Она протянула Мелиссе диадему в виде венка роз. Лепестки их были усеяны бриллиантами, сверкавшими при каждом движении.

Мелисса надела диадему и снова взглянула в зеркало. В этом наряде она не походила, как Черил, на принцессу – скорее казалась Золушкой на первом балу. Но эта благородная простота привлекала Мелиссу больше, чем пышное платье и обилие драгоценностей.

– Мисс, его светлость, должно быть, так и подумал, что вы будете в розовом! – воскликнула горничная.

– Почему? – удивилась Мелисса.

– А посмотрите на свой букет!

И горничная протянула Мелиссе букет розовых камелий – их полураскрытые бутоны сверкали, казались рубинами в обрамлении длинных изумрудных листьев.

– Мисс, вы – само совершенство! – воскликнула горничная, и миссис Мидоуз, пришедшая спросить, не надо ли чем помочь, вполне с ней согласилась.

Но Мелисса, спускаясь по широкой лестнице, не могла сдержать дрожь волнения. «Герцог, вероятно, уважает традиции, – подумала она. – Вдруг он считает, что невеста обязательно должна быть в белом?»

Жених ждал ее внизу. Мелисса робко подняла на него глаза. Несколько секунд мужчина и женщина молча смотрели друг на друга, и сердце Мелиссы кричало о том, чего не могли вымолвить уста.

«Хватит фантазировать! – одернула себя Мелисса. – Наш брак – выгодная сделка и ничего больше».

Наконец герцог молча протянул ей руку. Мысль о том, что этот красивый элегантный мужчина скоро станет ее мужем, до сих пор не укладывалась у нее в голове. Как только любопытные слуги остались позади, Мелисса спросила дрожащим голосом:

– В-вы… не передумали, ваша светлость?

– Нет, не передумал, – глубоким, звучным голосом ответил герцог. – Не бойся, Мелисса. Я уверен, что мы поступаем правильно.

Мелисса инстинктивно сжала его руку.

– Вы не рассердитесь, если я… если у меня не сразу все получится?

– У тебя все получится, – ответил герцог. – Но, даже если ты в чем-то ошибешься, я не рассержусь.

– Я… я все еще немного вас боюсь, – призналась она, робко поднимая на него глаза.

– Надеюсь, скоро ты убедишься, что бояться нечего, – ответил герцог.

Помолчав, он добавил с улыбкой:

– Если уж на то пошло, это я должен тебя бояться! Как я убедился, ты умеешь настоять на своем!

– Только в том, что касается Черил, – быстро ответила Мелисса.

– И твоего собственного брака.

– Да, верно, – согласилась Мелисса.

У дверей часовни герцог вдруг остановился.

– Мелисса, еще не поздно передумать, – сказал он таким странным голосом, какого Мелиссе до сих пор слышать не приходилось. – Если брак со мной тебя пугает, ты вправе отказаться. В таком случае я спрячу тебя так, что Дэн Торп в жизни тебя не найдет. Я не хочу воспользоваться твоим затруднительным положением.

Мелисса подняла вопросительный взгляд.

– Вы… вы действительно хотите этого брака?

– Я спрашиваю, чего хочешь ты, – ответил герцог. – Что касается меня, я действительно хочу на тебе жениться. Мелисса, я хочу, чтобы ты стала моей женой!

Молчание длилось недолго. Рука Мелиссы в руке герцога слегка дрожала, но голос звучал твердо и уверенно:

– Ваша светлость, я тоже очень хочу стать вашей женой!

Мелисса открыла дверь часовни и заглянула внутрь. В часовне никого не было.

Цветы, украшавшие церковь на свадьбе Черил, были убраны, только у алтаря, распространяя благоухание, еще стояли в высоких вазах цветущие лилии.

Мелисса приблизилась к алтарю и опустилась на высокую резную скамью – здесь всегда сидел герцог во время службы.

Несколько минут Мелисса молча смотрела на прекрасный алтарь, вспоминая, как совсем недавно поклялась здесь в любви и верности. Вскоре губы ее беззвучно зашевелились.

– Благодарю тебя, Господи, – молилась Мелисса, – за то, что Ты спас меня от Дэна Торпа и позволил стать женой герцога. Помоги мне сделать его счастливым! Не знаю, как это сделать; но я хочу, чтобы он забыл все, что ему пришлось испытать, и снова стал так же счастлив, как в молодости, на том портрете… Пожалуйста, Боже, помоги ему… и мне.

Слова молитвы шли из самых глубин ее сердца. Снова и снова вспоминался ей вчерашний разговор с мужем.

…За ужином Мелиссе показалось, что герцог оживлен более чем обычно. С каждым днем, проведенным с ней, он как будто оттаивал, становился мягче и доступнее. После ужина супруги, как обычно, перешли в салон: герцог сел в свое излюбленное кресло, а Мелисса, вместо того чтобы, как в прежние времена, сесть напротив, устроилась на ковре перед камином, и пышная зеленая юбка окутала ее ноги красивыми складками.

Стояла середина мая, но после захода солнца во дворце становилось прохладно, и в мраморном камине, сделанном для этой комнаты по особому заказу, весело трещал огонь.

Несколько минут Мелисса молча следила за пляской огненных языков – и вдруг, как-то сам собой, у нее вырвался вопрос:

– Скажи, почему ты тогда не женился на леди Полине?

Мелисса спохватилась, когда почувствовала, что вопрос ее коснулся больной темы. Должно быть, герцог не станет отвечать на него.

– Кто это тебя просветил? – спросил он после паузы.

– Миссис Мидоуз, когда впервые показывала мне покои дворца, рассказала, что ты был помолвлен, – ответила Мелисса. – Я часто гляжу на твой портрет у меня в спальне. На нем ты выглядишь таким веселым, счастливым… Почему же ты… так изменился?

Мелисса почувствовала, что герцог напрягся, и поспешно добавила:

– Прости, я не должна была… Я не имею права спрашивать…

– Ты моя жена, – медленно ответил герцог, – и имеешь право знать обо мне все. Я расскажу тебе об этом, Мелисса, – тебе первой.

Удивленно взглянув на него, Мелисса заметила, что чеканное лицо его посуровело, как будто осунулось. В глазах читалась затаенная боль. Сейчас Мелисса уже раскаивалась в своем неумеренном любопытстве.

– Я познакомился с Полиной вскоре после совершеннолетия, – заговорил герцог. – Она была моей ровесницей и, по общему мнению, красавицей, каких мало.

– Она в самом деле была настолько красива? – тихо спросила Мелисса.

Прекрасна, – коротко ответил герцог. – Нет нужды говорить, что не я один восхищался ее красотой. Едва ли не все выпускники Итона начинали взрослую жизнь с предложения руки и сердца прекрасной Полине. Но она всем отказывала. Отец не торопил ее с выбором: он безумно ее любил и подчинялся всем ее капризам.

Она была веселой, остроумной и в то же время – мягкой, женственной, необыкновенно обаятельной. На вечерах у нее в доме говорила она одна: остальные смотрели, слушали и наслаждались ее обществом.

Мелисса слушала, затаив дыхание. Она сама не понимала, почему похвалы, расточаемые другой женщине, причиняют ей такую боль.

– Я предложил Полине руку и сердце, и она ответила согласием, – продолжал герцог. – Я не знал, чем заслужил такое счастье. Столько мужчин готовы были пасть к ее ногам, и из всех она выбрала именно меня! Я словно парил в облаках: считал себя счастливейшим из смертных, воображал, что любовь Полины сделала меня другим человеком… Я был молод, доверчив и глуп!

Герцог замолк. Мелисса терпеливо ждала продолжения его рассказа. Наконец он заговорил снова:

– В то время Полина жила милях в двадцати от Лондона. У маркиза, ее отца, было огромное поместье и замок – причудливая и прелестная смесь десятка разных архитектурных стилей.

До нашей свадьбы оставалась неделя. Я смог уехать из полка на день раньше, чем ожидалось, и использовал лишний день для того, чтобы купить в Лондоне свадебный подарок своей невесте.

Герцог вновь замолчал. Глаза его затуманились, как будто он снова видел картины далекого прошлого.

– Вечер я провел у знакомых. Кто-то – не припомню кто – заговорил о том, что наши молодые люди лишены того благородного безумства, каким отличаются другие народы. Испанцы, говорил он, поют возлюбленным серенады; венецианцы взбираются по стенам своих палаццо, чтобы получить через балконную решетку единственный поцелуй; венгры, чтобы увидеться с предметом своей любви, готовы проскакать без отдыха сотню миль – а на что способны англичане?