И в этой насквозь демагогической фразе мы опять видим обычное социалистическое неразличение. Чья жизнь? И чье имущество?

Почему жизнь преступника ценнее имущества законопослушного человека, который это имущество заработал? То есть вас грабят или, ухмыляясь в лицо, выносят ваши вещи из квартиры, а вы ничего не можете сделать, даже имея законное оружие? Почему бы тогда просто не объявить все вещи общими — это будет вполне по-коммунистически. И отчего нормальные люди должны мириться с подобным коммунизмом? Тем более что речь ведь идет не только о вещах. Но о чем-то гораздо большем…

История первая. Реальная. Послевоенный полуголодный нищенский СССР. Бедная семья, оставшаяся без кормильца. Мать, которая выбивается из сил, чтобы накормить детей. И девочка, у которой никогда не было никаких игрушек; она всегда с завистью смотрела на детей, родители которых могли позволить себе купить игрушки. Особенно эта девочка любила кукол. Она издалека смотрела на тех счастливиц, у которых были куклы, и безумно, безумно хотела и мечтала о большой розовой кукле, вместе с тем понимая, что никогда, никогда у нее такой не будет. Потому что у матери нет на это денег. Им и на еду еле-еле хватает…

Куклы часто снились девочке ночами. А днем она порой ходила к витрине «Детского мира» и долго смотрела на кукол, представляя, как могла бы играть с этой куклой или вон с той, как укладывала бы спать, разговаривала с ней и берегла от превратностей жизни.

И однажды случилось чудо. Каким-то образом мать наскребла, накопила денег, чтобы на день рождения купить дочери куклу. Не самую дорогую, но настоящую — прямо с полки «Детского мира». Не знаю, как ей это удалось. И дочь, которая, став уже взрослой, рассказывала эту историю, тоже не знает, поскольку тогда была еще маленькой и не спросила.

Настоящая кукла! Это было похоже на сошествие живого бога! И это осталось самым ярким воспоминанием девочки на всю оставшуюся жизнь. Не буду говорить, как любила и берегла девочка эту куклу. Как ни на минуту не расставалась с ней. Как утром просыпалась счастливой, потому что вспоминала: у нее есть то, о чем она так долго мечтала.

Но однажды во дворе какой-то оборванец вырвал у нее из рук куклу и убежал. Девчачья кукла была ему не нужна, он сделал это, как говорят юристы, из хулиганских побуждений. Переживала ли мать, которая с таким трудом, обделяя себя, наскребала деньги на куклу дочери, я не знаю. Но я знаю, что случилось с девочкой. Она, по ее собственным воспоминаниям, «плакала без перерыва две недели и не могла ни о чем говорить, кроме этого». Вы представляете, что это такое, когда ребенок плачет две недели, отказывается от еды и худеет на глазах?

Вот что такое вещь.

Вещь — это продолжение человека. Порой такое же неотъемлемое, как рука. И такое же болезненное. Как разумные существа, мы окружены вещами, а не бегаем голыми по саванне, словно дикие звери. Вещи делают нас разумным видом.

И тот, кто покушается на наше имущество, покушается на то, что делает нас человеком.

А вот еще одна история. Тоже реальная. Каждый год по весне жители небольшого дачного поселка с болью в сердце приезжали в свои летние обиталища. Потому что за зиму они оказывались начисто разграбленными. Тащили все — тазы, ложки с вилками, печки, выдирали проводку, выбивали двери и высаживали окна. Каждый сезон начинался для дачников с восстановления разрушенного. Они задыхались от ненависти к этим ворам, что понятно: каково это — видеть, как все, созданное твоим трудом и руками, подверглось поруганию, уничтожению, разграблению?.. Кто-то зарабатывает, а кто-то с наглой ухмылкой отбирает. В глазах потемнеет от гнева!

И однажды жители поселка скинулись и наняли сторожа с двустволкой на зимний период. Зимой пришли воры — наглые, циничные. Это были пацаны лет 15–18 из соседнего поселка. Старик-сторож с ружьем преступников не испугал: они знали, что их преступные жизни защищены законом, в отличие от имущества, здоровья и нервов обычных граждан. Поэтому они просто послали сторожа куда подальше и продолжили начатое. Сторож выстрелил. Один из малолетних ублюдков упал замертво, а остальные мгновенно разбежались.

Разбежались. Почему? Почему эти твари до выстрела вели себя нагло и вызывающе, оскорбляли сторожа, а после выстрела картина кардинально изменилась? Потому что животные понимают только силу, только страх. А не уговоры. Не зря селяне вешают над полем дохлых птиц — чтобы отпугнуть живых вредителей.

Каков же итог этой истории? Сторож, убивший преступника, был осужден. Дачники носили сторожу передачи в КПЗ, скинулись ему на адвоката. Ничего не помогло. Посадили человека ни за что. Потому что для нашего гребаного государства жизнь и здоровье преступника гораздо важнее спокойной жизни и имущества законопослушных налогоплательщиков. Впрочем, это мы уже поняли, когда проходили тему о травматическом оружии. Помните? Один наш сострадательный министр в юбке подписал директиву о том, что травматическое оружие не должно причинять вред преступнику в виде «длительного покраснения кожи». Директива, помимо этого, запрещает более чем на 10 минут огорчать преступника (изменять его «психоэмоциональное состояние»).

Какая забота об убийцах и насильниках! Слава России!..

Но я с такой заботой не согласен. Как, впрочем, и всякий иной непреступник, на интересы которого покушаются преступники — при поддержке государства. Я считаю, что человек, который покушается на вашу вещь, фактически покушается на вашу жизнь, точнее говоря, на ту часть вашей жизни, которую вы потратили на зарабатывание этой вещи. Он отнимает кусок вашей прошлой жизни. И будущей, учитывая ваши сожженные нервы, которые отгрызут у вас лишний год жизни не хуже той сигареты, о которой медики говорят, что она сокращает наше бренное существование. Испорченные нервы делают это не хуже яда. Известны случаи, когда матери умирали, не пережив смерть своего ребенка. Вот что такое нервы. Вот как они могут сократить жизнь. Конечно, украденные деньги и разрушенная дача — это не потеря родственника и сразу вас не убьет, но пару лет жизни точно отнимет…

Телевизионный репортаж о дачной истории, в которой сторож убил из двустволки преступника и сел ни за что в тюрьму, ведущий прокомментировал так:

— И правильно посадили, потому что жизнь человека ценнее, чем старые тазики.

Скотина… Кто ему сказал, что мой старый тазик не ценнее преступной жизни? Кто должен определять стоимость и важность вещи? Только ее хозяин! Только он знает, какой ценой досталась ему та или иная вещь и что она для него значит.

Благодушные маниловы любят поговорить о святости человеческой жизни — до тех пор, пока лично у них не угнали тачку или не изнасиловали дочь. И только потом они прозревают, понимая простую вещь: болтовня о святости человеческой жизни — преступная демагогия. Потому что люди — разные. Жизнь человека вполне может иметь и отрицательную ценность. Если вы усомнились в этом хоть на мгновение, вспомните Чикатило.

Поэтому новую заповедь даю вам! Отныне свята не только и не столько жизнь человека. Священно его право на имущество. Имущество должно быть так же незыблемо, как здоровье и жизнь. А иногда и больше. Потому что порой вещь важнее здоровья. Царапина заживет. Сломанная кость срастется. А уничтоженная редкая картина известного художника пропадает безвозвратно, ее уже никто не вернет. Серьги старинной работы, доставшиеся вам от прабабушки и украденные каким-то узколобым ублюдком, вам никто не вернет.

Это совершенно иная идеологема! Принципиально иная. И она, как ни парадоксально, более гуманна, чем прежняя, гласящая о святости какой-то там абстрактной, неизвестно чьей жизни. Римское право конкретно и жестко защищало имущество личности. И потому сам гражданин римской республики был лицом неприкосновенным. Римское гражданство ценилось и было предметом вожделения всей ойкумены.

А потом пришел маргинальный социалист Христос, который по-маниловски начал плести ахинею о непротивлении злу насилием и подставлении правой щеки тому, кто тебя охреначил по левой. В результате этой сверхчеловеческой и на первый взгляд супергуманной идеологии пролились моря крови…