— Самый главный вопрос. Для меня это очень сложное упражнение. На то и тренинг, чтобы трясти и вытрясти…

— Мы тебя просто по-человечески спрашиваем: чего ты хочешь.

— Спокойствия, напряжения…

— Ты хоть понимаешь, что это взаимоисключающие вещи?

— Это не взаимоисключающие вещи. Это все единое.

— Вы когда-нибудь лежали в гробу с трупом? Представь, что тебя вместе с трупом кладут в гроб и закапывают. Как ты себя будешь чувствовать?

— Там будет душно. Холодно, темно. А меня живую или мертвую закапывают?

— Ты называешь свое состояние жизнью? Примерно вот это я и чувствую сейчас.

— Значит, я как труп?

— Да.

— Ну и что мне теперь, покончить жизнь самоубийством?

— Зачем? Ты уже это сделала. О какой жизни ты говоришь?

— Если бы это было так, я бы не радовалась.

— Какая у тебя радость! Посмотри на свое лицо.

— У меня есть радость, и вы ее у меня не отнимете.

— Знаешь, что ты делаешь? Всех насилуешь. Ты — профессиональный насильник. Но ты можешь с этим покончить, если увидишь это.

— Я сегодня была у своих знакомых и видела их маленькую дочку, ей почти пять месяцев. Мне нравятся маленькие дети… Я ей улыбалась, и она мне тоже улыбалась в ответ. У ребенка же чистое восприятие, и если бы я была совсем уж такая, как вы говорите, она бы мне не улыбалась.

— Та работа, которую я делаю, невозможна без вхождения в состояние человека, с которым я работаю. Создавая возможность для твоего выхода из теперешнего состояния, я частично разделяю его. Я могу тебе сказать, что твое состояние настолько низковибрационно, что я переживаю его так, словно стал камнем.

— И что, это неприятное состояние?

— Омерзительное. Я чувствую себя сейчас очень плохо. Я осознанно пошел на то, что стал входить в твое сознание, в твой мир. И я вошел во взаимодействие с тобой так, как ты привыкла это делать. И мне очень плохо.

— В моем мире?

— Да. Ты, видно, хочешь там остаться? Поэтому больше я ничего делать не буду. Ты не заинтересована в этом.

— Так нечестно. Когда я в ноябре пришла к вам в первый раз, вы сказали, что беретесь за мой случай.

— Представь, человек тонет, кричит, чтобы его спасли. Но когда кто-то пытается его вытащить, он начинает топить спасателя. Он не хочет спастись, он хочет еще и другого утопить. Твой призыв о помощи просто способ привлечь кого-то к себе, а потом утопить. Но утопить меня ты не сможешь, потому что я этого не хочу. Если ты будешь продолжать в том же духе, никто тебе не поможет.

— Дайте ей еще какой-нибудь шанс, может быть, еще один шаг.

— Шаг с чьей стороны? Вообразите себе нищего с шапкой, у которой нет дна, или человека, который просит пить, но держит стакан без дна.

— Давайте помедитируем.

— Что это значит?

— Может быть, медитация восполнит потерю нашей энергии.

— Смотрите. Вот ситуация. Вся группа в ней участвовала. Ситуация не решена, она обозначена. Возьмем ее в качестве примера тех главных сложностей, которые возникают в нашей работе по выходу из сна иллюзий мира разделенности. Выйти можно двумя способами, которые раньше или позже сольются и станут одним. Первый — через осознание. Второй — через Безусловную Любовь. У большинства людей сердце настолько закрыто, что, сколько не говори о любви, для них все так и остается словами. Говорить можно сколько угодно, но если человек не любил, он не знает, что это. Одни слова. Но если он начнет осознавать свои мысли, чувства и поступки, то увидит все механизмы обусловленного ума, что в конечном счете может привести к открытию его сердца. В данном случае мы наблюдаем огромное сопротивление со стороны Тани в ответ на наши усилия создать возможности для осознания и открытия сердца. В той или иной степени это проявляется у многих людей, но в данном случае сопротивление Эго очень сильно. Все усилия с нашей стороны используются ее Эго для укрепления самого себя.

— У тебя столько презрения к людям. Оно у тебя на лице написано.

— Презрение — это защитный механизм Эго. Посмотрите, как она ставит вопрос: вы взялись за мой случай. Я не психотерапевт, я не брался за твой случай в том смысле, как ты это представляешь. Ты считаешь, что я владею какими-то технологиями: могу тебя здесь подстругать, там подровнять, и что-то из тебя получится. На самом деле я открываю тебе свое сердце. А что делаешь ты? Ты не сделала ни одного шага навстречу. Твое Эго просто хочет попользоваться мною и всеми остальными, с кем ты, так сказать, общаешься.

— У меня не было такой цели.

— Цели не было? А что же было? Ты делаешь вид, что не понимаешь, зачем что-то делаешь. И даже сейчас, когда, вообще-то говоря, решается твоя судьба, ты все равно ничего не хочешь понимать. Тебе предоставляется шанс, и, может, один из последних. И как ты на него реагируешь? Сидишь совершенно равнодушная, словно все это тебя не касается. Такое впечатление, что это мне нужно вылечиться, а ты — тот самый психотерапевт, который все знает, все умеет, но может что-нибудь сделать, а может — и нет, если захочет. У меня сердце болит, потому что я вижу то тяжелое состояние, в котором ты находишься. Попросив меня о помощи, ты на самом деле просто издеваешься над теми, кто откликается на твой призыв. Ты меня попросила, я откликнулся. А что делаешь ты? Пойми ответственность момента и сделай что-нибудь.

— Нет. У меня пусто внутри.

— Твой выбор. Ты отдаешь себе отчет в том, что это твой выбор.

— Ты не боишься уйти отсюда с тем же, с чем пришла? Ты понимаешь, что тебе больше никто не поможет?

— Страха во мне нет. И что удивительно: когда я читала вашу книгу, меня прошибало до слез, до рыданий… Как будто я заново проживала конкретные жизненные ситуации, и мне становилось легче.

— У тебя есть что-нибудь святое? То, ради чего ты готова отдать свою жизнь?

— Я очень абстрактно это чувствую. У меня имеется представление о чем-то таком чистом, прозрачном, но что это, я не знаю. Я люблю свою жизнь и отдать ее… Но если бы меня поставили перед выбором, кому оставить жизнь — мне или брату, я бы сделала выбор в его пользу. Возможно, я бы сделала это по отношению к сыну. И, может быть, даже по отношению к мужу.

— Ты можешь это сделать сейчас? Отдать все, за что держишься, во имя этих трех людей?

— Да. Я готова отдать все, что у меня есть, ради брата Николая, ради сына, ради мужа.

— Что ты чувствуешь сейчас?

— Ничего особенного.

— Ты только что отдала все, что у тебя есть, и ничего особенного не чувствуешь?

— Не знаю. Ощущение жесткости в горле.

— Что бы ты попросила у Бога? Одно желание.

— Любви.

— Какой? Ты же говоришь, что она у тебя есть.

— Я говорила, что никого не люблю. Какой любви? Чистой и прозрачной. Однозначной, бескомпромиссной.

— Ты когда-нибудь чувствовала раскаяние?

— Да.

— Когда?

— Это был черный кот. Мы переезжали в другую квартиру, там нельзя было держать животных. Нам пришлось его отдать. Нас предупредили, что скорее всего его убьют.

— А по отношению к мужчинам ты когда-нибудь чувствовала раскаяние?

— Да. По отношению к мужу. В том, что я не могу его так сильно любить, как он хочет. В том, что мне очень сложно жить с ним все время.

— В каких поступках ты раскаиваешься?

— Прежде всего в том, что позволяла своим эмоциям выплескиваться. Я была слишком откровенна с ним. Кричала на него, ругалась матом, тем самым провоцируя его на удар. Я понимаю, что в каких-то случаях я должна была взять на себя ответственность за то, что мои поступки его провоцировали. Я чувствовала раскаяние за подобные провокации, потому что мне было не столько физически больно, что он меня ударил, а неприятно из-за того, что он чувствует.

— Что ты вызываешь в мужчинах? На что их провоцируешь? Что с ними происходит в результате общения с тобой? Сначала ты спровоцировала мужа на удар, потом — на тяжелые переживания. Кто является причиной?