Не успел Вольта вернуться в Ломбардию, как его снова закружил вихрь неотложных дел. Он снова пишет про микроэлектрометр к Сенебье (3 ноября) и к Ландриани (22 декабря), с удовольствием читает сообщения, что его эвдиометры неплохо продаются, многим приглянулись электрические пистолеты на болотном газе. А в ноябре де Тинан из Страсбурга длинно и взволнованно делится наблюдениями, которые были сделаны с помощью прибора Вольты. Бутылка вроде бы уже полностью разряжена (речь идет о лейденской банке), но если к ней прикоснуться монетой, которую держать рукой в кожаной перчатке, то удается еще 15–20 раз отсасывать электричество из вроде бы пустого сосуда!

Вот оно, наблюдение конденсаторного эффекта! Чуть позднее Вольта повторит опыт де Тинана, разберется в физике процесса, а потом предложит миру замечательный микроэлектрометр с конденсатором. Что же сделал Барбье де Тинан? Он касался заряженной банки монетой, на нее перетекала часть заряда, из земли через ноги в руку натекал заряд другого знака, который по индукции через перчатку подсасывал из байки на монету еще больше электричества, и емкость такой композиции существенно вырастала. Потом заряженная монета отсоединялась и отдавала заряд столу, стене, например. И снова цикл разрядки можно повторять.

А что сделал Вольта по размышлении? Он заменил монету головкой электрометра, а потом касался головки изолированной рукой. С банки на головку прибора натекал повышенный заряд, и соломинки широко раздвигались! Но вместо руки можно приближать к головке прибора любое заземленное проводящее тело, например медную пластинку, обмазанную шеллаком или клеем. Так родился прибор с конденсатором, имеющий рекордную чувствительность.

Тинан не понимал того, что делал. Действия его были неосознанными и ему самому непонятными, он словно играл вольтовым прибором. Вот бы собрать все открытия, которые невзначай совершаются детьми при игре!

Все же неплохо крепко сидеть в своем седле! Иногда Вольте казалось, что его долгими трудами налаживалась невидимая посторонним, но отлично действующая система снабжения, обеспечивающая его сторонними ценностями. Конечно, он платил сторицей, но и к нему будто по десяткам трубочек притекала информация, он ее как бы переваривал, впрыскивая свою порцию.

В голове настойчиво возникал образ паука. Что ж, пусть! Этот неприятный образ лучше держать при себе. Но своей порцией он все же заметно инициировал события в разных концах паутины.

И на службе он нужен. Фирмиан ценит его высоко, ибо Вольта — неплохая приманка для компетентных специалистов. Сильные тянутся к сильным, кто ж поедет в дыру с безликими статистами? Вот-вот с подачи Вольты успешно закончится нехитрая, но полезная комбинация с врачом Галетти: вроде бы удалось сманить сюда из Флоренции известного акушера-гинеколога.

Высокое общество Павии наверняка оценит полезное нововведение, ибо речь идет о здоровье матрон, о появлении на свет их детей и внуков. Сейчас женщин приходится возить в Рим, Милан, Турин, но с негодной практикой пора кончать. Слов нет, как умно и ненавязчиво потрафил граф с подчиненным влиятельному нобилитету.

Незаметно окончился год, близок день рождения. По-привычке подводя итоги, Вольта задумался: как бы заранее отбирать главное из наваливающейся суеты? Впрочем, немыслимо: заранее нельзя было предвидеть поездки в Тоскану, а там проезда мимо горящей земли. Если б он не сделал электрометра с соломинками и не разослал ого описания знакомым, то Тинан не смог бы провести опыта с монетой, пытаясь добиться полной разрядки лейденской банки. Так что якобы ненужное вплетено в единую цепь событий, изменить которую нам вряд ли по силам, а наше дело сводится к извлечению полезного из всего потока, протекающего через сознание, чтоб акцентировать внимание на особо полезном и склонить судьбу и желаемую сторону.

Четвертая дюжина лет ушла на светские и личные дела. Способного профессора пригласили в Петербург, но он отказался. В ходе нескольких поездок по Европе Вольта сошелся со многими светилами науки, но, пока он разъезжал, умерли близкие ему люди. Его вводят в академии разных стран, но в то же время из университета изгнали брата, сам Вольта думает об отставке, не ладятся сердечные дела. Он трудится, как мощная научная машина, но заметные результаты приносят лишь начало и конец этого периода: создание электрометра с соломенным указателем и конденсаторным усилителем и новое истолкование опытов Гальвани по «животному электричеству».

1781 год начался обычными заботами. Львиная доля времени уходила на оснащение кабинета приборами, деловые встречи с Фирмианом, установку оборудовании вместе с безотказным аббатом Ре. Приходилось доказывать, чем хороши парижские машины («элегантны, прекрасные клапаны, хрустальные, словно венецианские, стекла»), какие приборы непременно нужно заказать, где их монтировать, как оплачивать поставки, как вывезти из Генуи аппараты, доставленные из Лондона шведской шхуной «Фреден» («всего три месяца, как заказаны Магеллану, и уже здесь!».

Снова Лорна из Вероны сообщает про свое: публикации будут нечастыми, печатать будем лучших людей, а члены нашей академии и твои коллеги Спалланцани и Фонтана наконец-то одобрили статью о горючем газе, через два месяца будешь держать в руках. Не забыть порекомендовать Фирмиану своего ученика Иосси, сейчас он учит грамматике в Комо. Его Вольта характеризует как хорошего физика.

К весне смонтировали и запустили в ход удивительные машины: двойной планетарий с зубчатыми колесами («получен через Магеллана за 40 гиней;[15] с годовым движением планет: ни у кого нет, кроме университета в Турине»), прибор Соссюра по вариациям склонения магнитных стрелок («есть только в Женеве»), папинов котел («через Ландриани, возможно, что такой же имеется в Вене»), новую силовую машину Атвуда. В кабинете появились оптические приборы Гравезанда («по 12 гиней!»), большая зажигательная линза («за 25 гиней, такая только у императрицы российской!»), микроскопы, камеры-обскуры, пинты Архимеда, демонстраторы вращения, удар» и инерции, плотности и угла отражения, свободного падения и отскока, движения шарика по циклоиде и вытекания водяных струй по параболе, а кроме того магниты, эолопилы, весы, рупоры, электрические машины и многое другое.

Все эти сверкающие новинки исправно включались, постукивали и щелкали, удивляя невиданной мудростью поведения. Сравниться с ними могла разве только знаменитая утка механика Вокансона, которая махала крыльями, крякала, наклонялась, вытягивала шею, пила, глотала зернышки и ими же испражнялась. Но ее сделали уже давно (1741) и в Париже, где за три-четыре года до того швейцарцы отец и сын Дрозы исхитрились построить пианиста, художницу с кистью и железного мальчика, пишущего пером. Посетители Вольтова кабинета заодно вспоминали другие диковинки механики — шахматного робота Кемпелена, побеждавшего умелых шахматистов (правда, знаменитый железный игрок был обманом — внутри ого сидел небольшого роста человечек), колесо Орифириуса, вечно крутящееся, и недобрым словом поминали консерватизм парижских академиков, запретивших в 1775 году даже думать о вечных двигателях.

Вольтовы машины Пыли рядом, с их помощью не просто удивляли, а вразумляли и объясняли, «секреты» природы открывались посетителям, а не со стороны поражали их воображение. Вот почему все чаще появлялись делегации и сиятельные посетители. В мае побывала герцогиня Пармская, чтоб взглянуть на опасных конкурентов в гонке к Просвещению. Она сообщила, что Вокансон строит флейтиста (через год старый мастер умрет), а Кемпелен — пишущую машинку, но придется ждать, а потом ехать за границу, в то время как мы сами можем удивлять мир!

И точно, в июне пожаловала русская княгиня Дашкова с эскортом. «Покажите все, конечно лично, это чрезвычайно важно», — паниковал Фирмиан, засыпав депешами. Высокая гостья прибыла с двумя детьми и немалой свитой. Вольта показал свой зал, многие экспонаты в действии, опыты с газами, а после обеда химические реакции, электрофор и пистоль. Потом Спалланцани провел визитеров мимо окаменелостей музея естественной истории, и посещением ботанического сада экскурсия завершилась.