Есть такая теория: Гитлеру уже просто ничего другого не оставалось, как начинать мировую войну. Иначе пузырь лопнул бы. А так война все спишет, как известно… И списала…

Впрочем, погружение в войну, а заодно и огосударствление экономики и денег – все это и так входило в планы Гитлера, так что не до конца ясно, что тут было первичным, а что вторичным. Нацистская партия недаром же называлась Национал-социалистической. (А никакой не «социалистской» – такого слова нет ни в русском, ни в немецком языках – в советской школе нас вводили в заблуждение.)

И вообще много написано о сходстве нацизма и коммунизма как тоталитарных идеологий и политических систем, но почти ничего – об их социально-экономическом родстве. В том числе и об общем отношении к деньгам. Между тем и там и там оно было снисходительно-презрительным. Уважение, любовь к ним, внимание к их роли в обществе объявлены были в Германии «еврейскими штучками». Особенно презирался банковский процент, который рассматривался как ростовщичество, и вообще роль банков и монетарной функции постепенно должна была сходить на нет. Рейхсмарке предстояло стать чем-то похожим на советский деревянный рубль.

Так что этот главный кейнсианский эксперимент закончился неудачей.

И, кстати, есть серьезные основания предполагать, что если бы не Великая депрессия и вызванный ею всемирный экономический кризис, нацисты могли и вовсе не прийти к власти. Вряд ли можно считать случайным совпадением, что именно в 1933 году, после того, как Германия в полной мере ощутила на себе страшные последствия кризиса, партия Гитлера победила на выборах.

США тогда вынуждены были резко остановить выплаты по спасительной для Германии программе финансовой помощи. Соответственно, канцлер Гейнрих Брюннинг (видимо, Кейнса не читавший) не нашел ничего умнее, как резко сократить госрасходы, и в частности пособия по безработице. А в Германии к тому времени было уже шесть миллионов безработных! Вот их Брюннинг фактически и отправил в объятия к нацистам. Вновь прибывших сторонников оказалось достаточно, чтобы за год превратить НСДАП из партии меньшинства в партию большинства…

И завершить эту главу уместно было бы цитатой из ее главного героя, Джона Мейнарда Кейнса: «Нет более тонкого и более верного способа подорвать существующие общественные основы, чем развратить национальную валюту. В этом случае все скрытые силы экономических законов встают на сторону разрушения. И это делается таким способом, что его не сможет распознать и один человек из миллиона».

Себя Кейнс, не отличавшийся чрезмерной скромностью, считал, видимо, именно таким уникальным человеком – какого и среди миллиона не сыскать. И, вполне возможно, он был прав.

Но прежде всего эта цитата доказывает, что Кейнс, которого часто подозревали в германофильстве, вовсе не был гитлеровцем – даже и в чисто монетаристском, экономическом, смысле. Не был он и протокоммунистом (еще одно обвинение).

Но вообще, эксперимент Шахта наглядно показывает, что кейнсианская модель не является панацеей; она очень хороша в полувоенных, мобилизационных ситуациях или острых кризисах перепроизводства, когда спрос терпит такое сокрушительное поражение, что и предложение начинает катастрофически сокращаться. В ситуациях острой дефляции – дороговизны и дефицита денег.

Слово «временное» здесь ключевое. Все хорошо – в свое время. И деревянные «тэлли» английского короля. И золотой стандарт. И даже рецепты великого Кейнса.

И вот еще какую историю о Кейнсе я хочу рассказать, хотя, может быть, об этом еще пожалею. Потому что рассказывают ее у нас здесь, в Англии, чуть ли не шепотом – то ли потому, что она не достоверна (апокриф, так сказать), то ли потому, что политически не корректна. В любом случае признаюсь сразу: письменных доказательств ей я не нашел. Но не могу удержаться, уж больно интересно, больно похоже это на Кейнса – если только не придумал кто-то эту байку – злонамеренно, но талантливо.

В общем, рискну, только по секрету, ладно?

Как известно, после Второй мировой войны самая богатая страна мира – США – решила оказать существенную и фактически безвозмездную экономическую помощь странам Западной Европы. Был разработан план Маршалла, названный так по имени госсекретаря США Джорджа Маршалла, предусматривавший предоставление западноевропейским странам в общей сложности 13 миллиардов долларов безвозвратного займа. Чудовищная сумма по тем временам! Просто в голове не укладывается!

Решение это было, конечно, не чисто альтруистическое, но умное, хитрое и дальновидное. Многих зайцев одним выстрелом убивали американцы: во-первых, для мировой стабильности – и экономической, и политической – было крайне важно, чтобы Европа как можно скорее встала из руин. Во-вторых, тем самым старый континент сильно и надолго привязывался к своему американскому союзнику. А это было особенно важно Вашингтону в условиях потихоньку усиливающейся «холодной войны». Это был, если хотите, финансовый фундамент будущего североатлантического партнерства, экономическая подкладка под НАТО. В-третьих, это был сильнейший ход в борьбе с сильно укрепившимися в Европе после войны компартиями. Ну и показать, кто теперь в этом новом мире главный, тоже хотелось. В том числе и норовистому усатому дяде из Кремля.

Советскому Союзу такие миллиарды и не снились, он был не в состоянии предложить ничего даже отдаленно подобного своим вновь обретенным союзникам в Восточной Европе. Москве тоже, в пропагандистских целях, предложили поучаствовать в плане Маршалла, но та предсказуемо, с негодованием, отказалась. (Но и то сказать: предлагавшие заведомо знали, что выдвигаемые условия, например, необходимость подвергнуть советскую экономику инспекции западных экспертов, никогда не будут приняты.)

Уже через несколько лет после начала осуществления плана большинство ее участников вывели свои экономики на довоенный уровень, приблизилось к нему и качество жизни.

Деньги были серьезные, но они вдобавок сопровождались жесткими условиями, требовавшими от реципиентов соблюдения принципов свободного рынка и ценообразования, конкуренции, определенной бюджетной дисциплины и так далее.

Это навязанное, так сказать, освобождение человеческого и ресурсного капитала от государственного гнета и контроля, в комбинации с реальной доступностью льготных кредитов, творило настоящие чудеса.

Практически везде. Но только не в Англии.

Совсем недавно еще – до войны – была Британия владычицей морей, сверхдержавой, главным финансовым центром мира… Казалось бы, Британию не топтал немецкий сапог (если не считать Норманнских островов – но это так, анекдот), и вроде бы должна она была, в теории, пострадать от войны меньше других.

Но это в теории. А на практике страна была до предела вымотана – и экономически, и физически, и психологически. К тому же, вопреки распространенному убеждению, ее гигантская империя перестала быть источником благополучия метрополии. Наоборот, расходы на ее содержание превышали извлекаемые выгоды. И это в момент, когда страна до предела выложилась на войну с Германией! (И, кстати, продолжала содержать большой воинский контингент на немецкой территории.) В общем, на самом-то деле помощь Британии требовалась, может быть, в большей степени, чем некоторым, мирно пережившим не слишком разрушительную оккупацию странам континентальной Европы.

И вот Кейнс был отправлен в Америку вести переговоры о предоставлении большого, огромного займа – в общей сложности четырех с лишним миллиардов долларов, в долг на 50 лет под проценты.

Британцы просили деньги на то, чтобы расплатиться с теми же США за оборудование, полученное во время войны по ленд-лизу. (То есть за ту его часть, которую Британия считала необходимым оставить себе.)

Расчет был на огромный международный авторитет Кейнса. Ведь он был как бы единственным экономистом, не только предсказавшим Великую депрессию (австрийцы не в счет, про них забыли), но и предложившим рецепт лечения, которым в общих чертах американцы и воспользовались и который реально помог.