Они выехали из тоннеля и теперь мчались под моросящим серым дождем по улицам Джерси-Сити вместе с грохочущими, рычащими грузовиками. Уличное движение постепенно становилось все менее оживленным, и вот они уже неслись по дороге между ровными фермерскими участками земли с пожухлой, красноватой зимней травой. В Филадельфии Чарли попросил Паркера довезти его до Броад-стрит. Нет, у меня явно не хватит терпения вести машину самому. Лучше сяду-ка я на дневной поезд.

– Когда приедешь на место, приходи в «Уолдмэн-парк», – сказал он шоферу.

Он взял билет в купе салон-вагона и теперь лежал на своем диване, пытаясь заснуть. Под серым неприветливым небом поезд гремел по стальным рельсам, цокая на стыках, а мимо проносились поля лаванды, желто-коричневые пастбища, деревья, ветви которых уже меняли свои оттенки, прощаясь с зимой – красноватый, зеленый, бледно-желтый, и ему в предчувствии скорой весны стало так тоскливо, хоть волком вой. Какого черта он сидит в одиночестве в этом проклятом купе? Он встал и пошел в вагон-клуб, чтобы выкурить там сигару на людях.

Опустившись в кожаное кресло, он шарил по карманчикам жилетки, пытаясь найти машинку для отрезания кончиков сигар. Вдруг в кресле рядом он увидел дородного человека, пробегавшего глазами пачку юридических документов в синей обложке. Время от времени тот поглядывал на него. Чарли посмотрел в его черные глаза, перевел взгляд на гладкое, одутловатое с синевой лицо, лысую голову, на которой лежала старательно приглаженная черная кудель, похожая на воронье крыло. Он не сразу его узнал.

– Боже, Чарли, мой мальчик, вы по-моему влюбились, ничего вокруг себя не замечаете!

Чарли сразу выпрямился, протянул руку.

– Хелло, сенатор, – сказал он, чуть заикаясь, как прежде. – Едете в столицу?

– Да, такова моя незавидная судьба, – сенатор внимательно оглядывал его с головы до ног. – Чарли, я слышал, что с вами произошел несчастный случай.

– И не один, – ответил Чарли, густо покраснев.

Сенатор Плэнет понимающе кивнул, щелкнув языком.

– Очень скверно… очень скверно… Ну, сэр, сколько же воды утекло с тех пор, когда однажды мы обедали втроем вечером в Вашингтоне, – я, вы, и Мерритт… Да, с тех пор никто из нас, конечно, не помолодел.

Чарли показалось, что сенатор получает большое удовольствие от того, что сверлит своими черными глазами его дряблую морщинистую кожу у воротничка рубашки, выпирающий из жилетки животик.

– Да, в самом деле, никто из нас моложе не стал.

– Что вы, сенатор. Могу поклясться, что вы сейчас выглядите куда моложе чем тогда, когда я вас видел в последний раз.

Довольный сенатор улыбнулся комплименту.

– Прошу меня простить… но ваша стремительная карьера – одна из самых сенсационных. Ничего подобного мне не приходилось видеть за долгие годы моей общественной жизни.

– Но ведь это новая промышленность. Там все делается быстро.

– Просто потрясающе! – воскликнул сенатор. – Да, мы живем в век беспримерного прогресса… он виден повсюду, кроме Вашингтона… Вам следует почаще приезжать в нашу тихую захолустную деревню. Ведь там у вас множество друзей. Я вижу не глазами, а газетами, как удачно выразился мистер Дули, и мне кажется, что там, в Детройте, ваши ребята затеяли значительную реорганизацию. И им нужна куда более солидная и надежная база капитала.

– Сколько денег было выброшено на ветер из-за этого их солидного основного капитала, – сказал Чарли.

Сенатор долго хохотал, и Чарли показалось, что приступ никогда не кончится. Тот даже вытащил из кармана большой с собственными инициалами носовой платок, чтобы вытереть выступившие от натуги слезы на глазах. Похлопал своей маленькой пухлой ручкой Чарли по колену.

– Потрясающе, провалиться мне сквозь землю! Нужно обязательно за это выпить.

Сенатор попросил проводника принести два стаканчика со льдом, и с таинственным видом вытащив из своей сумки «глэдстоун» бутылку первосортного виски, налил на палец высотой. Выпив, Чарли сразу почувствовал себя лучше.

Сенатор стал ему рассказывать, что сейчас все готовы к довольно увлекательному развитию событий в связи с разработкой и освоением новых авиационных пассажирских линий. Все ощущают нехватку субсидий, а без них великой нации никак не покончить с отставанием в воздушных перевозках. Вопрос, конечно, заключается в том, какая из нескольких конкурирующих между собой компаний вызовет доверие у администрации. От этого бизнеса с освоением новых линий ожидают гораздо большего, чем тогда, когда все внимание обращалось на поставку морских судов и соответствующего оборудования.

– Вся загвоздка – в доверии администрации, мой мальчик.

Когда сенатор произносил слово «доверие», его черные глаза начинали блестеть.

– Вот почему мне особенно приятно здесь с вами встретиться. Хочу посоветовать вам: держитесь поближе к нашей маленькой деревеньке на Потомаке, мой мальчик.

– Обязательно, – ответил Чарли.

– Будете в Майами, зайдите непременно к моему приятелю Гомеру Кассиди. У него есть замечательная яхта… он свозит вас на рыбалку… Я ему напишу, Чарли. Мне самому хотелось бы провести там недельку в следующем месяце, если только получится. Именно сейчас там создается империя денег.

– Непременно, сенатор, очень любезно с вашей стороны. Благодарю вас, сенатор.

Их понесло еще до прибытия на вокзал «Юнион стейшн». Они без умолку, перебивая друг друга, говорили о грузовых автомобильных перевозках, о соединительных маршрутах, о строительстве аэропортов, о земельных участках под них. Чарли никак не мог взять в толк, кто кого агитирует за лоббирование – он сенатора или сенатор его. У стоянки такси они расстались как родные.

На следующий день он ехал в Виргинию. Выдался такой приятный, солнечный денек. Деревья багрянника краснели под защитой высоких холмов. Сенатор Плэнет прислал ему две бутылки отличного шотландского виски, и теперь он вез их с собой. Чем дальше они ехали, тем чаще его шофер Паркер выводил его из себя. Этот подонок ничего, по существу, не делал, только сдирал с него мзду за запасные части, бензин и масло. Всего за месяц он сменил восемь покрышек, только подумать! Что он с ними делает, ест, что ли?

Когда они переехали через мост в Норфолк, Чарли уже не находил себе места от злости. Каким жутким усилием воли ему приходилось сдерживать себя! Ему так хотелось замахнуться на него, ударить этого мерзавца по его выпирающей нижней челюсти, попортить ему его гладкую подхалимскую физиономию.

Перед отелем он взорвался.

– Паркер, ты уволен. Вот, держи, твоя месячная зарплата и деньги на обратную поездку в Нью-Йорк. Если только я завтра где-нибудь поблизости увижу твою рожу, то отправлю тебя за решетку за воровство. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Вся ваша шоферня думает, что они такие крутые, такие прохиндеи. Но я-то знаю весь ваш бизнес… Мне приходится добывать деньги с большим трудом, чем тебе. К тому же я намерен доказать самому себе, что вполне могу вести машину и сам, без посторонней помощи.

Как ему в эту минуту было ненавистно это гладкое неподвижное лицо!

– Очень хорошо, сэр, – невозмутимо ответил Паркер. – Вернуть ли вам и форму?

– Можешь забрать ее и засунуть себе в…

Чарли осекся. Покраснев до корней волос, он вылез из машины. Перед входом в отель, стоя кружком, охотно хихикали цветные рассыльные.

– Ну-ка, ребята, вытащите из машины мои чемоданы и отгоните машину в гараж… Ну, с тобой все, Паркер, ты по-моему получил все мои указания.

Он широкими шагами, торопливо вошел в гостиницу, и тут же заказал себе самый большой номер. Зарегистрировался в книге под своим именем. «Да, миссис Андерсон скоро будет здесь», – предупредил он администратора. Он обзвонил все отели, пытаясь выяснить, где остановилась эта чертовка Марго.

– Хелло, крошка! – воскликнул он радостно, когда, наконец, услышал в трубке ее голос. – Приезжай немедленно ко мне. И запомни: ты миссис Андерсон, так что не задавай никаких вопросов. Пошли они все к чертовой матери. Никто не имеет права диктовать мне, что делать и как я поступаю со своими деньгами. Все кончено, больше я этого не позволю. Приезжай поскорее. Я с ума схожу по тебе, так хочется тебя увидеть…