князя по приказу «окаянного Горесара». Аналогичные «грязные дела» поручались и Баидюку — «отроку» Владимира Мономаха, который пригласил Итла-ря в баню, где хана убили (1095 г.), и овчуху «торчину именем Береньди», выколовшему по приказу своего князя глаза князю Васильку (1097 г.). Все они относились, вероятно, К беднейшей части пленных воинов или даже захваченным вместе с вежами рядовым пастухам. Как мы видим, на Руси они исполняли обязанности слуг низших категорий: повара, овчуха, седельника. Был среди них и «отрок», Т. е. самый младший, но все-таки дружинный «чин». Были пленными и «кощеи» — взятые на поле битвы главы семей (аилов, кошей), не могущие но каким-то причинам выкупиться из плена. Эти своих не предавали. Так, в 1170 г. кощей Иславич попытался предупредить своих (правда, поздно!) о надвигающихся на них полках девяти русских князей. Таких «кощеев» можно было использовать только в междоусобицах. Там они, как и беднейшие пленные, не жалели русских (ни своих «господ», пи чужих). Иногда в летописи назывались имена тюркоязычных воинов, вероятно перешедших на службу К князьям: «половчанин именем Куман» (1096 г.), Кулмей (1097 г.), Горена и Судимир Кучебич (1147 г.), Олбырь Шерошевич (1159 г.) и др. Все это не пленные, презрительно именуемые общей кличкой «кощеи», а придворные и дружинники, которых князья направляли друг другу в качестве послов, которым поручали возглавлять часть войска. Но и этих как будто бы верных и проверенных придворных привлекали обычно только в межкняжеских распрях. В степи с ними не ходили.

Следует подчеркнуть, что начиная с середины XII в. в летописных записях уже не попадаются тюркские имена отдельных придворных, слуг и воинов. Вероятно, это можно объяснить окончательно оформившимися вассальными отношениями с черными клобуками и другими кочевническими группировками, локализовавшимися на границах Черниговского и Переяславского княжеств. Использование пленных потеряло необходимость, поскольку под рукой всегда были опытные и связанные вассалитетом отряды отважных всадников, всегда готовых идти в любой поход: как на соседнее княжество, так и на дальние степные кочевья половцев. Это было тем более нужно русским князьям, что вторая половина XII в. знаменуется постепенным укреплением половецких орд, расширением территории их кочевания, восстановлением сил после сокрушительных ударов Владимира и его сына Мстислава.

Разбитые Владимиром Мономахом, находившиеся под постоянной угрозой новых сокрушительных походов (Мстислава и других русских князей), ноловцы утратили агрессивность и более чем на 30 лет потеряли инициативу в борьбе со своим основным соседом и врагом — Русью.

Прежнее деление на две основные группы (западную и восточную) сохранилось только номинально, скорее как намять о бывших когда-то сильными стенных объединениях. Сохранение этой «памяти» обусловливалось, по-видимому, не прекратившимся еще процессом сложения в степях двух различных этносов: куманского и шары-кипчакского (половецкого), которые в XI в., как мы видели, фактически совпадали с политическими объединениями Боняка — Тугоркана и Шарукана — Сугра.

Попытаемся проследить сначала судьбу половецкого этноса в те годы, последовавшие за смертью Владимира Мономаха. Восточная группировка пострадала от напора Руси в начале XII в. особенно сильно. Сам Владимир стоял на берегу «Дона» (Донца) и, как образно выразился летописец, «нил золотым шоломом Дон и приемшю землю их всю». Во всяком случае, в донецкую лесостепь после этих ударов половцы уже никогда не нодкочевы-вали.

Однако южнее, в степях на правых притоках Донца (Тор, Сухой Торец и др.), обосновалась, по-видимому, орда, возглавленная сыном Шарукана Сырчаном. Брат Сырчана Атрак (Отрок, как называет его русский летописец) со значительной частью некогда громадного объединения ушел с берегов среднего Донца в более южные области. Не исключено, что именно его воины разбили у Белой Вежи соединенные силы печенегов и торков в 1117 г. Во всяком случае, в 1118 г. несколько половецких орд, находившихся иод властью Атрака, расселились в предкавказских степях. Именно в этом году к ним направил послов грузинский царь Давид Строитель, предложивший Атраку переселение его самого и части подчиненных ему подразделений в Грузию {Анчабадзе, 1960, с. 117; Лордкипанидзе, 1974, с. 97), Согласно данным грузинской летониси, с ханом Атраком пришло 40 тыс. половцев, в ТОМ числе 5 тыс. отборных бойцов. Грузинские ученые полагают, что в летописи указано только число половецких воинов, вместе же с семьями их было около 230—240 тыс. Цифра эта вполне реальна для всей предкавказской группировки. Там, на обширных кубанских пастбищах, она могла разместиться со всеми своими стадами. В то же время в Грузии на тех землях, которые им предоставил царь Давид, это было бы невозможно без нанесения непоправимых бедствий стране.

Поэтому представляется более вероятным, что Атрак перевел в Грузию через Дарьял (согласно русской летописи — в «Обезы, через Железные ворота») не все 40 тыс. подвластных ему воинов с семьями, а всего 5 тыс. (тех самых— «отборных», наличие которых специально подчеркивает грузинская летопись), т. е. примерно 25— 30 ТЫС человек. Естественно, что оставшиеся в Предкавказье 35 ТЫС. воинов, стоявшие «под рукой» Атрака, были неисчерпаемым резервом для грузинского царя во все время пребывания при его дворе Атрака.