«Последняя коробка, – убеждала себя Бернадетт, – и пора бежать по магазинам». Однако ящик, который она открыла, похоронил все ее надежды вырваться из дому в воскресенье. В нем нашла она свои канцелярские принадлежности, в том числе и липкие бумажки-стикеры.

«Отличная сделка», – повторила она, залезая в коробку с головой. Хотя в компьютерах она соображала прилично, но все ж с великим успехом пользовалась примитивным ручным методом вдумчивого вникания в дело.

Вытащив из коробки пачку стикеров, Бернадетт бросила ее на стол, извлекла из кармана куртки записную книжку, вернулась со всем этим на кухню и там уселась за работу. Склонившись над столом, она писала, щелкала языком, отрывала очередной стикер и шлепала его на столешницу, разбирала каракули в записной книжке, снова писала на стикере. Больше десятка раз она ругалась, рвала желтый бумажный квадратик в клочки и начинала делать записи на новом.

На нескольких отдельных листках она перечислила то, о чем поведало ей видение относительно подозреваемого в местных убийствах. Описание внешности выглядело так: «Крупный мужчина. Белый. Волосатые руки. Темная сорочка с длинными рукавами. Синие брюки». Поведение: «Потянулся к больной женщине? Любовник женщины? Читает „Числа“. Читает другую книгу».

Еще один комплект стикеров для перечисления фото, что касается веревок: «Отвесная вязка. Выбленочный узел. Двойной рыбацкий узел. Убийство с избытком рвения. Показуха».

Следующий комплект – для записей, имеющих отношение к найденным отдельно от тел рукам: «Отсечены правые руки. Выброшены. Всем жертвам рука отсекалась при жизни? Смысл?»

Бумажки с перечислением мотивов убийства Арчера: «Месть? Ограбление исключено? Любовный треугольник: что-то на сексуальной почве?» Принимая во внимание все мыслимые мотивы, она добавила еще стикеров для возможных подозреваемых: «Жертвы судьи? Семьи жертв? Полицейский? Доктор или сестра – ухаживали за жертвами? Отсидевший по приговору Арчера? Неудачная деловая сделка? Ревнивый муж?»

Бернадетт никак не могла сообразить, зачем кому-то понадобилось убивать женщину. В голову приходило только одно: это связано с двумя другими убийствами. Тем не менее она выделила женщине отдельный желтый квадратик с такой вот записью: «Убийство женщины – мотив?»

Поскольку она знала о деле только то, что сообщил ей Гарсиа, по мотивам убийства Хейла Олсона на севере Миннесоты она написала только одно слово: «Месть?» Потом задумалась, занеся ручку над листочком, где собиралась перечислить подозреваемых в его убийстве. Об убитом бывшем заключенном ей было известно только то, что он участвовал в бандитском нападении на жилище и что было это немало лет назад. Записала: «Жертвы бандитского нападения? Врач/сестра, ухаживавшие за жертвами?» Перестала писать, оторвала перо от бумаги и еще раз подумала об этом. Сокамерники в тюрьме становятся друзьями… и врагами. Иногда друзья оказывались на самом деле врагами. Все равно из тюрьмы он вышел довольно давно. Тем не менее она снова взялась за ручку и написала на стикере: «Другой бывший заключенный?» Оторвала стикер от пачки и пришлепнула его к столу.

Появились и заметки «Что надо сделать»: «Достать волокна веревок, которыми был связан Олсон. Токс-обследования обоих мужчин? Токс-обследование женской руки? Продолжить выяснение у копов: найдены ли тело женщины и рука Арчера? Достать личные дела персонала больницы».

После двухчасовых размышлений, листания записной книжки, надписывания и отрывания листочков от пачки, расклеивания их по кухонному столу она остановилась и взглянула перед собой на подборку липучек, украсивших деревянную поверхность. Никакого особого порядка в них не было: одни держались вкривь и вкось, другие вообще были перевернуты. Некоторые лепились друг на друга, не потому что имели друг к другу какое-то отношение, а потому, что Бернадетт не обращала внимания, куда их шлепала. Она пересчитала их, просто чтобы пересчитать: получилось восемьдесят четыре квадратика.

Отодвинув стул от стола, она встала, готовая ко второй части упражнения: упорядочивания стикеров. Взглядом художника она окинула чердак в поисках подходящего холста. Выставленный напоказ кирпич, из которого были сложены почти все стены квартиры, не годился. Стены же по обе стороны входной двери были выложены гипсокартоном и подходили как нельзя лучше. По правую сторону от двери она выбрала посреди стены белое пространство.

Отлепив бумажки от стола, Бернадетт принялась носить их – по несколько за раз – к пустой стене, ставшей своего рода вертикальным рабочим столом, выклеивая их на гипсокартоне в линеечку слева направо, оставляя с дюйм пустого пространства между квадратиками. Начала на уровне глаз и дошла до ряда, протянувшегося на уровне колен. После того как все липучки оказались на стене, она стала перетасовывать их, группируя по категориям. Восемьдесят четыре квадратика разложились по разным группам, образовав несколько крупных блоков: блок подозреваемых, блок жертв, другие блоки, подходившие ей. Сумма, надеялась Бернадетт, станет больше, чем слагаемые.

Отступив к противоположной стене, она полюбовалась на то, что сделала.

– Погоди. Вот тут не так, – проговорила она. Снова подошла к стене и поменяла местами две липучки. Снова отступила. Уперла руки в боки и обратилась к бумажкам: – Поговорите со мной. – Она высматривала дыры в расследовании и выискивала модели. Как и в любом деле, некоторые слова срывались с листочков и требовали внимания. За долгие годы она научилась замечать надоедливые слова: они были ключами. Порой это помогало проработать ситуацию с кем-то из коллег или просто с теми, с кем было удобно и с кем хотелось поговорить. Сейчас таких людей в Миннесоте нет. Пока нет.

Хотя… предложил же выслушать ее человек, с которым она только-только познакомилась. Скрестив руки, Бернадетт попробовала представить себе разговор: «Благословите меня, святой отец, ибо досталось мне дело об убийстве. Уже два месяца прошло, как я в последний раз…»

Бернадетт сухо рассмеялась, шагнула к стене и подняла руки, чтобы переместить еще несколько стикеров. Вот тут-то она и заметила, что получилось. Теперь желтые бумажки разместились так, что посредине желтого пролегла вертикальная полоса белой стены, а другая такая же полоса по горизонтали отсекла их верхнюю треть.

Пересекшиеся линии образовали крест.

Точно посреди него, на пересечении двух белых полосок, прилепилась желтая бумажка-квадратик. Бернадетт не помнила, как лепила именно ее на стену, да, по сути, и не припоминала, как писала значившиеся на ней три слова. Ей был непонятен их смысл по отношению к расследованию. И все же вот они, ее рукой выведенные слова: «Жизнь за жизнь».

Стук в дверь отвлек ее от креста на гипсокартоне. Она знала, кто стучал. Прежде чем отойти от стены, быстренько перелепила несколько квадратиков, чтобы спрятать от чужих глаз религиозный символ. Не хватало только, чтобы новый босс сплавил ее в дурдом.

Распахнув дверь, она увидела Гарсиа, стоявшего в холле со стеклянным поддоном в руках и кипой папок под мышкой. Минуя ее, он стремглав бросился через порог:

– Горячо… горячо… горячо… – И, увидев кухню, по прямой полетел туда.

– Там на столе есть подставка, – крикнула Бернадетт ему вдогонку.

Поставив поддон и сбросив папки рядом, Гарсиа открыл кран и сунул руки под воду.

– Не думал, что она все еще такая горячая. А рукавицы оставил в машине. Полхолла прошел, чувствую, что пальцы стали поджариваться.

Бернадетт заглянула в поддон и увидела нечто плавающее в соусе и приправленное расплавившимся сыром.

– Пахнет фантастически.

Гарсиа закрыл кран, вытер руки о джинсы, сказал:

– Подумал, лучше сварганить что-нибудь домашнее, чем брать готовое. Это энчилада, лепешка по-мексикански, острое блюдо.

Бернадетт улыбнулась. Острое блюдо, первейший продукт Миннесоты. Она определенно оказалась дома. Взгляд ее заскользил по куче папок. И она решила: лучше сначала поесть, потому как стоит ей залезть в папки, как пропадет всякое желание тратить время на что угодно еще. Бернадетт захлопотала, достала из одного ящика пару больших тарелок и поставила их на разделочный стол, из другого извлекла пару вилок и ложку.