Нат вздохнул, ведь у него не было ни папы, ни денег – вообще ничего на всем белом свете, кроме старого пустого блокнота и мастерства, запрятанного в кончики десяти пальцев. Томми, похоже, понял и вопрос, и вздох, последовавший за ответом, потому что, подумав немного, выпалил:
– Слушай, я, кажется, придумал. Будешь помогать мне собирать яйца – сам я терпеть этого не могу, а за это я буду отдавать тебе по яйцу из каждой дюжины. Будем вести счет, и когда у тебя накопится дюжина, матушка Баэр выдаст тебе двадцать пять центов, а на них ты сможешь купить что захочешь, идет?
– Конечно! Какой ты замечательный, Томми! – воскликнул Нат, совершенно ослепленный этим щедрым предложением.
– Да ладно тебе! Начнем прямо сейчас: пошарь в птичнике, а я тут подожду. Бабушка кудахтала, наверняка яичко снесла.
Томми плюхнулся на сено с приятным чувством человека, заключившего выгодную сделку и заодно оказавшего приятелю услугу. Нат с воодушевлением принялся за поиски и ощупывал все стропила, пока не отыскал два отменных яйца – одно было спрятано за балкой, а другое в мерке для корма, которую облюбовала миссис Хохлатка.
– Одно бери себе, а второе возьму я, как раз получится дюжина, а завтра начнем сначала. Подсчеты будешь вести рядом со мной, так ничего не перепутаем, – сказал Томми, указывая на ряды загадочных цифр на доске у старой веялки.
Напустив на себя важность, гордый обладатель одного яйца открыл счет у своего друга, который со смехом написал выше цифр следующие величественные слова:
Т. Бэнгс и Ко[7]
Беднягу Ната они так впечатлили, что его с трудом удалось уговорить пойти к Асе в кладовку и оставить там первое свое движимое имущество. Потом мальчики продолжили осмотр хозяйства, познакомились с двумя лошадьми, шестью коровами, тремя свиньями и одним олдернейским «сосунком» – так в Новой Англии называют телят, после этого Томми отвел Ната к старой иве, нависавшей над говорливым ручейком. Они с легкостью перебрались с забора в широкую нишу между тремя крупными ветками – их когда-то срезали, и теперь здесь из года в год образовывался рой молодых побегов, пока над головой не зашуршала густая крона. Здесь были сделаны сиденья, а в дупле устроен шкафчик, где помещались книга-другая, разобранная лодка и несколько недоделанных свистков.
– Это наше с Деми особое место, мы тут сами все устроили и никого не пускаем без приглашения, кроме Дейзи, ей можно, – сказал Томми, пока Нат переводил восхищенный взгляд с бурливой водички внизу на зеленую арку над головой – там музыкально жужжали пчелы, собирая нектар с высоких желтых цветков, наполнявших воздух сладким ароматом.
– Как тут замечательно! – воскликнул Нат. – Надеюсь, вы иногда станете меня сюда приглашать. Я такого прекрасного места никогда в жизни не видел. Хотел бы я быть птичкой и жить тут всегда.
– Да, местечко недурное. Можешь приходить, если Деми не запретит, а он наверняка не запретит, он вчера вечером сказал, что ты ему нравишься.
– Правда? – Нат улыбнулся от удовольствия, ведь, похоже, мнение Деми ценили все остальные мальчики, отчасти потому, что он был племянником папы Баэра, отчасти потому, что он был таким рассудительным и добропорядочным пареньком.
– Да, Деми нравятся тихони. Вы с ним наверняка поладите, если ты такой же книжник, как и он.
Румянец удовольствия на лице у бедного Ната при последних словах загустел в краску стыда, и он проговорил, запинаясь:
– Читаю я довольно плохо, никогда на это времени не было, просто все время приходилось играть на скрипке.
– Я и сам не большой охотник до чтения, но если надо, читаю довольно быстро, – объявил Томми, предварив это изумленным взглядом, говорившим красноречивее всяких слов: «Надо же, двенадцать лет – и не умеет читать!»
– А вот ноты я читать умею, – добавил Нат, смущенный тем, что признался в своем невежестве.
– А я – нет. – Томми произнес это с уважением, и в результате Нат, расхрабрившись, добавил:
– Я собираюсь учиться изо всех сил и освоить все, что только можно, раньше у меня просто возможности не было. А у мистера Баэра уроки сложные?
– Нет, и он совсем не строгий, наоборот, объясняет, помогает в трудных местах. Не все так делают – мой бывший учитель был совсем другой. Если мы пропускали хоть словечко, ох и драл же он нас за уши!
Томми потер уши так, будто они все еще горели, – и это было единственное, что удержалось у него в памяти после года обучения у «другого учителя».
– Но это я, кажется, могу прочитать, – заметил Нат, рассмотрев книги.
– Давай почитай тогда. А я тебе помогу, – с покровительственным видом произнес Томми.
Нат старался изо всех сил и одолел целую страницу со множеством дружелюбных подсказок со стороны Томми – тот заключил, что через некоторое время Нат «намастрячится» не хуже других. А потом они долго сидели и болтали, как это свойственно мальчикам, обо всем на свете, в том числе и об огородничестве: глядя с высоты, Нат осведомился, что растет на грядках, которые располагались прямо внизу, на другой стороне ручья.
– Это наши огороды, – пояснил Томми. – У нас у каждого своя грядка, мы там выращиваем, что захочется, только каждый должен выбрать что-то свое, и ничего нельзя менять, пока не соберешь урожай, а все лето нужно за ними ухаживать.
– И что ты в этом году выращиваешь?
– Ну, я решил посадить фасоль – с ней хлопот меньше всего.
Нат, не выдержав, рассмеялся, потому что Томми сдвинул шляпу на затылок, засунул руки в карманы и произнес эти слова, невольно подражая Сайласу, работнику мистера Баэра.
– Да ладно, не смейся, фасоль куда проще выращивать, чем кукурузу или картофель. Я в прошлом году посадил разные дыни, но их портили насекомые, да и не созрели они до холодов, у меня только и вызрели что одна обычная и две «кантилупы», – пояснил Томми, в последнем слове опять передразнивая Сайласа.
– Кукуруза очень красивая, когда растет, – вежливо заметил Нат, пытаясь смягчить свою невольную насмешку.
– Да, только ее приходится мотыжить снова и снова. А фасоль – всего раз за полтора месяца, да и вообще она скоро поспеет. Мне ее отдали, потому что я первым попросил. Тюфяк хотел тоже, но ему пришлось согласиться на горох, его надо только прореживать, а ему это полезно, больно он много ест.
– Интересно, а у меня будет своя грядка? – спросил Нат, подумав, что даже мотыжить кукурузу должно быть очень приятно.
– Разумеется, – произнес снизу голос – мистер Баэр возвращался с прогулки и решил их навестить, потому что по ходу воскресного дня умудрялся переговорить с каждым из мальчиков – он знал, что эти разговоры придают воспитанникам правильный настрой на следующую неделю.
Симпатия – вещь изумительная, и в данном случае она творила чудеса, ибо каждый мальчик знал, что папа Баэр им интересуется, причем некоторые открывали ему душу с большей готовностью, чем женщинам, особенно мальчики постарше, которым нравилось беседовать о своих планах и надеждах как мужчина с мужчиной. А вот нездоровье или невзгоды неизменно толкали их к миссис Джо, младшие же во всех случаях устремлялись к ней как к матушке и исповеднице.
Спускаясь из гнездышка, Томми свалился в ручей, дело было привычное, поэтому он спокойно выбрался на берег и отправился домой обсыхать. Нат остался наедине с мистером Баэром, а ему только этого и хотелось, и вот, прогуливаясь по огородам, мистер Баэр окончательно завоевал сердце новенького, выдав тому собственный «участок» и обсудив с ним будущие посадки с такой серьезностью, будто от урожая зависело пропитание всего семейства. От этой приятной темы они перешли к иным, причем на умственную почву Ната было посажено множество новых и полезных мыслей, каковые приняты были с той же благодарностью, с какой истомленная жаждой земля принимает теплый весенний дождь. По ходу ужина Нат обдумывал их непрерывно, то и дело устремляя на мистера Баэра вопросительный взгляд, в котором читалось: «Мне это по сердцу, повторите, пожалуйста, сэр». Не знаю, сумел ли мужчина понять тайный язык ребенка, но когда мальчики собрались в гостиной у миссис Баэр для вечерней воскресной беседы, он выбрал тему, которая, скорее всего, была навеяна прогулкой по саду.
