Яна была похожа на свою фотографию – и это была другая Яна. Подбирать слова? Какая глупость! Феерические эмоции снесли все мыслимые барьеры. Защебетали сразу о каких-то пустяках: номер у Янки был такой же, как у Маши, только имел совершенно обжитой вид и был артистически завален красивыми шмотками и всякой девичьей ерундой, что делало его похожим на будуар. А о чем можно говорить в будуаре?

– Переходи жить ко мне! Зачем мне две кровати?.. Как ты думаешь, надеть эти брюки? – спрашивала Яна, попутно рассказывая легенду их появления и перечисляя все, что непременно надо прикупить Машке, сделав всеобщий набег на магазины Мармариса. – И не думай о деньгах!! Папашка еще подсыпет! Папка у нас классный!..

На смену чувству потерянности незаметно пришло ощущение обалдения, которое только усиливалось, как усиливает звучание каждая новая нота, складывая все звуки в один аккорд.

Между прочим, изящные шелковые брючки с эффектными полосами здорово сочетались с эпатажной белоснежной блузой от Илан Мавукян, которая великолепно оттеняла легкий южный загар и яркие глаза Яны. Вот так надо выходить к ужину в отеле «Нептун», четыре звезды. Маша, в своих классных джинсах, которые так замечательно ей шли, и в кофточке hand-made[3] показалась себе бледной поганкой, ага, но не слишком огорчилась. Легким загаром она обзаведется уже послезавтра, а блузой от Миу-Мяу – ну тоже как-нибудь.

Вот они стоят рядом перед большим зеркалом, ловя сходство в перекрестном отражении, находя и не находя его. «Я эффектнее», – подумала Яна. «Я красивее», – подумала Маша.

– Сейчас познакомишься с Вадиком и Ингой. Ой, Инга – прелесть! Такая деликатная! – говорила Яна. – А Вадим будет посматривать на тебя. Оценивающе. Он любит, чтобы вокруг него был красивый гарем.

Маша пожалела, что не купила в Москве помаду поярче.

Столик их пока пустовал, приборы на салфетках не тронуты, и Яна с Машей пошли охотиться на еду. Яна впереди, как течение, легко огибая столики и низкий бортик бассейна с подсвеченной в нем водой. Вода была, конечно, бирюзового цвета и колыхалась волнительно. А столики стояли прямо так, открытые небу. Яна ловко «перетекала» мимо оживленной разноцветной публики и черно-белых официантов. Маша порхала за ней. Она снова играла в игру «делай, как я», и ей это нравилось.

Как-то между прочим, без помпы и барабанного боя, возникли Вадим и Инга. «Симпатичная пара», – сразу подумала Маша, попадая под обаяние столичной тусовки. «Импозантный мужчина»: когда-то это определение прочно укоренилось в Машкином восприятии... папы соседской девочки. Когда ей было примерно двенадцать лет и других достойных образчиков импозантности поблизости не наблюдалось. Вадик определенно соответствовал тому неуловимому, размытому мужскому образу, так запавшему в душу, несмотря на некоторую плотность и обтекаемость... фигуры, э-э... скажем, в нижнем ее сегменте. Изящная Инга безоговорочно соответствовала плотному, но «импозантному» Вадику, а вместе они проявились в негативе ее первой турецкой ночи с недостижимой легкостью и непринужденным шиком: белый лен на загорелой коже и алые ноготки, наманикюренные в престижном московском салоне, непозволительное сияние глаз и сдержанные жесты, свежесть моря и флюиды праздника. Они провели день на яхте, которая была почти круизным лайнером, и оживленный рассказ про все про это отнюдь не мешал им привычными движениями отправлять в рот «полупансионный» ужин.

Маша не успела заметить, что лежало у нее в тарелке. А море лежало, недвижно и тихо, всего в нескольких метрах от уютных столиков, отгораживаясь массивными пальмами и тонкой полосой песка отельных пляжей. Оно как-то внезапно перестало быть зеленым и синим, но обещало вернуть свои краски прямо с утра, а теперь отражало лишь ночь и прибрежные огни Мармариса.

«Инга, и правда, прелесть», – думала Маша. Под мягким взглядом ее светлых глаз уже стало легко и странно было вспоминать свое утреннее диковатое ощущение.

Ах, Инга!.. Солнышко, Зайка и Рыбка. Она это хорошо знала, поэтому лепила из себя, как могла, нечто большее. Таким девушкам это обычно удается. При наличии наличности, разумеется.

Что-то в ней все же было. Спину она держала безупречно прямо, а с ножом и вилкой управлялась виртуозно и естественно. А еще она открывала дверцу своей «Ауди», числившейся на балансе фирмы, так же уверенно и легко, как Маша открывала дверцу своей собственной микроволновки.

С вилкой же у Машки, понятно, обстояло куда хуже. «Вот и возьми тебя в Европу! Ты меня опозоришь – вилку держать не умеешь!» – ворчал неизменно ее Сеня. «А ты сначала возьми!» – обычно отвечала она.

Вот интересная штука. Тебя забрасывают на другой конец земли, и жизнь ограничена лишь этими двумя моментами: посадка в аэропорту страны пребывания и взлет... А время между двумя самолетами – тем, который садится, и тем, который взлетает, – принадлежит только тебе, и оно безгранично. И весь мир, по крайней мере та его часть, за которую уже получили свои деньги ушлые турагенты, тоже принадлежит только тебе. Вот это и называется чартерный рейс.

На самом деле Марья не думала ни о каком чартерном рейсе. Мармарис приветственно сиял ночными огнями, море, ночное море, лежало почти у ее ног, она была не одна и было весело. Впереди целая неделя, и весь этот экзотичный праздник – для нее!

– Вот этот кактус, наверное, можно есть!..

Вадим устремился к мясистому «фрукту» с редкими колючками, вполне мирно и декоративно обитавшему в большой кадке у символического входа в очередной бар. Слава Аллаху, есть его он точно не собирался.

– Да-да, нам гид в автобусе говорила, что тут есть съедобные кактусы, только они поспевают в августе и их продают уже очищенными, без колючек!.. – подхватила Маша.

Все ее здесь пока изумляло – и съедобные кактусы, и близость моря, и Вадик, неофициальный босс всей компании, такой раскованный и свободный от условностей, и веселое оживление вокруг, через которое они так целеустремленно двигались к новым впечатлениям.

В Вадиме, без сомнения, кипел жизнелюб во всех проявлениях – жадный до впечатлений, ощущений, тот, кто «берет от жизни все», только, в отличие от большинства представителей «поколения пепси», имеет на это все права в виде, как бы это сказать... положительного баланса, невесть откуда возникшей кредитоспособности. Это не деньги. Это много денег. Хотя, право, грешно считать в чужом кармане, если вы нас в этом подозреваете. Такой возьмет свое по максимуму, выжмет даже воду из камня и потребует добавки. Или бонуса.

Пожалуй, в этом они с Вадиком были похожи, с той разницей, что некоторые претензии Маша к жизни имела, а предоплату, в самом что ни на есть прямом смысле, внести не могла. Но это так, отступление...

Они шли и шли вдоль берега, через людской поток, мимо баров, минуя яркие огоньки, призывные запахи, островки веселья и турков-зазывал. Новые босоножки подло натерли ноги, но хотелось танцевать под все напевы, которые наперебой сменяли друг друга от бара к бару и неслись вдогонку. Забег начался еще хмурым московским утром, но Маша нисколечко не устала. Она уже хлебнула допинга под новым небом, она была счастливее всех троих: они все это уже видели, им все это уже чу-точ-ку приелось...

– Смотри, Яна! Вон яхта красного дерева! Тебе бы понравилась такая... Приходи сюда прямо с утра, тут точно какой-нибудь Онассис скучает...

Это было мило. Вадик шутил и подначивал Янку весь вечер.

– Ну да! Он дряхлый и старый, фи!.. – Янка не обижалась.

– Ну и хорошо, что старый!.. – добавила Инга.

– Приезжаем сюда через год, а Яна тут на яхте. Красного дерева.

– Одна!

– Ну почему одна? С Онассисом! – поддержала Маша.

– Пять баллов! – Вадик был доволен шуткой.

А Машка была довольна, что Вадик доволен. Кажется, она вписалась в компанию. Ведь правда?

Они шли и шли – сегодня было открытие новой дискотеки, и там чего-то обещали: то ли вход бесплатный, то ли бутерброды.