Такой примерно катастрофический сценарий стал вырисовываться в некоторых головах. И головы эти ринулись на биржу вынимать деньги из акций. Биржевые индексы, вообще очень подверженные влияниям массовой психологии, полетели стремительно вниз, как всегда, заражая друг друга и доказывая таким образом неделимость мировой экономики… И хотя британское правительство пришло на выручку «Северной скале» (за счет средств налогоплательщиков тоже миллиардов девяносто в общей сложности пришлось выложить), публика продолжала нервно смотреть на банки – что-то с ними будет, а значит, и с нашими денежками, да и с кредитами для экономики, без которых та неизбежно начнет сворачиваться!

И вот тут-то на сцену вышел Жером Кервьель! Вернее, его вытащили. Многим показалось, что катастрофа «Сосьетэ Женераль» может оказаться последней каплей. Последней соломинкой, которая может переломить хребет верблюда мировой экономики. И не потому ли американская ФРС поспешила так резко снизить учетную ставку, полагая, что это сильнодействующее (с большими побочными эффектами – см. главу «Волшебная веревочка процента») лекарство может предотвратить серьезную и долгую болезнь?

И вот теперь знатоки гадают, то ли лечение оказалось своевременным – спасибо Кервьелю! – то ли, наоборот, применили его поздно, да и помочь оно может только временно – проклятья Кервьелю! Хотя на самом деле, говорят некоторые осведомленные мужи, он тут и вообще ни при чем…

Тем временем в Британии налогоплательщики могут не простить лейбористам их щедрости по отношению к «Северной скале». А во Франции в свете «дела Кервьеля» растут настроения против рыночных реформ и либерализации, предлагаемых президентом Саркози.

Ну, а известный британский букмекер «Лэдброук» (Ladbroke) объявил, что принимает ставки на то, кто будет играть Жерома Кервьеля в фильме, который – никто не сомневается – в ближайшее время будет снят про его историю.

Такой вот, понимаете ли, дериватив.

Делайте ваши ставки, господа.

А вот если бы можно было поставить деньги на то, кто был самым великим экономистом всех времен и народов, кто бы, интересно, победил? Наверно, тот, кто выбрал бы Адама Смита. А я бы, может быть, рискнул сделать ставку на француза Жана-Батиста Сэя и на его знаменитый закон.

Закон, вокруг которого крутится вся научная борьба в истории экономической мысли. Одни его как-то все время опровергают, другие, напротив, как бы восстанавливают в правах. На новых витках развития мировой экономики и экономической мысли становится модным то отвергать «закон Сэя», то опять находить для него новое, более современное прочтение. А потом опять опровергать. Кто-то даже сказал: «Люди делятся на дураков и умных в зависимости от того, что они думают о законе Сэя»!

Все это тем более поразительно, что никакого однозначно звучащего научного «закона» сам Сэй не провозглашал и очень бы, наверно, удивился, если бы узнал при жизни, какая драматическая судьба ждет его размышления о сути экономических процессов. И как торжественно и даже чуть таинственно их будут именовать.

Но так как закона как такового нет, то существуют лишь его толкования. Причем каждый понимает его, что называется, в меру своей испорченности. Или просвещенности (что, возможно, одно и то же). Мне приходилось встречать три разных объяснения. Первое гласит, что главное в этом «законе» – это приоритет предложения над спросом в экономике. В том смысле, что было бы предложение, а спрос всегда найдется. Второе – что из «закона» следует теоретическая возможность полной занятости. (Которой, объяснят вам сторонники такого подхода, разумеется, в реальности быть не может! Но не суть, важна сама постановка вопроса и теоретическая демонстрация теоретической модели.) Третье – видимо, самое распространенное – состоит в том, что Сэй определил вечное единство и борьбу спроса и предложения, стремящихся тем не менее к динамическому равновесию. Они к нему стемятся и где-то там, в небесах, видимо, достигают. Происходит так называемый клиринг рынков. Кризисы же перепроизводства – это всего лишь временные недоразумения.

Подозреваю, что из закона Сэя также можно вывести, что экономические циклы вызваны колебаниями в производительности труда. А из этого в таком случае следует, что чередования спадов и периодов подъема являются эффективной реакцией производства на внешние переменные. Это не сбои в процессе балансирования спроса и предложения, а оптимальные способы их выравнивания. Так, когда в человеческом организме поднимается температура, то это, конечно, и симптом болезни, но и способ борьбы тела с воспалением. Иногда, если температура не слишком высокая, в разумных пределах, не стоит сбивать ее жаропонижающими, а лучше дать организму справиться с болезнью естественными способами.

Или, по-простому, кризисы, дефолты, рецессии и прочая гадость – вещь для современников, конечно, неприятная (еще бы, помните 98-й!), но если не дать этим катаклизмам принять совсем уж сокрушающие формы, то ничего, все как-нибудь обойдется, устаканится, ничего не поделаешь, штука неизбежная и, может быть, даже полезная и необходимая, в долгосрочном плане.

Но обратите внимание: речь все-таки идет о «разумных пределах» лихорадки, а уж когда эти пределы перейдены, когда градусник зашкаливает, то и самые ярые сторонники естественного балансирования спроса и предложения согласятся, что нужно все-таки принимать лекарства. Знатоком этих рецептов был, конечно, другой великий экономист и великий ниспровергатель Сэя – Джон Мейнард Кейнс. Тот самый, который разработал рецепт лечения дефляции и депрессии. Хотя в макроэкономике был верным сторонником «экономики предложения», а не спроса.

Кейнс, в отличие от Сэя, наоборот, считал, что важно заботиться не о производстве-предложении, а о спросе. Чтобы у людей было на что покупать, а что покупать, тогда найдется. Он остроумно возражал разговорам о полезности кризисов и балансировании рынков в «долгосрочном плане». Говорил: «в долгосрочном плане все мы – покойники» – и спорить с этим трудно… Если жизнь целого поколения растоптана каким-нибудь таким «краткосрочным потрясением», то разговоры о будущем самолечении рынка выглядят издевательством, чем-то наподобие очередной марксистской утопии. Но…

Но при всем при том трудно избавиться от ощущения, что современные экономисты все больше делятся на два главных лагеря в соответствии со своими политическими пристрастиями и вкусами. Уж так как-то повелось, что если ты – правый, то сторонник Сэя и предложения, а если левый – то непременно Кейнса и спроса. Если за предложение, за производство – значит ты за свободу предпринимательства, против госвмешательства – значит за капиталистов, за буржуев. Если ты выделяешь спрос, то ты – защитник рабочего человека, а также роли государства в экономике, что, по мнению некоторых, как раз одно и то же. Хотя это, конечно, невероятно вульгарное и примитивное толкование обеих концепций. И у крупных мыслителей – у того же Кейнса или Ибн Хальдуна, например – можно найти формальные признаки и той и другой. Ведь по большому счету это, в конце концов, две стороны одной и той же монеты.

Как бы там ни было, а предмет этой книги все-таки конкретно деньги, и потому на «закон Сэя» нужно смотреть под этим углом. Поскольку речь идет о важнейшей функции денег – ценообразовании, которое происходит именно на тонкой грани, в точке баланса между спросом и предложением. В этой точке деньги превращают абстрактную стоимость в конкретную цену.

Но что если посмотреть на все с противоположного конца? То есть понятно, конечная цель цепочки товар—деньги—товар – с точки зрения потребителя, то есть нас с вами – все-таки товар, услуга, потребительская стоимость. Мы же не маньяки какие-то, не Шейлоки, не Скупые рыцари, нас не греет перспектива тупо спускаться в подвал каждый вечер и любоваться на накопленные сокровища, болезненно блестя глазами. Нам деньги нужны не сами по себе, а для удовлетворения потребностей, ну, чтобы хорошо питаться, одеваться, отдыхать, хорошо учить детей, чтобы к нам всякие неприятные типы поменьше приставали… ну, может, повыпендриваться надо иногда, в меру, перед соседями, в крайнем случае…