— Ничего себе физия — испугаться можно, — смущенно пробормотал Антон, прикидывая, что зеркальникам не так уж трудно будет помочь: энерговооруженность базы колоссальная, да и зарослей саксаула здесь хватает.
— Смотрите, что происходит! — позвал его вдруг Заречный.
Лицо Антона пошло по рядам зеркальников, как раньше посверкивание, стирая изображение погибшего Балькарселя.
Но не это удивило Антона. Будто в комнате смеха, с его изображением внутри зеркальников происходили удивительные метаморфозы. Только если кривые зеркала его детства обезображивали, уродовали лицо до неузнаваемости — он, помнится, даже заплакал, испугавшись их недоброго волшебства, — то здесь…
Невероятно! Быть такого не может!
…Сперва исчезла противная трехдневная щетина. Затем по изображению лица как бы прошла кисть реставратора и омолодила его: исчезли мешки под глазами, разгладились морщины, глаза приобрели былую глубину и блеск. Всего этого зеркальникам, очевидно, показалось мало. После паузы — совещались они, что ли? — шрам на правой скуле сначала потемнел, потом стал быстро светлеть, пока не исчез вовсе.
Антон не мог знать, что чуждые выдумке зеркальники вовсе не улучшали изображение его лица. Они всего-навсего зафиксировали изменившуюся реальность.
Не уходи, старина![2]
Поехали, что ли? — вопросительно говорит Дед и долго нажимает на стартер. Джип трясется, словно в ознобе. Мотор наконец заводится.
— Эх ты, кляча моя зеленая, — беззлобно продолжает Дед, хотя и самый отчаянный оптимист назвал бы его антикварный автомобиль не зеленым, а грязным. — Что ни на есть кляча. Обижайся или нет, но уж сегодня я куплю наконец коробку поновее. Ведь что твои колеса, что мои ноги — одинаково никуда не годны. Сынок мой, Фрэнк, — ты же помнишь его, крошка? — скажет, конечно, что у меня того… короткое замыкание. Сыновей почему-то всегда хватает кондрашка, если человеку в шестьдесят семь вдруг захочется коробку поновее… А вообще у меня славные дети. И Фрэнк, и Дейв, и Луис. Каждую неделю они справляются у доктора о моем здоровье и очень естественно радуются, когда тот говорит: «Как всегда, хорошо». Приятно, конечно, чувствовать заботу… Но с другой стороны… Почему, скажи, я не спрашиваю тебя о карбюраторе, который мы ремонтировали уже раз двести? Потому что это неприлично. Ты и так могла бы развалиться лет десять назад. В знак протеста. Ну, хватит болтать. Давай попробуем выехать со двора…
Посреди пыльного двора стояло большое старое дерево. И как Дед ни крутил руль, а одна из веток все же бабахнула в борт его допотопного авто. Он зло погрозил кулаком:
— Спилю, чертово семя…
Выехав на федеральное шоссе, Дед забормотал снова:
— Давай попробуем чуть быстрей, моя зеленая кляча. Эх, старость старости не подмога, факт. Ты не думай, я до конца буду добрым хозяином — прежде чем отправить тебя в лом, вымою хорошенько, грязь отскребу… А когда и меня отправят в лом, приедут и Фрэнк, и Дейв, и Луис. Все как один. Они продадут ферму за бесценок и найдут наконец и утешение, и свои двадцать тысяч долларов. Фу, жарковато сегодня…
Дед даже глазом не моргнул, когда сильный удар потряс вдруг землю, рванул с обочины красную пыль.
— Фокусы военных, — недовольно проворчал он и глянул в сторону пустыни Тод, откуда пришел гром. Там, у горизонта, росло и шевелилось нечто огромное, мглистое.
— Не тревожься, крошка, — рассудительно сказал Дед, обращаясь к своему железному другу. — У этих военных головы почище твоего карбюратора — неисправность на неисправности. Вот они и сходят с ума. Ты, главное, не бойся. Еще часика полтора, и мы будем в городе. Вот его ты бойся. Там есть такие штуки, как же их?.. Блям кувалдой — и ты уже лом…
Миль через двадцать Дед был вынужден притормозить. Поперек дороги стоял полицейский фургон, а возле него скучал на солнцепеке увалень сержант.
— Эй, приятель, — весело крикнул старик. — Разверни-ка немного свою коробку. А то я, не дай бог, еще поцарапаю свой лимузин.
Сержант на шутку не отозвался. Он лениво ткнул дубинкой куда-то в сторону, приказал:
— Поворачивай назад! Дорога перекрыта.
— Погоди, погоди, — забеспокоился Дед. — Как так поворачивай? Мне ведь только туда и обратно. Коробку новую купить…
— Живо поворачивай! — рявкнул сержант. — И без разговоров!
— Вот видишь, кляча, — в сердцах сказал Дед, загоняя машину в один из «карманов» на обочине дороги. — Эти болваны в форме определенно что-то натворили в пустыне Тод. Везет тебе — с кувалдой придется подождать…
Старик зевнул, поудобнее устроился на сиденье и вскоре уже крепко спал. Мимо его джипа проносились машины — поодиночке и целыми стаями. Минут через двадцать после знакомства их хозяев с ленивым сержантом они стремглав мчались обратно. Дед спал долго и проснулся только под вечер. Потянулся, включил приемник. Диктор словно ждал этого, чтобы выпалить скороговоркой очередную сенсацию:
«…Итак, мы уже знаем, что в пустыне Тод упал какой-то космический объект. Его падение можно с уверенностью назвать „мягкой посадкой“. Это тем более загадочно, если учесть, что масса „пришельца“ по предварительным подсчетам составляет семнадцать миллионов тонн. Трудно представить масштабы возможной катастрофы, если бы такая махина обрушилась на нашу страну с третьей космической скоростью… Однако вернемся к нашему гостю. Корреспондент последних известий, облетев „пришельца“ на патрульном вертолете, сообщает: „Это явная органика. То, что медленно шевелится под нами, очень похоже на исполинский ком деревьев и лиан“».
Диктор на секунду умолк, затем заговорил еще взволнованней:
«…Полиция и войска принимают все необходимые меры, чтобы не допустить паники в районах, прилегающих к пустыне Тод. Как заявил генерал Майкл Д., мы уже, право, можем не бояться никаких врагов, даже если у них и красные намерения…»
— Ну, что я говорил, кляча?! — проворчал Дед, включая мотор. — Эти политики не упустят случая подбавить в блюдо желчи. Надо, не надо, а подбавят. Да… Кажется мне, что сержанту придется долго торчать на дороге. А раз так, то почему бы нам с тобой не заглянуть в бар пройдохи Глендона и не промочить мое старое горло? Глендон, конечно, известный пройдоха, но приятелей не забывает. Что-что, а угостить он может…
На третий день, утром, Дед выпил две банки пива, и туман в голове немного рассеялся. Он сидел на открытой веранде, шумной и пыльной, поглядывал в сторону джипа и опять толковал о своем:
— Видишь, кляча, возраст мотовству, оказывается, не помеха. Я славно здесь надрался. Не веришь? Мой кошелек может это подтвердить. Ха!.. Зато теперь тебе нечего бояться той штуки, которая делает «блям».
Возбужденные пьяные голоса завсегдатаев и сердитые возгласы рыжего туриста, который никак не мог договориться с барменом, заглушали слова диктора — он заучено улыбался с экрана телевизора.
— Бред собачий, — говорил за соседним столиком здоровяк в пестрой, расстегнутой до пупа рубашке. — Этот полоумный профессор утверждает, что в пустыне приземлились… деревья. Они, мол, сбежали с какой-то планеты, потому что им там плохо жилось. Научились как-то передвигаться в космосе и приперлись к нам. А у нас еще хуже. Так теперь и наши деревья собираются дать деру вместе с ними. Они, мол, друзья по несчастью, столковались… Ну, скажи, разве не бред?
— Постой, Стенли. Давай лучше послушаем телеболтуна…
Услышав о таких чудесах, Дед навострил уши.
«Ученые называют это феноменальное явление „миграцией растений“, — говорил диктор. — Их теории в нескольких словах можно выразить так: континентальные сообщества флоры могут, оказывается, иметь примитивное сознание… Безжалостность человека, объедки цивилизации и отходы промышленности, смог, засухи, эрозия почвы… И вот у наших растений наконец сработал инстинкт самосохранения. Они бегут с Земли! Они собираются в пустыне Тод и присоединяются к своим бездомным космическим братьям. Теперь уже всем понятно, что мы потеряли своих зеленых друзей. Это не миграция, а настоящая эмиграция… Они покидают нас!.. Вы смотрели очередной выпуск программы „Спасение“…»
