1778 год начался с посмертных забот о Галлере. Горестная переписка с Виттенбахом и Шнитцем, и вот образ знаменитого бернца ушел в прошлое: он, блестящий, видел все, судил обо всем, занимался всем, не то, что мы, знатоки черных нор, кротами буравящие темные ходы.

Однако одной утраты оказалось мало. Ушли еще два великих человека. Демоны смерти почти враз искоренили три могучих дуба, росших на швейцарской почве. «После моего визита, — содрогался Вольта, — словно мор промчался, теперь можно бахвалиться, что я видел их одним из последних».

30 мая остановилось сердце Вольтера. В начале года, не спрашивая разрешения у властей, «патриарх свободы» примчался в Париж, которого не видел тридцать лет. Встречен был с восторгом: аплодисменты, визиты, толпы кричащих славу, театры, заседания академии, так что выслать вольнодумца не решились даже в Версале. В возбуждении завершает «еретик» трагедию «Ирина», ее сразу ставят, он берется составить толковый словарь. Но темп непосилен, жизнь прервалась. Учуяв тлен, власти опомнились, пьесы запрещены, хоронить нельзя, племянник тайно увез тело в Шампань.

А 2 июля скончался Руссо. Антипод Вольтера, он взывал к народу словно с другого полюса: тот мечтал о монархии, хотя и просвещенной, Жан-Жак звал жить в природе. Вольтер — придворный, хоть скептик и насмешник, Руссо — простолюдин и обличитель неравенства. Один насаждал цивилизацию, другой воспевал безыскусную нищету, славил робинзонов-бессребреников, обличал практичных реалистов, но оба они, будто тайно договорясь, накликали скоро разразившуюся бурю над Францией и всей Европой.

У Вольты привычный распорядок жизни наладился не сразу, уж очень встряхнула поездка. Но работа шла, самой ценной получилась публикация по электрической емкости. 20 августа отправлено письмо Соссюру — тот еще в 1766 году защитил в Женеве диссертацию по электризации тел, так что поймет лучше других, как заряжаются пучки палочек и лейденские банки, что такое напряжение.

Физики уж давно знали, что электричество собирается на поверхности тела, так что сплошное оно или полое — значения не имеет. Потому много тонких цилиндриков заряжалось куда сильнее одного толстого того же веса, Составив пучок из 16 тонких посеребренных палочек длиной под 300 метров, Вольта так сильно заряжал его электрофором, что разрядом убил теленка! Знай бы ученый, что на него будут ссылаться создатели электрического стула для казни, быть может, и остерегся бы подчеркивать смертоносные свойства электричества.

«Громоносную машину» Вольта описал в статье, изданной в Милане в том же году («Об электрической емкости проводников и о сотрясениях, которые могут производиться простыми проводниками и которые были бы равны сотрясениям от лейденской банки»), а через год еще и в «Физическом журнале».

Информация для того времени новая и высококачественная, и, как обычно, она полетела в несколько адресов: к Шнитцу, Сенебье, графу Литта, Коудеру, Тинаву. Пристли в восторге, Соссюр хвалит, Коупер в Лондоне статью переводит, рекомендуя автора тотчас избрать в Королевское общество.[14] И что ж, в декабре избран!

Наука шла на досуге, главным делом оставалась служба. Но и тут радость! Отчеты Фирмиану, заказ электрической машины через Ландриани, а в марте учителю физики и регенту поднимают зарплату до 2400 лир в год. Понятно, что не за адскую работу по устройству лаборатории, а за Лондон.

Теперь обещает протекцию граф Ламбертеньи из Вены, дескать, кабинет физики мы вам укомплектуем шутя. Приобретают вес и те, кого Вольта привел вслед за собой в школу: аббат Гамби становится маэстро риторики, аббат Бертолди взят историком, удостоен похвал падре Бьянчи, верного помощника Иосси Вольта прочит в маэстро грамматики. А взлет Вольты продолжается: в ноябре его назначают профессором университета, а брата делают директором школы!

Конец года — и двойная радость: профессура в Павии и членство в обществе Лондона. Новый пост приносит новые заботы. Теперь придется ездить по кругу Комо — Милан — Павия и обратно, а для этого Вольте вручена подорожная с подписью самой Марии-Терезии. И еще одной — эрцгерцога Фердинанда. Все его титулы тоже тут — король Венгрии и Богемии, герцог Бургундии и Лотарингии, цезарь, губернатор, капитан, генерал африканских лангобардов и т. д. и т. п. Да, нелегкую работу избрал себе Руссо: отучать власть имущих от излишеств!

Вторая забота — вписаться в профессорский круг. Это нелегко, ведь самоучка и попал сюда извне, так что любви ждать не приходится. И точно, даже Барлетти, старый знакомец, взялся считаться, кто главней: 13 ноября он кладет на стол Фирмиану прошение с просьбой срочно прибавить к его званию профессора общей физики еще одно — профессора экспериментальной физики. Невразумительные ссылки на безупречную службу, на сотрудничество с Вольтой делу не помогли, а Барлетти уперся. Главный труд жизни, «Физику частную и общую», он все равно издал за подписью «первый профессор физики экспериментальной, а также физики общей в университете Павии». Нет, не любили коллеги быстро взлетающих!

Вольта не стал препираться. Он сразу затеял новую акцию: создать североитальянскую Академию науки и литературы! Все ахнули, каждый бежит с поклоном. Портфели наметили распределить так: Фирмиана в президенты, в директоры и вице-президенты Керри, графа Карди и маркиза Беккариа, секретарем — Фризи. В академики по классу математики вписали Раккиани, Реджи, Реджио и Цезариса, по классу философии — Пини, Ландриани и Москатти, по классу литературы — Горани, Саги и Соаве. Себя Вольта вписал и члены-корреспонденты вместе со Спалланцани, Парлетти, Фонтаной и еще десятком нужных людей.

Вольта многим пощекотал нервы сладкими надеждами, заманчивая идея обнажила страсти, но проект не пошел: предложенный состав слабоват — мало кто закрепился в истории науки и искусства. И верхи не поддержали, а сам Вольта охладел к собственным замыслам, ибо получил главное: отпор новичку ослаб. К тому же много сил съедала доделка газовых приборов. Надо было писать де Тинану, Пристли, Сенебье, Фонтане в Париж. Барон Дитрих в марте сообщал оттуда, что опыты с газом повторили, Фонтана с Лавуазье хвалят.

Тут еще Вольта с Сенобье затеяли определять фосфор в моче. На это интересное дело отвлекся ненадолго, нахлынули заботы о маленьком, но очень чувствительном эвдиометре для Магеллана, о газовых горелках и бомбах (придумал Джанотти из Корреджо). Из Германии пришло сообщение, что будто бы начали продавать там газовые зажигалки с электрофором, как пишет из Цюриха Шнитц, но всегда он изъясняется только на латыни, а в древнем языке и слов-то нужных нет. Вот бы взглянуть на зажигалку хоть бы одним глазом! Впрочем, множество забот о новых публикациях про газ, электричество и погоду, так что читать надо и свои, и чужие труды!

А какой умница Пристли: добывает из водорослей газ для облагораживания воздуха! Магеллан, как обычно, крайне полезен: помогает заказывать приборы, сообщает о конкурсе на экономические темы. Из Парижа Адамони пишет что-то о литературных заказах, Шнитц из Цюриха ведет разговоры о сельскохозяйственных механизмах, Рейна жаждет создать в Комо общество шелководов.

Вихрем пролетел 78-й год, стрелой промчался 79-й. В потоке бумаг, лекции, писем, поездок, успел только построить газовую лампаду и светильник, многим пришлось растолковывать про электрофор, даже Франклина озаботили вопросами, но старый зубр сам разобрался.

Столь бурный темп поддерживать нелегко, а что, если спастись в новую поездку? И Вольта обосновывает графу Лорене необходимость пообщаться с другими учеными, а для крепости подключает швейцарцев ради встречной инициативы. Даже газеты читать некогда, говорит, что русские опять вовлечены в войну с турками. Неудивительно — австрийцам выгодно истощить задиристых соседей.

Начался 36-й год жизни. Ни минуты свободной, одно дело цепляется за другое, но плоды меньше затрат. Как исправное вьючное животное, он тянул лямку, тянул аккуратно и даже с выдумкой, но разве другой не смог бы сделать того же?